— Сядьте в машину, Бернон. И давайте по сути, — постарался Игорь сказать спокойно, хотя плохие предчувствия появились и у него. — Месье Алекс дома?

— Да, месье, но как вам сказать…

— Я просил по сути! — рявкнул Игорь, заводя машину.

— Он не выходит из своей комнаты четвертый день, месье, — будто на что-то решившись, выдохнул Лео.

— Что значит не выходит, вы поднимались к нему? У него же экзамены должны быть.

— Он не ездит в университет, месье. И, конечно, мы поднимались. Но его дверь закрыта, и он нам не отвечает. Его телефон отключен со вчерашнего дня. Он не ест ничего, что Марта оставляет ему на ужин. Знаете, мы не уверены, что он спускается вниз хотя бы ночью. И мы не слышим ничего за его дверью, месье. Совсем ничего! — выдал Лео на одном дыхании с явным волнением то ли от сильных переживаний за Алекса, то ли от реальной перспективы взлететь над дорогой, учитывая скорость, которую развивал мощный автомобиль Тузова еще, по сути, в городской черте.

Игорь не спрашивал больше ничего, уставившись на дорогу. Почти четыре дня! Четыре долбанных дня эти деликатные умники культурно стучат в дверь, не получают ответ и тактично удаляются. О чем можно было думать, что предполагать? Конечно, они сами не решились бы ломать в чужом доме дверь. Но почему они не позвонили сразу? А Игорь бы в это поверил?.. Так пусть бы и вызывали сразу свою полицию! Ну а чем, вообще, сам Тузов в эти четыре дня занимался, и о чем думал он?.. Рассуждать об этом не надо. Рассуждать вообще сейчас не надо. И не надо ничего предполагать. Просто туда двигаться. Просто рулить.

Он лишь один раз надавил на ручку и убедился, что дверь в Сашкину спальню закрыта. И он лишь на миг замер перед этой дверью. Он дал себе эту секунду. Последнюю перед тем, как он все увидит. Что может он за этой дверью обнаружить? Не нужно предполагать. Нужно входить.

Он не заметил, как именно высадил хлипкий дверной замок, но он сделал это с первой же попытки.

Первое, что бросилось в глаза, — идеальный порядок в комнате. Ничего не разбросано, ничего не открыто настежь, нет даже намека на какую-то здесь жизнь. Здесь нет жизни. И даже не сразу можно было заметить его на этой огромной, казалось, кровати. Просто небольшой бугорок. Просто неровность светлого пледа.

— Саша? — услышал Тузов свой собственный голос, обходя кровать и не отрывая глаз от этого торчащего из-под одеяла капюшона. — Сашенька, ты меня слышишь?

Сашка лежал на боку, собравшись в маленький комок и спрятав лицо в поджатых коленях. Игорь перевернул его, взяв за плечо, и одного взгляда на это лицо было достаточно, чтобы больше не сомневаться: Саша его не слышал. Саша от него уходил.

Сознание работало в аварийном режиме, напрочь отключив все чувства и эмоции, лишь анализируя реальную картину. Плотно закрытые синие веки запавших глаз, в нитку сжатые бесцветные губы, острые скулы и бледная холодная кожа. Дыхание поверхностное, почти незаметное, но оно есть! Его челюсти сжаты, но его рот свободен. Отсутствие следов на сгибе локтя: не героин, хотя… Зрачки сужены, и некогда измерять сейчас давление. Барбитураты, нейролептики?.. И приоткрытая дверь в ванную. Ну хоть за что-нибудь зацепиться! Никаких упаковок из-под лекарств, никаких вскрытых ампул, но это ни о чем не говорит. Разряженный телефон вывалился из кармана смятого на кафельном полу костюма. Так, внимательно… Ему было плохо в этом костюме. После ресторана? В «Ле Шантеклер» не могли отравить, даже этими его любимыми улитками, которые Игорь терпеть не может. По крайней мере, не так, не до комы… Значит, он все-таки что-то принимал. Все, здесь больше нечего делать, здесь Тузов ничем ему не поможет.

— Я звоню в амбуланс?! — вскрикнул зашедший за Тузовым Леон, не успевший понять за эти несколько секунд таких спокойных и, казалось, даже медлительных действий Игоря.

— Нет времени, — коротко ответил Игорь и одним движением подхватил Сашку на руки. — Откройте задние двери в моей машине и помогите его уложить.

Его уже не удивило, насколько Сашка был легким. И хорошо, что лежа на широком сиденье, Саша не попадает в зеркало заднего вида. Не надо смотреть, как мотается его голова на поворотах и как он роняет на пол безвольную руку. Еще полчаса Сашка точно продержится, Игорь довезет его без происшествий. Ведь ему не нужна ближайшая клиника, ему нужна лучшая, ему нужна своя. Ему нужна вся их аппаратура и их реаниматолог. Настоящий реаниматолог. Ему нужен Серж!

Как же хорошо, что своему боевому товарищу не надо долго объяснять по телефону причины, по которым он должен оставаться на ночь в своем отделении и подготовить все имеющиеся ресурсы. И встречать исключительного пациента, которого Игорь Тузов доставит сейчас лично. Серж не будет задавать не относящихся к делу вопросов. Он профессионал.

Каталка уже ждала их у входа, и Сашку увезли в считанные секунды, начав осмотр уже по дороге. Игорь переоденется у себя и зайдет в реанимацию позже. Ничего нового к тому, что рассказал он Сержу по телефону еще из машины, Тузов не добавит. Все анализы и пробы они возьмут и без него. И без него объективно и трезво оценят ситуацию. Пусть хоть что-то станет понятным до прихода Тузова, ведь лучшее, что может он сделать в эти первые минуты — не путаться у Сержа под ногами.

В том же зомбическом состоянии Игорь шел в интенсивную терапию спустя время, достаточное для установки хотя бы предварительного диагноза. С ним кто-то здоровался в знакомых коридорах клиники, но он только кивал в сторону доносящихся приветствий, не различая лиц.

Все необходимое стянуто к Сашиному боксу и даже больше. Серж спокойно руководит процессом, Сашке уже льют все, что нужно, и эти ребята знают, что делают. Вставлять в его вены иголки, вводить катетеры и снимать с приборов показатели не работа Игоря. Это работа Сержа.

Исследования еще идут, но предварительные пробы ничего не дают. Никаких наркотиков, никакой химии, никаких острых инфекций. Просто значительное обезвоживание и абсолютно пустой желудок. Регидратация проводится постепенно, и если не заработают почки, они готовы подключить диализ. Что еще здесь Игорю делать? Смотреть, как специалисты борются за его ребенка? Как стараются они вдохнуть жизнь в ту самую сломанную куклу?..

Тузов вышел в холл реанимационного отделения и опустился в большое удобное кресло. Стянув маску, он откинулся на мягкую спинку и закрыл глаза. А теперь уже можно рассуждать? Теперь у него времени на это навалом! И так много можно вспомнить.

Например, самого себя, еще так недавно осознающего полную за Сашку ответственность и прекрасно знающего, что Саша не шутит, говоря о том, что может легко умереть. Это Тузову, чтобы себя прикончить, надо изобретать какие-то хитрые и действенные способы. А Саше не надо. Когда Саша решит, что момент настал, он просто замрет и прекратит жить. Это реаниматологи могут сомневаться, что можно за неполных четверо суток, находясь среди всех благ цивилизации, довести себя до такого состояния без всяких посторонних веществ. Они же не знают, что еще до своего рождения Сашка был способен на подобные финты с прерыванием жизнедеятельности в любой им выбранный момент. Они не видели его в пятнадцать лет, когда он вдруг решил загнуться от легких наркотиков. Они не слышали его недавнего честного предупреждения…

Все это знал, видел и слышал он, великий медик, Сашин покровитель и всезнающий авторитет. В какой момент он решил, что все изменилось и о таких мелочах можно больше не беспокоиться? И можно спокойно над ним издеваться, не обращая внимания на его отчаянные мольбы, истерики и горькие слезы? Что можно свободно оскорблять его и даже приложить о стену, а он при этом даже не обидится… И можно насиловать его, унижая за свою собственную слабость. А потом просто оставить его со всем этим, просто бросить на время, чтобы разобраться в своей собственной сложной личности. И даже не попытаться второй раз набрать его номер. И ни на секунду не задуматься о том, что может он чувствовать и что может решить…