– Он так красиво пишет, – игриво рассмеялась йиша и взяла в руки что-то шершавое. – Столько огня в его словах…

– Он всегда умел красиво говорить. Когда он признался мне впервые, я почти не дышала!.. – томно вздохнула Нино, а предательница-сестра хихикнула в ответ. – Ах, как я скучаю по нему…

– Представляю. Я бы хотела, чтобы меня кто-то любил так же сильно!..

– Я уверена, так и будет. Я показала тебе их не за тем, чтобы смутить… Я хочу, чтобы ты поняла, почему я не могу остаться с твоим братом.

– Да, теперь я понимаю! Знаешь, мне особенно нравятся эти его строки… «Я не стыжусь своих желаний, я грешен и этим тоже! Огонь сжигает мою грудь, и я сгорю в этом пламени, если не дам ему выхода…». Это так романтично!

Девушки синхронно рассмеялись, и зрачки Джамаля расширились от злости. Кулаки задрожали от того, как сильно он их сжимал, и, когда Ирсана сказала: «В нём так же много страсти, как и в моём ваша», он вломился к ним, как разъяренный тигр.

И заверения Исхана, и отрезвляющие речи дяди Мусы канули в лету. Он выглядел таким разъярённым, что Нино вновь задрожала от страха и отползла к стенке. Она так и не успела спрятать злосчастные листы, и, когда он увидел их, то не на шутку рассвирепел. Ирсана поднялась на ноги и с криками: «ваша!» кинулась к нему навстречу. Она улыбалась, но эта улыбка показалась её брату такой фальшивой и лицемерной, что он без слов указал ей на дверь, а, когда она стала отнекиваться, всерьез повысил голос.

– Если ты сейчас же не уйдёшь, я позову отца! – раскричался ваша, брызгая слюной. – Вон, я сказал!

Йиша нехотя покинула комнату, мучаясь в душе от угрызений совести. Если бы она не стала читать признание Шалико Константиновича вслух, то Джамаль бы не услышал их, но теперь… Храни Нино Георгиевну Всевышний!..

Когда Ирсана удалилась, её шаги так быстро стихли, что и пленница, и похититель поняли: она осталась подслушивать под дверью. Айдемирова это, впрочем, не смутило. Как только силуэт сестры исчез за поворотом, он наклонился к Нино, которая уже стояла перед ним во весь рост, и вырвал у неё из рук листы.

Он читал жадно, впитывая в себя каждое слово и строчку, и кое-где замечал следы от ещё невысохших слез. Он читал, прерываясь на нервные смешки и злорадный смех, а она, не шевелясь, наблюдала за ним, и отчитывала пробежавшие секунды по своему сердцебиению. Грудь поспешно поднималась и опускалась, а воздуха в комнате всё ещё не хватало.

– И тебя это впечатлило? Эта дешёвая безвкусица? – презрительно бросил юноша, встряхнув листы. – Да он сам признаётся, что использовал свою невесту в гнусных целях. Как ты можешь любить такого человека?!

– Вы не знаете его, Джамаль Вахитаевич, – достойно парировала девушка, стараясь унять бешеную дрожь во всём теле. – Как бы плохо он ни поступил со мной и Наталей Алексеевной, ему бы никогда не пришло в голову принуждать меня к браку силой.

– Ну конечно!.. – Джамаль надрывисто расхохотался и всплеснул руками. – Мне надо было дождаться, пока он женится на той француженке, а тебя сделает своей содержанкой? Этого ты хотела? Это бы предпочла вместо того, чтобы стать моей законной супругой?!

Она молчала, пряча от него глаза. Его нервы напоминали натянутые струны, и, замолкнув, она в очередной раз перебрала их, грозясь разорвать бедняжек на части.

– Отвечай же! – он приблизился вплотную и выпустил листы из рук. Они разлетелись по полу, будто шулерские карты. – Отвечай, когда я спрашиваю!

– Да, предпочла бы, – наконец призналась Нино. – Да я скорее умру, чем буду вашей женой!..

Он схватил её за горло и с силой впечатал в стенку. Она вскрикнула, пытаясь мотать головой, но он так сильно сжал пальцы вокруг её шеи, что она не могла пошевелиться. Он пылко задышал ей на ухо и, не обращая внимания на крики, наклонился так близко, что потолок затанцевал перед глазами.

– Отпустите! Отпустите меня!..

– Не дёргайся!

Он поцеловал её и очень постарался, чтобы разжать ей рот. Её чуть не затошнило, но княжна не подчинилась даже тогда. Он напирал всё сильнее, и в конце концов Нино со всей дури укусила его за губу. На месте укуса показалась кровь.

– Да как ты посмела?!

Его голос прозвучал пронзительно. Юная Джавашвили подготовилась к худшему, когда он занёс над ней руку и ударил с такой силой, что она упала возле стены, ударившись об неё затылком. Слёзы брызнули из глаз, а алая пощечина причиняла столько боли, что Нино приложилась горячим лбом к холодному полу, лишь бы не видеть его лица.

– Давай же! – не унимался мучитель, придерживая раненую губу рукой. – Скажи ещё раз, что предпочитаешь его мне!..

Жертва горько всхлипнула, когда на пороге появилась Ирсана Вахитаевна. Она застала подругу у стены, а брат с таким трудом переводил дух и так грозно сверкал глазами, что догадливая йиша пришла в тихий ужас. Если бы она знала, что до такого дойдёт, то никогда бы не оставила Нино одну!..

– Тронешь её ещё раз, ваша, – прохрипела гордая чеченка, загородив собой приятельницу, и напомнила тигрицу, защищавшую своё потомство, – и ты об этом пожалеешь. Бей и меня тоже. Вот моя щека! Начинай!..

– Ирсана!..

– Нет. Не на этот раз!..

Джамаль запыхтел так громко, что его, наверняка, услышали старейшины. Он зарычал, как затравленный зверь, и твёрдо посмотрел на сестру. Она высоко вскинула подбородок, но в сторону так и не отошла. Тогда он зарычал ещё раз, поднял с пола листы, которые сам разбросал, и с садистским удовлетворением кинул их в пылающий камин.

– Вот где им самое место!.. – заверещал он напоследок и вышел из комнаты, так и не затворив за собой дверь.

Сестра впала в оцепенение после его ухода и очнулась, только когда Нино горько всхлипнула. Ирсана не спеша опустилась рядом с княжной Джавашвили и с нежностью привлекла её к себе. Почувствовав дружественное плечо, несчастная зарыдала навзрыд.

– Я хочу домой, Ирсана…

– Я знаю, милая. Я знаю.

10

Никогда прежде Саломея не испытывала столь сильной тоски по сестре. Когда Нино выкрали, хрупкий маленький мир в Сакартвело потерял все краски. Весёлый смех перестал звучать за каждым углом, светло-зелёные глаза, так похожие на её собственные, не смотрели с жаром и нежностью, белые ручки не обвивались вокруг её талии со словами: «Несмотря на то, как много ты ворчишь, ты всё равно очень добрая. Я знаю это, Саломе!». В последнее время она, пожалуй, и правда очень много ворчала, возомнив себя мамидой, но разве мамида позволила бы такому случиться? Допустила бы, чтобы их ласковую, смешливую Нино умыкнули силой?..

«Ну, и какая я после этого старшая сестра? Как я не предвидела, что Айдемиров опасен?! И где только были мои глаза?..» – сокрушалась про себя Саломея, нервно мельтеша по комнате. Игорь поддерживал Тину, как только мог, а отец часами не выходил из своего кабинета, ожидая вестей от Арсена Вазгеновича. Циклаури уехали к себе после того, как последняя попытка спасти Нино с треском провалилась, и больше не появлялись, как будто стеснялись их горя. Не чувствуя плеча, на который удалось бы опереться, Саломея медленно сходила с ума.

Не в силах побороть тоски, она неторопливо отворила дверь в комнату Нино, и волна нежности накрыла её с новой силой. С тех пор, как хозяйка этой комнаты попала в беду, всё здесь осталось таким же. На будуарном столике стояла ваза с декоративными цветами. Чуть поодаль лежали альбомные листы, изрисованные карандашными набросками, а ещё дальше —учебник по итальянской грамматике и тетрадка, исписанная аккуратным женским почерком. Проведя по ним рукой, Саломея едва не расплакалась.

«Как она там? – думала про себя даико, прижимая к сердцу рисунки Нино. – Хорошо ли с ней обращаются?.. Вдруг ей холодно? Наша милая, маленькая Нино! Она ведь не привыкла к такому. Хотела бы я взять на себя всю её боль!».

Она бы выдержала. Не впервой!.. Она бы и не через такое прошла, лишь бы сестрёнке не выпало похожих мучений. Как старшая дочь, Саломея надеялась, что все горести в этой семье пришлись только по её душу, и что на ней же они и закончатся. Но судьба, измотав её морально, принялась за даико.