– А потомки этих предков вообще не работают! Черноглазые либо сидят на пособиях и курят бесплатную травку, либо входят по квотам в управляющий менеджмент компаний, где могут позволить себе наркоту подороже. Выгляните на улицу, Анджей! Вам нравится, до чего они довели наш город?

– Вообще-то, Штефан, – мягко сказал седой, – сегодняшний кризис спровоцирован именно вами. Разве не «голубая гвардия» потребовала «новый общественный договор»?

– Только «мирное крыло», – раздражённо ответил отец Лорены, – соплежуи интеллигентские. Мы, настоящие гвардейцы, сразу сказали, что будет только хуже.

– Вот видите, – улыбнулась присевшая за столик к ребятам Лорена, – и так каждый раз. Спорят, спорят…

– А что за «новый общественный договор»? – поинтересовался Данька.

– Вот, посмотрите, до чего вы довели нашу молодёжь, мадам Уни! – сказал сердито Штефан. – Они вообще не знают, в каком мире живут!

– Мальчик, разве можно настолько не интересоваться тем, что происходит вокруг? – спросил Анджей.

– Мы… долго отсутствовали, – уклончиво ответил парень.

– «Новый общественный договор», молодой человек, – сказала назидательно Уни, – это попытка разрешить накопившиеся противоречия в обществе путём законодательной реформы. Его суть в том, что исторические претензии людей с меланиновым преимуществом обоснованы, и они имеют право на компенсации…

– Слюнтяи и пораженцы! – буркнул Штефан. – Это истерические, а не «исторические» претензии!

Мадам Уни покосилась на него неодобрительно.

– Люди с высокой пигментацией радужки, – продолжила она ровным учительским тоном, – получали право на пожизненное пособие, равное полуторному прожиточному минимуму. С ежегодной индексацией на уровень инфляции. Однако взамен отменялись все нефинансовые преференции: управленческие и культурные квоты, интеллектуальный гандикап…

– Что это? – не сдержалась Василиса.

Мадам Уни строго посмотрела на неё и выдержала укоризненную паузу, но всё же ответила.

– Носители эмоционального интеллекта, как известно всем, кто не прогуливает школу, – она буквально пронзила Василису учительским взглядом, – не оцениваются по балльной системе и не сдают экзаменов, потому что низкие оценки по естественным и точным предметам являются меланиновой дискриминацией. Однако они получают аттестаты общего образца, на основании которых могут поступить в высшие учебные заведения, где с некоторых пор действует аналогичное правило. Это и есть «принцип интеллектуального гандикапа». Сторонники «Нового общественного договора» предлагали его отменить, вернувшись к политике равных, но не преимущественных возможностей. Они оправдывали это необходимостью объективных оценок квалификации в критически важных областях знания – медицине, инженерии, юриспруденции и так далее. Парламент склонялся к принятию закона. Кто скажет, почему?

Мадам Уни задала вопрос с такой интонацией, что Анджей поднял руку, как школьник. Видимо, рефлекторно. Уни разрешительно кивнула.

– Потому что альтернативой становилось снижение уровня жизни для всех. Из-за политики квотирования руководящих должностей и интеллектуального гандикапа у голубоглазой молодёжи резко снизилась мотивация к учёбе и труду, что начало сказываться на экономических показателях.

– Спасибо, Анджей. Что было дальше? Штефан?

– Эти черноглазые уроды устроили бунт! Жгли машины, били витрины, разнесли к чертям полгорода, обнесли кучу магазинов, а что не разграбили, то засрали…

– Совершенно верно, – мадам Уни поморщилась от формулировок, но кивнула. – Противники принятия закона вывели на улицы представителей маргинальных низов. Они заявили, что технический прогресс – изобретение голубоглазых угнетателей, нужный только для унижения людей с меланиновым преимуществом. И что они прекрасно обойдутся без него.

– Лишь бы нам нагадить! – снова вклинился Штефан.

– На самом деле, – сказала мадам Уни, – уличный протест был организован новыми бизнес-элитами черноглазых. Депутаты получали множество личных угроз, парламент во время голосования окружила толпа протестантов – закон не приняли.

– Ха! Если бы только это! Нет, Уни, расскажи детям, чего они потребовали!

– Сторонники политики квотирования выдвинули встречный законопроект, – продолжила свою лекцию учительница. – Они предложили ограничить образовательные программы тем уровнем, который комфортен для восприятия меланиновым большинством, потому что преподавание точных наук создаёт предпосылки для интеллектуальной дискриминации. Также они потребовали законодательного закрепления «меланинового приоритета», который утверждал, что любую должность в любой области голубоглазый претендент может получить только в том случае, если на неё нет кандидата с высокой пигментацией радужки. Проект выглядел настолько одиозным и разрушительным для общества, что его даже не собирались всерьёз рассматривать, однако его сторонники снова вывели людей на улицы. Они окружили парламент и заявили, что не выпустят депутатов, пока те не примут закон…

– Закон о голубоглазом рабстве! – возмущённо сказал Штефан.

– Это ваша Спасительница так говорит? – иронично спросил Анджей.

– А вот её ты лучше не касайся! – набычился отец Лорены. – Не твоё это дело.

– Ну конечно, не моё! Ведь меня совсем не коснулись результаты всеобщей забастовки, которую придумала эта девочка! – он обвёл рукой вокруг, видимо имя в виду отключённый свет, неубранный мусор, нерасчищенный снег и прочие признаки неблагополучия.

– И правильно придумала! – сказал Штефан. – Пусть попробуют, каково жить без нас!

– Знаешь, что, Штефан?

– Что, Анджей?

– Им это нравится! Они громят магазины, грабят голубоглазых и прекрасно обходятся без электричества, потому что в темноте это делать проще. От вашей забастовки страдаем в первую очередь мы сами.

– Посмотрим, как они запоют без отопления!

– Это следующая гениальная идея вашей Спасительницы? А я тебе скажу, как они запоют. Они ворвутся в наши квартиры, вынесут из них мебель, разведут из неё костры в бочках и будут плясать вокруг них, покуривая травку. Да, петь они при этом тоже будут. Они всегда поют, когда курят.

– Тебе не понять, Анджей. Она отмечена Искупителем.

– Штефан, у неё просто синие глаза.

– А, что с тобой говорить… – отмахнулся отец Лорены.

Василиса видела, что Данька очень внимательно слушает разговор, а значит, про синие глаза не пропустил.

– А как можно увидеть Спасительницу? – спросил он.

– Никак, – решительно сказал Штефан. – Черноглазые ублюдки разыскивают её повсюду. Эти дикари считают, что она ведьма.

– А вы, считающие её Спасительницей, конечно, образец просвещённости, – хмыкнул Анджей. – Эта девочка – просто носитель редкой хроматической мутации радужки. Вон, видишь, у девочки глаза скорее зелёные, чем голубые? – он указал на Василису. – Так случается.

– Ты её не видел, Анджей. Не стоял рядом. Не чувствовал, как вокруг неё меняется мир. Она избрана, и я это знаю.

В этот момент дверь кафе распахнулась от грубого пинка, и внутрь ввалились пять человек. «Так вот какие они, «черноглазые», – подумала Василиса.

Кроме тёмных (скорее, густо-карих) глаз, вошедшие отличаются смуглой кожей и чёрными волосами. В остальном – обычные лица. А вот выражение этих лиц Василисе не понравилось. Эти люди явно пришли не с добром.

– Так, немочь бледноглазая, – сказал вошедший первым, – быстренько выкладывайте всё из карманов на стол. Для вас пришло время выплаты компенсаций. Если поспешите, мы, может быть, не сожжём это заведение. Но это не точно!

Остальные засмеялись – неприятным, подвывающим смехом, как гиены в пустыне. Глаза их блестели, руки суетливо подёргивались.

– Они под веществами, – тихо сказала Лорена. – Лучше отдайте им деньги.

– Чёрта с два! – громко заявил её отец. – Проваливайте, черноглазое отребье, пока я не засунул ваши тупые бошки в ваши смуглые жопы!