Его кулаки расслабились, снова сжались, он еще раз посмотрел на Руби и выбежал из комнаты.

Руби тут же бросилась ко мне.

— Поверить не могу, что ты закрыла меня собой. Ты цела?

Я кусала губы, чтобы не стонать от боли. Руби помогла мне сесть на стул и встала рядом с ним на колени.

— У нас совсем мало времени, — тревожно зашептала она.

Я сделала вдох, чтобы ответить, но тут же сморщилась от боли.

— Беги за ним! — просила она меня. В это время в гримерную вошли агенты ФБР. — Пожалуйста, иди за ним. Пожалуйста… Ему очень нужно, чтобы рядом кто-то был…

Она сжала мои колени, затем поднялась и повернулась лицом к агентам. Я бросилась к двери.

— Прощай, Грейс.

— Прощай, Руби.

Я нашла Джо у фонтана. Его трясло.

— Каким же я был дураком! — с отвращением выдавил он. — Выходит, заслужил.

Мне было больно говорить.

— Ты не дурак, и ты этого не заслужил.

— Ты знала? — Он заставил себя посмотреть на меня. Вздохнул. — Ну конечно, ты знала. Держу пари, что Элен тоже. Вы, трое…

— Мы умоляли ее все тебе рассказать.

Он молча смотрел на меня, взвешивая и оценивая мои слова. Он не извинился за то, что ударил меня. Он был ослеплен болью, вызванной нашей с Руби ложью. Когда он придет в себя, он будет сожалеть о содеянном, а сейчас…

— Женщина может врать, сколько ей будет угодно, а мужчина будет принимать все ее слова за чистую монету.

Что возразишь на это? Руби ему солгала, а он ей поверил. Я хранила ее секрет, зная о том, что Джо будет потрясен, узнав правду. Поэтому я молчала ради них обоих. А теперь я видела ужасные последствия своих усилий.

Он резко развернулся на каблуках и решительно пошел к воротам. От всей его фигуры веяло болью. Наверное, он не осознавал, что ударил меня.

Челюсть горела. Если немедленно не приложить к ней лед, ее основательно раздует. К тому же, похоже, у меня были сломаны несколько ребер слева, и при каждом вдохе казалось, словно мне в бок втыкали раскаленный прут.

Когда я вернулась в гримерную, ни агентов ФБР, ни Руби уже не было, но меня ожидал Дэвид Батлер. Он держал в руках парик Руби. Мятые гардении валялись на полу.

— Я должен отснять сцену с танцовщицей-азиаткой, — сказал он. — Ты можешь танцевать?

— Конечно!

Я потерла челюсть. Она болела ужасно, да и бок не давал мне вдохнуть. Я не успевала осмыслить происходящее. Сходила с ума от беспокойства за Руби, сочувствовала Джо. Шанс попасть в кино давался мне такой страшной ценой. Но нельзя было им не воспользоваться. Правда?

— Надо поторопиться, потому что скоро проступят синяки.

— Не волнуйся, — сказал он. — Ты в Голливуде. Существует грим, а при правильно поставленном освещении мы кого угодно сделаем красавцами.

— К тому же меня немного шатает. Нет ли аспирина?

— Аспирин? Бетти даст тебе что-нибудь посильнее.

Мистер Батлер протянул мне парик и халат Руби и отправил к парикмахеру и визажисту. Добравшись до места назначения, я быстро позвонила Максу Филду, агенту, услугами которого Элен, Эдди и я пользовались в Лос-Анджелесе. Он согласился приехать на студию, составить для меня контракт и посмотреть съемки, чтобы понимать, кому еще можно будет предложить мои услуги.

Я заставила себя не думать о Руби и Джо и отдалась в руки этих замечательных женщин. Когда они надели на меня парик, я изменилась до неузнаваемости. Впервые в жизни я была не просто китайской куколкой. Я стала потрясающе красивой женщиной.

Мистер Батлер посмотрел на меня и решил, что новых гардений не нужно.

— Тебе они ни к чему, — объявил он. — Ты потрясающе красива сама по себе.

Комплимент придал мне сил. Сейчас сбывалась моя мечта, однако работа в съемочном павильоне отличалась от работы в клубе. Тут не было публики, которую нужно было развлекать, не было ощущения, что окружающие сейчас вместе с тобой. Тебе нужно хорошо подать выступление, но в пустой комнате, под направленными на тебя камерами, задача становится не просто трудной, а почти невыполнимой.

Что бы я ни делала, мистеру Батлеру не нравилось. Он попросил меня взять веера, с которыми танцевала Руби. Она всегда говорила, что то, что она делала, на деле гораздо тяжелее, чем выглядит, и она была права. Я была обнажена, не считая заплатки на причинном месте, и мне пришлось трижды исполнить танец, что потребовало довольно много времени. У меня было сломано по меньшей мере одно ребро, а веера были очень тяжелыми. К тому же я была полужива от страха, потому что никогда не делала ничего подобного. Однажды я потеряла равновесие и услышала смех мужчин из съемочной группы.

— Давайте попробуем с шаром, — предложил мистер Батлер.

Однако оказалось, что поворачивать шар так, чтобы скрывать то, что нужно скрыть, оказалось не так просто. Унизительно и стыдно было осознавать свою неспособность исполнить задуманное.

— Вы еще что-нибудь можете? — в раздражении спросил мистер Батлер.

— Может быть, — ответила я. — Дайте мне десять минут, и я придумаю что-нибудь, что подойдет к вашей музыке, — пообещала я.

Потом я ушла в дальний угол студии и начала считать.

Раз, два, три, четыре. Пять, шесть, семь, восемь. Мистер Батлер говорил, что ему нужно что-то экзотическое, поэтому я позаимствовала движения рук из сиамских и бирманских танцев, которые видела на выставке на острове Сокровищ; шаги гавайского танца хула, которые мне показывала Руби, и кое-какие связки из китайской оперы, которую смотрела с Монро. А потом я оформила это все в стиле бального танца.

Когда я показала то, что у меня получилось, мистеру Батлеру, он сказал:

— Идеально! Мне очень нравится! Снимаем!

Мне тут же наклеили очень длинные накладные ногти, кожу напудрили блестящей пудрой и подправили помаду. Поскольку мне срочно понадобился импровизированный костюм, мне придумали саронг, как у Дороти Ламур, и сняли с меня туфли, чтобы я танцевала босиком.

Я несколько раз исполнила этот танец на камеру. Дина Дурбин с каким-то актером все это время острили. Но все же я стала звездой кино.

Руби. Долина ветров

— Кто победит в этой войне? — резко спросил агент Паркер.

— Соединенные Штаты Америки, — ответила я.

— Вы сторонница Японии?

— Нет.

— Тогда почему ваш отец и брат отправились в воскресенье на рыбалку?

— Не знаю.

— Они подавали сигналы со своей лодки самолетам, которые летели на Перл-Харбор?

— Уверена, что нет.

— Вы знаете, что ваша мать заставляла учеников, приходивших к ней на занятия японским языком, петь национальный гимн Японии перед каждым занятием?

— Да, но в вашем пересказе это звучит страшнее, чем было на самом деле. Пение помогает учить язык.

Агент Паркер и агент Холт переглянулись. Мы находились в кабинете без окон где-то в Лос-Анджелесе. Я злилась, что меня поймали, что упустила главный шанс в жизни сняться в Голливуде, что на меня кто-то донес. Гнев и ярость были гораздо сильнее страха. Однако я делала все, что от меня зависело, и даже больше, чтобы не дать им увидеть мои эмоции.

— Я впервые слышу о родителях со дня нападения, на Перл-Харбор, — решила я пойти ва-банк, сверкнув белоснежной улыбкой. — Где они? И что с моим братом? Его зовут Йори Фукутоми.

— Здесь мы задаем вопросы, милочка, — уведомил меня агент Холт.

Ох как бы мне хотелось хорошенько съездить ему по физиономии, но надо было держать себя в руках.

— Ваши родители доставляли питание и топливо японским судам в море? — продолжил допрос агент Паркер.

— Нет.

— Они прятали японцев в своем доме?

— Нет.

Меня допрашивали два дня подряд. Задавали одни и те же вопросы, а я давала на них одни и те же ответы, улыбаясь самой лучезарной улыбкой из арсенала Принцессы Тай. Однако все мои вопросы натыкались на непроницаемую стену молчания, ответные нападки или угрозы. Когда я спрашивала, могу ли я выйти в туалет, они поджимали губы и отводили глаза. На вопрос, кто на меня донес, агент Холт сострил: