На третий день после возвращения я получила букет роз и коробку конфет. К ним была приложена записка: «Мне так жаль. Пожалуйста, прости меня. Джо».

Подумав о Джо и о том, что он должен был испытывать, я зарыдала. Он, наверное, сгорал от вины за нанесенный мне удар и мучился из-за обмана Руби. Но ей я сочувствовала гораздо больше.

Если по радио начинали передавать песни вроде «Погоди немножко, мистер япошка» или «Найдем желтого парнишку и будем его бить, пока не станет красным, белым и синим», я выключала радио и сидела в полной тишине. Моей лучшей подруги больше не было рядом, и я ничего не могла с этим поделать.

Я собрала все ее вещи и упаковала в чемодан. Вытащила из-под кровати коробку, в которой она хранила деньги, и спрятала вместе с моими. Мне одной такая квартира была не по карману, и спустя пять дней после возвращения я предложила Иде переехать ко мне. Не могу сказать, что мы с ней были подругами, но она приняла мое предложение с той же готовностью, с которой я в свое время согласилась на предложение Руби.

Всего через несколько часов после нашего разговора она уже ввалилась в комнату Руби с двумя чемоданами и несколькими безделушками.

Ида оказалась не худшей соседкой, маленькой и милой, и нравилась всем молодым людям. Вот только она продолжала встречаться с Рэем Бойлером, несмотря на все предостережения, и по выходным они устраивали в ее комнате настоящие дебоши. Этот человек пугал меня, но Ида каждый раз говорила, что он приезжает только раз в четыре недели. Его визиты радовали меня не больше ежемесячных приездов тетушки Фло, но приходилось с ними мириться, потому что я тогда не выносила одиночества.

На восьмой день пришла Элен с Томми. Наш разговор ходил кругами.

— Кто мог так поступить с Руби? — спрашивала Элен.

— Ума не приложу. Кому это могло понадобиться? — отвечала я.

— Люди бывают такими жестокими…

И мы снова возвращались к тому, с чего начали, не приближаясь к ответам на эти вопросы.

Утром десятого дня Чарли принес домашнего супа, который приготовила его мать, и напомнил, что обещал прибавку к жалованью тому, кто получит роль в фильме. А в полдень я получила короткую записку от Джо:

«Дорогая Грейс,

У меня нет слов, чтобы описать, как я корю себя за то, что сделал с тобой, но я надеюсь, что ты согласишься встретиться со мной. То, что я хочу сказать, я должен сказать лично. Давай встретимся 12-го в полдень в „Фостере“.

Прошу тебя, не отказывай, хотя я пойму, если ты решишь именно так и сделать.

Джо».

За эти полторы недели он мог бы позвонить или зайти в любой день. То, что этого не произошло, свидетельствовало о силе его переживаний.

В назначенный день я оделась, причесалась, слегка накрасилась, чтобы скрыть следы синяков на лице. В «Фостер», то же самое заведение, куда Джо пригласил меня после инцидента на острове Сокровищ, я приехала на такси. Я не знала, как отнестись к его выбору места встречи. Неужели это у нас вошло в традицию? Или он просто хотел признать свои ошибки в месте, которое уже считал собственной исповедальней?

Официант проводил меня за столик. Когда я подошла, Джо встал мне навстречу. Он выглядел таким пристыженным и жалким, как только может выглядеть человек. Он не обнял меня и не поцеловал в щеку, как делал обычно. Возможно, он не знал, как я на это отреагирую. И, даже не дав мне шанса поприветствовать его, начал извиняться.

— Мы можем сесть? — перебила я его.

Этот вопрос ошеломил Джо, и он смутился еще сильнее, хоть это и казалось невозможным. Он обошел стол и помог мне сесть. Устроившись напротив, он посмотрел мне прямо в глаза. Вот таким он был человеком. Допустив ошибку, он был готов за нее ответить.

— Мне и раньше случалось драться, но никогда в жизни я не поднимал руку на девушку, — сказал он. — Я — сволочь, и мне очень жаль, что тебе пришлось стать громоотводом для моей злости. — Он опустил голову. — Вот только я не знаю, что сделаю, если снова увижу Руби. И за это я себя ненавижу.

— Джо, я не хочу сейчас говорить о Руби. Я хочу поговорить о том, что ты меня ударил.

Когда он снова начал извиняться, я подняла руку, чтобы остановить его.

— Мы давно дружим, — сказала я. — Но есть вещи, которых ты обо мне не знаешь. Если ты можешь быть со мной честным, то и мне стоит быть честной с тобой. Вот только это очень непросто, Джо…

— Просто скажи правду. Что бы это ни было — я выдержу.

Пришла моя очередь смотреть прямо ему в глаза.

— В детстве меня избивал отец. Поэтому я и сбежала из дома.

— О боже, Грейс! — произнес он в ужасе, вновь осознавая свой поступок. — Должно быть, я тогда напомнил тебе отца.

— Ты совершенно на него не похож, но это не значит, что твоя вспыльчивость меня не пугает. То, что произошло на острове Сокровищ и в Голливуде, отчасти случилось и по моей вине. Я сама встала на твоем пути, когда ты был зол. Это я понимаю. Но я больше не буду этого делать. Не смогу. И я не могу быть рядом с человеком, который может меня ударить.

— Если бы я мог хотя бы предположить, что подобное может случиться, то и близко не подошел бы к тебе, — сокрушенно произнес он.

— Ты обещаешь, что такого больше не повторится?

— Клянусь.

После этих слов я потянулась и накрыла его руки ладонью. Некоторое время мы так и просидели молча, касаясь друг друга.

Поправившись, я заменила Руби в номере, который стал гвоздем программы. Чарли объявлял меня как «Восточная Танцовщица, звезда ожидаемого фильма „Алоха, мальчики!“».

Публика пришла в восторг от моих длинных алых накладных ногтей, а газеты называли их элегантными и выразительными. Когда у меня спрашивали, как я добилась того, что они стали такими, я отвечала: «Специальной техникой и упражнениями!».

Гримерная была уставлена букетами, Чарли теперь платил мне огромные деньги, и я вполне могла бы сама оплачивать квартиру, но я позволила Иде остаться со мной. Мне было одиноко, а она меня развлекала.

Ида сходила на мюзикл «Оклахома!» и, вернувшись, то и дело кружилась по квартире и распевала «Я не могу сказать „нет“». Я называла ее Да-Энни, вместо Эдо Энни. Мы обе радовались и дурачились.

Ида вполне заслуживала звание Девушки Победы, поглощая внимание моряков и мартини с одинаковым энтузиазмом. Она была осторожнее в те дни, когда приезжал Рэй, но он все равно был каким-то коварным, скользким и не внушал доверия, к тому же от него постоянно веяло угрозой.

Как говорят, «не было бы счастья, да несчастье помогло», но я убедилась, что это высказывание верно и в обратную сторону. В моей жизни случился прорыв ценой крушения жизни моей лучшей подруги, поэтому не удивительно, что вскоре появились слухи о том, что именно я донесла на Руби, и я стала мишенью для злословия.

— Ты всегда хотела быть звездой, гвоздем программы! — шипела Беси, старшая из сестер Лим.

— Ты гримировала Руби, прислуживала ей, — напоминала Эстер. — Вот тогда ты ее и возненавидела.

Однажды я вошла в гримерную и услышала, как Элен доверительно сообщала другим девушкам:

— Грейс была готова на все, что угодно, лишь бы стать звездой в Голливуде. Говорят, это она обманным путем вынудила Руби взять ее тогда с собой.

— Ты же знаешь, как было на самом деле! — воскликнула я.

— Я всего лишь пересказываю, что услышала, — сказала она, смутившись.

— Ну как же так, Элен, как ты можешь сплетничать обо мне!

— Да, ты права. Мне жаль, — пробормотала она, но было уже поздно.

Я видела по лицам девушек, что они больше мне не верят. Единственным человеком, который встал на мою защиту, оказалась Ида.

— Ты так говоришь, потому что живешь с Грейс в ее шикарной квартире! — огрызнулась одна из новеньких девушек.

Ида, которая никогда особенно не любила меня, присмотревшись ко мне в повседневной жизни, поняла, как тяжело я переживала случившееся с Руби. Или же она просто оказалась прекрасной актрисой. Однако девушки продолжали на меня наговаривать, и последней каплей стала выходка Ирен.