В мгновение ока Ида была изгнана взашей, а Джо оказался в полной власти Руби.
Даже после всего пережитого мне было мучительно больно все это видеть, потому что игра снова изменила свои правила. Слишком примитивно он реагировал на Руби.
В тот вечер Джо сделал Руби предложение, а я никак не могла справиться с мыслью, что лучше бы он выбрал меня, а не ее. Это все было неразумно, но мы так боялись будущего, что изо всех сил цеплялись за атрибуты, связывавшие нас с ощущением «нормальной» жизни. Мне думается, во всяком случае, мне хочется в это верить, что Джо принимал соблазнительность Руби и ощущения, которые она у него вызывала, за любовь. И разумеется, пал жертвой этого своего заблуждения, как и многие другие мужчины. Для Руби же Джо был возможным мостиком в безопасную гавань. Одно то, что она стала думать о браке, уже говорило само за себя: броня, благодаря которой она со спокойным бесстрашием воспринимала окружавшую враждебность, дала трещину. Шла война, и мои переживания казались совершенно незначительными по сравнению с тем, что предстояло сейчас Руби и Джо. Правда, это не означало, что они смогут пожениться в Калифорнии.
— Давай поедем в Мексику и распишемся там, — предложила Руби.
Джо отверг эту идею, заявив, что покидать страну сейчас было бы безрассудно. Он написал в Адвокатуру штата Невада с просьбой о разрешении на брак с азиаткой здесь, в Сан-Франциско, и получил отказ. Причина отказа объяснялась тем, что белому человеку преступно вступать в «межрасовый брак с представителем эфиопской или негроидной расы либо монголоидной или желтой». Когда он написал с той же просьбой в соседний штат Юта, то получил ответ, что «браки между белыми и монголоидами, малайцами, мулатами и квартеронами» были также запрещены. С каждым отказом Джо впадал во все большую ярость, а Руби теряла спокойствие духа.
— Ты должна сказать ему правду, — говорила ей Элен как-то вечером, когда мы втроем сидели в нашей квартире, плотно задвинув шторы. Томми спал в корзинке на полу под тихую музыку, доносившуюся из радио.
— О том, что я — японка? — Последнее слово Руби произнесла шепотом. — Это невозможно.
— А что будет, когда он узнает, что ты ему лгала?
— Если ему кто-то об этом скажет, он будет раздавлен, — признала Руби. — Но кто станет ему об этом говорить?
— Ах, милая, ну неужели ты хочешь жить во лжи? — сказала Элен. Вот только мне ее слова не показались искренними. — Если он тебя любит, какая ему разница, кто ты по национальности.
Если она говорила от чистого сердца, то это свидетельствовало о колоссальных переменах в ней, потому что сама Элен выступала категорически против смешанных браков. Она могла просто пытаться утешить подругу. Вот только случай Руби отличался от всех остальных. Ее семью подозревали в соучастии в организации первого налета, ее брат был убит в лодке в первые минуты нападения, а родителей считали пятой колонной. Руби грозила серьезная опасность. Чудом было уже то, что ее еще не забрали и никто на нее не донес.
— Джо — американец до мозга костей, — ломающимся голосом произнесла Руби, словно не решаясь признаться в своих истинных мотивах. — Он больше американец, чем все остальные, кого я встречала. Если я выйду за него замуж, то разве это не докажет, что я тоже американка?
Но разве этот брак может ее спасти? Разве она не вызовет еще больше подозрений тем, что выдает себя за китаянку и танцует в ночном клубе, куда приходит столько солдат и офицеров? А если ее выведут на чистую воду, не отразится ли этот обман и на Джо? Не может ли это лишить его шансов на обучение в летной школе, о чем он всегда мечтал?
Девятнадцатого февраля президент Рузвельт подписал Указ № 9066, который давал полномочия министру обороны населять определенные жилые зоны военными и выселять оттуда всех, кого сочтут пособниками врага. На следующий день в Сан-Франциско было отобрано 250 пособников врага, в основном этнических японцев. Их выслали в город Бисмарк, штат Северная Дакота.
— А где находится этот Бисмарк? — спросила Руби со всей своей неизбывной нахальностью.
Второго марта генерал Девитт выпустил инструкции для всех этнических японцев, проживающих в Сан-Франциско, предписывающие им добровольно переехать в глубь страны. В тот же день на всех столбах, даже в Чайна-тауне, появились объявления, озаглавленные: «Всем японцам». В документе не делалось разницы между дружественно настроенными гражданам Америки с японскими корнями и японскими солдатами. Это тогда поразило меня как громом: все японцы теперь считались врагами.
— Почему Принцесса Тай должна переезжать? — спросила Руби.
На следующий день мы поехали с Джо в порт отгрузки в Окленде. Он направлялся на только что открытую военно-воздушную базу Санта-Анна на девятинедельную подготовку.
Он коснулся моего подбородка и сказал:
— Держись подальше от неприятностей, малыш.
Я ответила что-то невнятное. Он тем временем повернулся к Руби.
— Я разберусь с разрешением на наш брак, — пообещал он. И они поцеловались.
Джо слал нам с Руби открытки часто, каждые несколько дней.
«Привет из ночного города, населенного тысячами мужчин, посреди полей с фасолью и томатами. Эй, разве Голливуд не здесь?»
«Я хочу летать, но у нас нет самолетов, ангаров и взлетных полос. Мы только тем и занимаемся, что маршируем, отдаем честь и учимся выполнять приказы».
«Каждый день мы проходим тесты, чтобы показать, сколько книг мы прочитали, учимся координировать глаз и руку и оцениваем, как ведем себя под давлением, чтобы командование могло определить, куда нас направить. Кому-то из нас повезет стать бомбардирами, штурманами или механиками. Меня же интересует только кресло пилота. Скрестил пальцы на удачу, чтобы попасть на авиаподготовку».
Мы прикрепляли эти открытки к зеркалу в нашей гримерной.
У нас тоже были свои заботы, хотя на фоне войны они казались мелочью. Правительство выпустило указ, ограничивающий использование тканей на женские наряды на пятнадцать процентов. Длинные полы и рукава-фонарики попали под запрет, вместе со складками, плиссе, планками, капюшонами и поясами больше двух дюймов в ширину. Мы следовали всем этим правилам, потому что понимали: идет война. Однако мы пострадали гораздо меньше, чем все остальные женщины в стране, потому что на сценические костюмы, а также подвенечные платья, одежду священнослужителей и судейские мантии указанные ограничения не распространялись. Иными словами, днем мы были сама скромность, но вечерами выглядели роскошно.
Элен очень серьезно отнеслась к патриотическим настроениям. Заказывая новое платье для номера, она попросила портниху сэкономить на ткани в районе талии и боков, оставив их открытыми. Хоть она и пришла в хорошую форму, она была уже рожавшей женщиной, и, чтобы скрыть недостатки фигуры, Эдди велел ей намазывать живот, бока и спину маслом, чтобы блестели. Теперь ее талия привлекала внимание, но была скользкой. Эдди не желал признавать свою ошибку, и мы за кулисами слышали тихие вздохи и аханье публики, когда Элен выскальзывала из рук Эдди во время поддержек.
Двадцать седьмого марта генерал Девитт приказал сделать интернирование и переселение всех этнических японцев обязательным, начиная с апреля. Джо к этому моменту отсутствовал уже около трех недель.
— Меня это не беспокоит, — отмахнулась Руби.
Через четыре дня «Сан-Франциско ньюс» напечатала статью о родителях Джо Ди Маджо[23], которых могут интернировать как приспешников врага итальянского происхождения. Если они могли так обойтись с родителями Джо Ди Маджо, то что будет с моей подругой?
— Я — Принцесса Тай, — невозмутимо заявила мне она. — Никто не знает, что я японка.
Но я об этом знала. И Элен. И Чарли. И некоторые из танцовщиц тоже.
Первого апреля участники рейда Дулиттла[24] направились на запад под мостом Золотые Ворота, «держа путь на Токио». Пять дней спустя началось выселение японцев из Сан-Франциско.
Тетушка Хару и дядюшка Юни закрыли свой магазинчик в Аламеде и сели на автобус, отправлявшийся к конюшням возле ипподрома Танфоран в Сан-Бруно, чтобы поселиться там вместе с тысячами других японцев. Их банковский счет был заморожен, и они были вынуждены продать бизнес, машину, большую часть своего имущества практически за бесценок. Им позволили взять с собой постельные принадлежности и белье на каждого члена семьи в таком количестве, которое они сами могли унести.
