– Всё хорошо. – Давид не дал ему договорить и в свою очередь тоже коснулся его плеча. – С кем не бывает?..
Эмоции вновь захлестнули Шалико. Брат за брата за основу взято – таковы законы гор, – и его собственный дзма следовал им от начала до конца. Ему не на что жаловаться. А вот Давиду, возможно, и было!.. Он без зазрения совести привлёк его к себе и от души обнял, похлопав по спине. Брат рассмеялся ему на ухо, но также горячо ответил на объятья.
– Наш маленький Ромео! – любовно проговорил измайловец и, отстраняясь, потрепал дзму по кудрявой макушке. – Как поживает твоя Джульетта?
Немного развеселившийся молодой дипломат заметно помрачнел и, спрятав руки в карманы, встал полу-боком.
– Всё так же, – безрадостно признался парень. – Сестёр не боится. Отца тоже не особо. А вот мы с Игорем Симоновичем…
Давид сочувствующе поджимал губы, но слушал молча. Чем ещё он мог помочь? Посоветовать юному влюблённому «развеяться»? Чего доброго, ещё ударит снова по носу!.. Похоже, дзма будет счастлив только с Нино Георгиевной, или же не будет счастлив совсем. Как это похоже на него самого в молодости!..
– А Айдемиров. – Решив сменить тему, он выбрал, пожалуй, не самую благоприятную. – Краем уха я что-то слышал про наказание, которое придумал ему отец за ту историю.
– Гренадёрская дивизия, – не без удовольствия поведал Шалико, а матёрый военный авторитетно присвистнул. – Под командованием двоюродного дяди.
– Будь уверен, – лукаво подмигнул брат и не спеша развернулся к двери, – ему не дадут там спуску. У меня есть кое-какие связи среди гренадёров, и…
Молодые люди обменялись смешками, переглянулись и поняли друг друга без слов. Вдоволь посмеявшись над незавидной судьбой Джамаля Вахитаевича, они, впрочем, довольно быстро вернулись к обсуждению своих собственных.
– Ты уже уезжаешь? – досадливо спросил Шалико. – Так скоро?
– Меня больше ничего не держит дома. Не у меня же здесь возлюбленная. – Долгий взгляд глаза в глаза. – К тому же, в полку меня уже все заждались. Ну, а ты?
– Я побуду в Ахалкалаки, пока Нино не придёт в себя, – последовал ответ. – Генеральный консул согласился продлить мне отпуск, но только с условием, что я лишусь отпускных дней на год вперёд. И о дополнительных выплатах можно теперь только мечтать…
– А жаль, – с тяжёлым вздохом заметил Давид. – Дополнительные выплаты нам бы не помешали…
Как только он сказал это, в дверном проёме показалась тучная фигура Константина Сосоевича, чьи тяжелые шаги сыновья услышали ещё с лестницы. Заметно вспотев, старый князь пустил скупую мужскую слезу ещё и потому, что Дариа Давидовна уже вовсю хлопотала о скором отбытии старшего отпрыска в Петербург, а он сам ещё не успел дать ему последних, жизненно важных наставлений.
– Ну, Давид Константинович! – Раскрыв для сына объятья, Константин привлек его к себе и похлопал по спине своей полной рукой. – С Богом, мой дорогой. И помни, что мы все рассчитываем на тебя.
– Я помню, отец! Я помню!.. – «Дорогой» глубоко закатил глаза и обернулся через плечо к брату. Зная ситуацию изнутри, Шалико не мог разделять его иронии. – Вы ж не даете мне об этом забыть.
– Привези нам богатую невесту. Не обязательно красивую. Нас вполне устроит миловидная девушка из хорошей семьи. Но поспеши! – Сосоевич попенял швило пальцем, и нервозность отца поразила его детей. – От этого теперь зависит наше будущее. Ну, очаруй её там, мундиром своим посвети! – На этом князь Циклаури стряхнул с сюртука сына пылинки. – Ты же это умеешь? Ну что я тебе, право слово, рассказываю!
– Как меню в ресторации выбираете!.. – почти не слушая, пробубнил капитан и, обойдя отца стороной, вышел вон из комнаты. – Осталось только посолить!
Константин вайкнул, развёл руками и своей неуклюжей походкой бросился за Давидом. В дверях он пересёкся с младшей дочерью, но продолжил свой путь, не обращая на неё внимания, и всё кричал что-то вслед её брату. Софико озадаченно нахмурила брови:
– Опять лекция про «богатую невесту»?..
Шалико глубокомысленно кивнул и, протянув сестре руку, пригласил внутрь. Несколько секунд младшие отпрыски переглядывались, от всего сердца жалея старшего, но не решались озвучить своих мыслей. Сколько они помнили Давида, он всегда слыл профаном в том, что касалось любви. Только Ламара могла сравниться с ним в этом вопросе, но и та, в конце концов, устроилась вполне неплохо и ещё пару дней назад покинула Ахалцих, уехав вместе с мужем к его родне. Но не слишком ли цинично со стороны их родителей считать, что таков долг старшего сына? Дзма давно избавился от романтических иллюзий, да и возраст к тому обязывал. И всё же…
– Шалико, – немного погодя позвала даико, оторвавшись от мрачных мыслей. – Как только проводим Давида, мне понадобится твоя помощь.
Она могла не продолжать: он и так понял, что речь наверняка пойдёт о Ваграме Артуровиче и об его издательстве. Эта мысль вызвала в его сердце едва ощутимую братскую ревность, но сестра так смотрела, что он так и не смог ей отказать.
– С чего бы вдруг ты собралась пойти туда? Ты что-то недоговариваешь?
– Ах, ну что я могу недоговаривать?! – воспротивилась Софико и постаралась не думать о редакторе «Кавказского мыслителя» больше приличествующего. – Сам посуди: ему, должно быть, досталось за ту статью. Неужели я не захочу извиниться перед ним и объяснить ситуацию?
В её рассуждениях сквозил здравый смысл, – как, впрочем, и всегда, – и даже Шалико в итоге сдался под таким напором. Давида провожали в путь всей семьей. Потчевали его напоследок вином и плеснули вслед воды, но, как только экипаж капитана скрылся за поворотом, из ворот Мцхеты выехал и другой фаэтон, ехавший прямиком в Ахалкалаки.
Софико не понимала, почему сердце так стучало, пока она поднималась в тот день на восьмой этаж издательства. Вернее, она легко списала участившийся сердечный ритм на физическую нагрузку, от которой уже успела отвыкнуть, но, чем ближе она подходила к заветной двери, тем сильнее её пробирало нетерпение. Но этого она уж точно не могла объяснить логикой!..
– Вы с Нино очень похожи, – сказал ей пару дней назад Шалико в доверительном разговоре тет-а-тет. – Но кое в чём всё же заметно отличаетесь.
– Например? – полушутя-полусерьёзно спросила сестра, желая отвлечь брата. Он только что вернулся из Сакартвело, но, судя по всему, так ничего и не добился: возлюбленная по-прежнему отталкивала его.
– Вы обе деятельные и живые, не можете сидеть, сложа руки, и нескольких минут, – улыбаясь, продолжал дзма. Софико и сама не сдержала улыбки, наблюдая за восторженным выражением его лица. – Но, если Нино не любит… весь мир теряет для неё краски.
– А для меня любовь не так важна, – легко подхватила княжна и пожала плечами. – Это приятное дополнение, но не более.
– Именно так, – смеясь, согласился Шалико. – Она рисует и танцует в десять раз лучше, когда влюблена. Ты можешь жить без всяких влюблённостей годами, но… не отказывайся от романтики, даико. Потерянного времени уже не вернёшь…
«Не отказываться от романтики»?.. Что же он имел в виду? Возможно, брат и был прав в том, что она ничего не потеряет, если всё же даст себе маленький шанс. Всю жизнь она считала себя выше «девичей мишуры», но почему нельзя совмещать приятное с полезным? Что может быть хуже сожалений об упущенных возможностях?.. На старости лет никто не спасёт её от них, если только она сама не перестанет гнать эти мысли прочь. Мысли о…
– Ваграм Артурович? – Софико вбежала в кабинет редактора с растрепанной причёской и раскрасневшимися щеками, но улыбка вмиг сошла с лица девушки, как только она увидела синяк под правым глазом собеседника. – Что с вами стряслось?..
На рабочем месте издатель «Кавказского мыслителя» снова был один. Княжна Циклаури оглядела затравленным взором его кабинет и осознала, что беспорядок в ящиках и на полках навёл кто-то посторонний. Неизвестный разбросал папки, документы и прошлые издания «Мыслителя» по всему полу, сломал любимую статуэтку Ваграма Артуровича и разорвал кое-какие семейные фотографии. Сердце Софико упало в пятки, когда она поняла, что всё это, наверняка, случилось по её вине.
