– Нет, конечно. Я всё-таки не настолько странная. Просто заработалась, а потом увидела на камере, что ты уже приехал. Я как раз камеру настраиваю, а то из рубки обзор только вперёд. Решила выйти и сказать, что я переоденусь и буду готова. Поднимешься на борт?
– А можно? Капитан не будет против?
– Можно, я думаю. Тем более, что на борту никого, я тут старшая по званию.
– Круто. Я никогда не видел волантер внутри. Да что там – никто не видел!
– Тогда пошли, – махнула рукой девочка.
Они прошли по коридору мимо дверей кают.
– Вот здесь я живу, – сказала Васька. – Внутрь не приглашаю, потому что у меня жуткий бардак. А вот кают-компания. Подождёшь меня тут?
– А если кто-то придёт?
– Скажешь, что мой гость. Они не кусаются. Впрочем, вряд ли кто-то придёт, у нашего штурмана дети родились, сразу трое. Куча хлопот, все ему помогают. Ты предпочитаешь вежливо или быстро?
– В смысле?
– Вежливо предложить тебе чаю, быстро – пойти переодеться.
– Тогда быстро. Чаем нас и так напоят.
– Отлично, жди здесь.
Василиса исчезла в коридоре, оставив парня разглядывать интерьеры.
Вернулась одетая в рубашку и джинсы, со слегка влажными после душа волосами.
– А ты быстро, – удивился Данька. – Я думал, будешь час красоту наводить.
– А надо было наводить?
– Нет, ты и так симпатичная.
– Да, мне говорили, – кивнула Василиса, – хотя я себе не очень нравлюсь. Нос, щёки, веснушки…
– Веснушки – это здорово!
– Когда они не у тебя на носу. Я бы своими охотно поделилась. Пойдём?
– Пошли. У вас тут красиво!
– Слишком пафосно, на мой взгляд, – сказала Василиса, спускаясь по трапу, – вся эта бронза… Мы думаем, это был прогулочный вип-лайнер, поэтому трюм крошечный, а каюты огромные. Лучше бы наоборот. В моей можно в футбол играть.
– Какая ты практичная!
– Ох, я опять веду себя не как нормальная девочка? Мне тетя Симза в таборе постоянно выговаривала, что если я не исправлюсь, то мама не сможет меня выдать замуж! Потому что девочки так себя не ведут. Но я что-то не очень хочу замуж. Не сейчас, уж точно. Кстати, я тебя весь день проклинала, надеюсь, тебе икалось.
– За что? – удивился Данька.
– Песня твоя дурацкая привязалась насмерть. Ползаю в трюме, протягиваю сигнальный кабель от камеры, и пою, как дура:
Что нам делать с пьяным матросом,Что нам делать с пьяным матросом,Что нам делать с пьяным матросом,Этим ранним утром?Может, увлечь его соцопросом,Чтоб озадачить внезапным вопросом,И засосать его пылесосом,Этим ранним утром?
– Отличные слова! Сама придумала?
– Ага. Я английский не очень хорошо знаю, а песня никак не отлипает, пришлось на ходу выдумывать:
Может, закрыть его шлюзовой дверью,И просверлить ему голову дрелью,Чтоб оснастить пулемётной турелью,Этим ранним утром?
– Вот такие глупости у меня в голове, – вздохнула Васька.
– Мне нравится! – заявил Даниил. – Надо обязательно Сеньке спеть. Он будет в восторге.
– Кому?
– Ах да, я же забыл сказать! Мы идём в гости к Сене и Ирке. Они пара, живут вместе. Сенька любит петь всякую ерунду под гитару, ему твоя песня точно понравится.
– Вдвоём живут? А сколько им лет?
– Ирка моя ровесница, ей семнадцать. А Сеня – не знаю точно. Но старше. Здесь совершеннолетие с шестнадцати, из-за корректоров.
– Ты сказал «корректоров»?
– Ну да. Блин, всё время забываю, что ты тут недавно. Да не напрягайся, Сеня с Иркой забавные. Вот, мы уже пришли.
***
Красивый старый дом викторианского стиля, тяжёлые дубовые двери ведут на широкую сумрачную лестницу. Второй этаж, дверь налево, поворотный звонок издаёт мелодичный бронзовый «бряк-бряк».
– О, привет, Данька, – высокий, худой, какой-то дёрганный, с нервным узким лицом парень.
– Здорово, Сень. А это…
– Девчонка с дерижопеля по прозвищу «Василь Иваныч». Я в курсе.
– Меня так только папа зовёт, – недовольно сказала Васька, – юмор у него флотский. А ты откуда знаешь?
– С главмехом вашим общался насчёт одного устройства. Да проходите вы, что встали? У меня чайник как раз на подходе…
В квартире всё узкое и высокое – потолки метра четыре, но в коридоре можно коснуться обеих стен одновременно. В гостиной старые скрипучие кресла, низкий столик, камин с остывшим пеплом внутри, деревянная обшивка каменных стен, вычурные бра и бархатные шторы на стрельчатом мозаичном окне от пола до потолка.
– Какая странная архитектура! – сказала Василиса.
– Да пофиг, – отмахнулся Сеня. – Это ж не наше, это Ирке Школа выделила, когда она наотрез отказалась в общежитии жить. Тут, в Центре, до черта пустого жилья, можно было выбрать что-нибудь менее готичное, но ей нравится, а мне всё равно. Я и не в таких местах жил.
Он снял с небольшого горящего примуса медный начищенный чайник и внезапно заорал в глубину квартиры:
– Ирка! Выползай из норы! У нас гости!
Где-то зловеще скрипнула дверь, из тёмного коридора послышались лёгкие шаги.
Ирка оказалась девушкой, выглядящей моложе своих семнадцати, – хрупкой, тонкокостной, почти прозрачной. Футболка на несколько размеров больше с мрачным принтом и мешковатые бесформенные штаны только усиливают это впечатление. На лицо свисает радикально чёрная чёлка с одной красной прядью, глаза закрыты беспросветно чёрными очками с боковинками – точно такими же, как у Даниила, – губы подведены тёмной помадой, в крыле тонкого прямого носа колечко пирсинга.
В руке у девушки кисть, худые руки испачканы краской.
– Привет, народ! – сказала она, глядя между ними. Очки не позволяют понять, куда направлен взгляд. – Подождите пару минут, ладно? Мне надо несколько мазков ляпнуть, а то краски сохнут. Заодно зацените очередную мазню, скажете, какая я бездарность. А то Сенька всё время врёт, что ему нравится.
Она развернулась и исчезла в сумраке коридора. Где-то там проскрипела и гулко хлопнула дверь.
– Явление Ирки народу! – засмеялся Данька. – Не пугайся, Вась, она всегда такая.
– И вовсе я не вру, – буркнул обиженно Сеня. – Она клёво рисует. Я ни хрена в этом не понимаю, но мне нравится. Шизовато, конечно, ну так и жизнь у нас… Чаю кому?
Чай налили всем. Сенька принёс откуда-то блюдо с пирожками.
– Если вы, барышня, рассчитывали на ужин, то извиняйте, – сказал он Василисе. – Мы с Иркой живём как птички божии – поклюём, что попадётся, и дальше летим. Хозяюшка из неё никакая, да и я по другим делам. Хорошо, что кондитерская рядом.
– А можно не на «вы»? – спросила Васька. – Мне как-то неловко.
– Просто фигура речи, – отмахнулся парень. – Не бери в голову. Обращение «барышня» требует куртуазии. Так-то я гопник невоспитанный, детдомовский, просто притворяюсь. Это Ирка у нас из мажоров.
– Передо мной не надо, я не аристократка, – улыбнулась Василиса. – Просто младший механик с волантера. Могу только завидовать чужим талантам, сама и котика не нарисую.
– Зато песни сочиняет! – заявил Данька. – Сень, у тебя гитара далеко?
– Сейчас принесу.
Он встал и удалился в коридор, тут же растворившись среди мрачных теней этого готического особняка.
– Ну зачем ты? – укоризненно сказала Василиса Даньке. – Это просто плохо рифмованная чушь. Мне стыдно будет.
– Поверь мне, всё будет отлично. Я серьёзно, вот увидишь.
Сеня принёс потертую гитару вида скорее стройотрядовского, чем академического. На такой надо лабать в пьяном угаре три аккорда в ми-миноре у костра, но он пробежался по струнам затейливым перебором не без изящества. Подтянул колок, пробежался ещё раз и вопросительно посмотрел на Даньку.
– На мелодию Drunken sailor, но чуть в другом ритме. Давай, Вась, напой.
