– Что? – спросила она со смешком. – Что вы так смотрите, князь?

– Саломе-Саломе. – Старый друг медленно зацокал языком и печально покачал головой. – Раньше ты… на меня так смотрела.

Щёки залил пунцовый румянец, а сердце кольнуло от этих воспоминаний. Давид пристально глянула неё и в первый раз со дня своего приезда по-настоящему раскрыл ей душу.

– Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, – улыбнулся мужчина то ли с жалостью к себе, то ли с набиравшей обороты злобой. – Ты его приметила.

– Капитан Циклаури! – неизбежно вспылила она. – Что вы себе позволяете?

– Этот томный голосок!.. – не унимался Давид, сделав шаг навстречу. – Ресницы вверх-вниз… Ты так предсказуема!

– А вы, ваше сиятельство? Вы непредсказуемы? И всё никак не оставите меня в покое!

– Я не понимаю, – еле слышно простонал лейб-гвардеец, и в его голосе засквозило настоящее отчаяние. – Что ещё мне сделать, чтобы ты простила меня?..

Тоска, ревность и обида взяли над ним верх, и Давид вдруг позабыл, как осмотрительно и осторожно вёл себя с ней до этого. Он пошёл на риск, приобнял Саломею за талию и, привлекая к себе, попытался поцеловать. Она бессердечно отвернулась, а его губы накрыла ладонью.

– Никогда, – просипела молодая женщина и откашлялась. – Никогда, слышишь, Давид? Даже не надейся.

Измайловец выпустил её из рук, и молодая женщина незамедлительно этим воспользовалась. Стараясь не смотреть ему в глаза, Саломея гордо развернулась и исчезла на втором этаже, направившись в спальню Софико. А он… так и застыл с распростёртыми объятиями, и, разглядывая стену перед собой, рассмеялся. Так больно ещё не было!..

***

После памятной охоты Абалаевы наконец объявили, что возвращаются в родные места на слиянии Арагви и Куры. Двадцать девятое января – вечер перед самым отъездом, – они снова провели со сватами, решив в последний раз принять их в своём съёмном особняке в Ахалкалаки. Ламара безгранично обрадовалась этой вести, ведь, кто знал, когда ещё она увидит родных?

– Платок скрывает всю красоту, – ворчала она, кружась у зеркала и мня тонкими пальцами фиолетовую ткань. Только наедине с самой собой она могла быть искренна. Рядом с мужем и свёкром она становилась невиннее агнца. – Правда, некоторым он придаёт женственности, но я не из их числа.

Эта мысль огорчала, но в целом Ламара не жаловалась на свою судьбу так часто, как раньше. Да, ей приходилось много лицемерить, потому что под кровом свёкра не терпели непослушания, но бывает доля и похуже. За две недели, что прошли со дня свадьбы, она, пожалуй, переменила их мнение о себе. Она подносила кофе или плед, как только Башир Ахмедович поднимал руку вверх, прислушивалась к его дыханию, когда он спал, и на цыпочках проходила мимо. С одним из деверей, Мурадом, она даже подружилась, а с золовками обсуждала последние сплетни. Она научилась понимать свекровь с полуслова, почти выучила все её привычки и, искусно обходя болезненные темы, превратилась для неё в идеальную невестку. Ну а Исхан…

– А что он? – усмехнулась Ламара и всё-таки повязала платок на голове так, чтобы он придавал её лицу таинственности. – С ним проще простого.

Не привыкший к женскому вниманию, он таял от любого тёплого слова, что она к нему обращала, и всегда с ней соглашался, и ни в чём не перечил. Его слепое поклонение искренне умиляло Ламару. Ответного обожания он в ней, конечно, не вызывал, но ведь и не обязан… не так ли?

– Это было бы очень тривиально, – пожала плечами девушка и тяжело вздохнула. – Ну а я… слишком для этого загадочна.

Удовлетворившись ролью прекрасной страдалицы, которая пожертвовала личным счастьем, чтобы угодить своей семье, Ламара в последний раз поправила платок и спустилась в гостиную к мужу. Там, за шахматным столом, Исхан коротал время до прибытия гостей в компании своего лучшего друга, Джамаля Вахитаевича Айдемирова.

Семейство Айдемировых не нравилось новоиспечённой супруге. Она считала безграничным везением то, что отец договорился о свадьбе с Абалаевыми, с которыми ещё можно найти общий язык, а не с теми выскочками, страдавшими поистине имперскими замашками. А уж их старший отпрыск, к которому её муж был так привязан, и вовсе пугал Ламару. Эти глаза, эта походка – властная и неуступчивая! – а как он играл мышцами на скулах! Кровь холодела в жилах…

– Так вы с женой не поедете вместе с родными? – довольно громко спросил Айдемиров, и Ламара остановилась за углом, не желая выдать себя. Этот дружеский разговор тет-а-тет всколыхнул её воображение.

– Нет, сначала мы поедем в Ахалцих в дом моей тётки по матери, – вяло отвечал Исхан, поправив трость за спинкой стула. Он сидел к жене спиной, но его голос всё равно казался озадаченным. – В тех местах живописная природа, и отец считает, что там можно провести что-то вроде медового месяца.

Джамаль хмыкнул на словах про «медовый месяц», но потом резко посерьёзнел и добавил:

– То есть, ты будешь совсем рядом, чтобы подсобить мне?

– Я же сказал тебе, ваша. Я не стану помогать тебе в столь грязном деле.

– В грязном деле? – вышел из себя друг и, поднявшись из-за стола, стукнул по нему кулаком. Ламара вздрогнула, когда шахматные фигурки подпрыгнули на доске. Впрочем, её супруг оставался невозмутим. – Разве оно грязнее того, что вытворяет твой шурин?

– Джамаль!.. – предупреждающе шикнул Исхан, но плотину уже прорвало. Ламара ещё сильнее нахмурилась.

– Ты помнишь, что пообещал мне в день своей свадьбы? – Гордый чеченец ударил себя в грудь рукой. – А, доттаг1? Ты сказал, что всегда подставишь мне плечо!.. Что бы я ни попросил…

– Так нельзя, доттаг1, – невозмутимо продолжал Исхан, поднимая глаза на Джамаля. – Она ведь уже отвергла тебя.

– Отвергла меня? – послышался ироничный смешок. – Ради кого? Ради того совратителя, который пользуется её слабостью?

– Всё-таки это не твоё дело.

– Я не понимаю, чего ты упрямишься. Это не по-товарищески.

– Я сказал, что не буду тебе помогать, – решительно отрезал Исхан и молча поднялся из-за стола. Ноздри Джамаля раздувались от гнева. – Разговор окончен.

Молодой Айдемиров хотел что-то возразить, но не успел – в гостиную комнату со стороны садовой двери как раз вошёл Башир Ахмедович, а затем к ним присоединилась и Ламара. Понемногу дом наполнился людьми, а к пяти часам вечера здесь прозвучали первые тосты.

Менуэтов и мазурки на этот раз не предвиделось, но, собравшись узким кругом, гости в итоге разбились на группки и прекрасно проводили время и так. Провожая сватов в путь, Константин Сосоевич выпил за них несколько бокалов вина и горячо расцеловал Башира Ахмедовича в обе щеки. Стол, который накрыли напоследок Абалаевы, занимал половину гостиной и ломился от шашлыка и яств. Отец Исхана, по такому поводу тоже выпивший – несмотря на адаты! – горячо привлёк его к себе и чокнулся со сватом бокалами. Вахита Айдемиров последовал его примеру, хотя не пил, как и его отпрыски, стоявшие в стороне в гордом одиночестве.

Хохот старейшин ещё раздавался у Нино в ушах, когда она встала из-за стола, чтобы проветриться. Она замечала, что Джамаль Айдемиров наблюдал за ней украдкой с другого конца стола, и, помня прошлый печальный опыт, не отходила ни на шаг от отца и Игоря. Сидзе и сам казался молчаливым и замкнутым и, позабыв на время собственные переживания, свояченица спросила о причине напрямую:

– Вы с Тиной поссорились, дзма? – произнесла княжна, доверительно коснувшись руки Игоря. Сестра стояла чуть поодаль рядом с Саломе и о чём-то беседовала с Софико. – Ты такой печальный…

– Тебе лучше спросить у неё, – ядовито усмехнулся зять и сложил руки на груди. – Хотя я не уверен, что она расскажет тебе. Она никому ничего не говорит.

Нино поджала губы, заметно расстроившись. Обернувшись на главный стол, она снова поймала на себе горячий взгляд Айдемирова, и на этот раз он поднял в её душе настоящую волну тревоги. Она дёрнула Игоря за рукав.

– Говорят, у хозяев этого особняка большая библиотека, – невинно улыбнулась барышня. – Пойдём, посмотрим на неё? Всё равно ты стараешься не пить, и их чувство юмора тебе не нравятся.