Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Сатеник родилась крепкая и в первую минуту своей жизни закричала так громко, что у её отца, стоявшего за дверью, побежали мурашки. Он застыл, будто изваяние, и оглох, не слыша радостного смеха и поздравлений родных. Видя перед собой только белую дубовую дверь, он медленно её отворил и тотчас закрыл прямо перед носом у дяди Ерванда и его жены. То, что он увидел, предназначалось не для их глаз.

Было много крови. Анаит лежала, приоткрыв рот и прикрыв глаза, и шумно дышала. Пот струился с неё в три ручья, и от её изнеможённого вида у Левона сжалось сердце. Непутевая повитуха, которую он изо всех сил встряхнул за плечи, призналась, что ребенок появился вперёд ножками, а не головой, и что это сильно усложнило дело.

– Радуйтесь, что мне удалось не навредить девочке, – оправдывалась мерзавка, чем вызвала новую волну гнева в его душе. В порыве переживаний он не обратил внимания на пол ребенка. – В таких случаях мало кому это удаётся.

– Вон!.. – гаркнул он так разъярённо, что повитуха даже вздрогнула и, сгорбившись, тихо как мышь, выбежала прочь.

– Левон, – тихо позвала Анаит, повернув голову в его сторону. – Сирелис48!

О, как тяжело вспоминать те мгновения!.. Всё мужество, всё хладнокровие, которыми так гордились почтенные медики, вмиг его покинули, и он вновь превратился в юного мальчишку с подпрыгивавшим как у зайца сердцем. Мужчина рухнул на колени у кровати и припал к её руке горячими губами. Жена улыбнулась сквозь слёзы и боль.

– Я не хотела, чтобы ты видел меня такой, – поделилась она со скорбной улыбкой. – Думала, потеряю для тебя всю привлекательность…

Левон всхлипнул, не ответив ей, и ещё сильнее зарылся в одеяло. Тогда Анаит положила ладонь на его тёмную макушку и с нежностью провела по ней. Всхлипы стали слышны сильнее.

– Позволь я осмотрю тебя. – Отчаяние сменилось внезапной вспышкой деятельности. – Я спасу тебя, я что-нибудь придумаю!

– Т-с-с, – всё так же ласково шептала Анаит, и он ужаснулся её покорностью судьбе. – Не нужно. Побудь со мной в тишине…

Его глаза расширились от страха. Неизбежное дышало ему в спину, но он не мог и не хотел в это верить.

– Хостацир инц, Левон 49 , – прохрипела она, с трудом размыкая веки. – Ты женишься во второй раз. Сатеник нужна мама!

Сатеник. Мужчина замотал головой, остановив свой взор на перевязанном, розовом комочке, лежавшем рядом с Анаит и вертевшимся на кровати. Девочка постоянно плакала, и тогда он, пожалуй, впервые её заметил.

– Пообещай мне это. Прошу! – из последних сил попросила жена. Она знала его слишком хорошо, поэтому брала это слово! Сколько трудов ей потребовалось, чтобы растопить его сердце, слишком неуступчивое, но очень преданное на деле?.. Видел бог, она не пожалела ни на йоту, что вышла за него когда-то. И даже о том, что случилось сегодня… не жалела!

– Я люблю тебя. Люблю! – выдохнул Левон и протяжно зарыдал, когда кисть молодой супруги окончательно ослабла.

– Даже не попрощался!.. И всё-таки то, что говорят о вас, правда. – Откуда-то справа раздался насмешливый женский голос. – Левон —я —сбиваю —с —ног —женщин —и —не извинюсь – Ашотович.

Он обратил затуманенный взгляд в комнату, откуда исходил этот призыв, и изобразил на лице удивление вперемешку с издёвкой. Дверь на выход из Мцхеты находилась прямо перед ним, и всё же он предпочел задержаться.

– О вас тоже, Саломея —вдова—которой—нечем—заняться—Георгиевна. Или я неправильно вас узнал?

Саломея сощурилась, прикусив язык. Такого ответа она не ожидала совсем, но его непредсказуемость ей даже нравилась. Она не спеша приблизилась, вскинула подбородок и чуть наклонила голову набок.

– Грубите даме? Как неприлично!

– Не в моих правилах льстить, – безразлично вздохнул Левон и развернулся, чтобы уйти. – Даже даме.

На этом их разговор бы прервался, если бы она вновь его не окликнула.

– Вы знаете, как обидели княгиню Бараташвили в её самых лучших чувствах? Она искренне хотела помочь вашей больнице, но своим хамским поведением вы её отвадили. Неужели вы горды тем, что сделали?

– При всём уважении, ваше благородие, – через плечо отвечал оппонент. – Если бы княгиня Бараташвили действительно хотела помочь больным, то её бы ни за что не охладил мой тон.

Саломея улыбнулась уголками губ. Вот так крепкий орешек! Что ж, ничего. Игра в таком случае становилась даже интереснее!..

– Давайте оставим княгиню Бараташвили в покое, – с придыханием продолжила вдова. – Её дело, как она хочет распоряжаться своим временем и финансами. Но я – не она.

– Хотите сказать, что вы чем-то от неё отличаетесь, сударыня? – Он всё-таки развернулся к ней, но скептичного настроя не переменил. – Вы одного поля ягоды.

– Отнюдь! – пылко заверила она его. – Меня-то ваша грубость совсем не покоробила.

– Неужели?

– Мое желание помочь беднягам всё так же сильно. Должен же кто-то облегчать боль несчастных детишек, если их врач постоянно ворчит и ругается.

На этот раз Левон позволил себе лукавую усмешку и выждал небольшую паузу. Выглядел он, впрочем, заинтригованным.

– И что же вы задумали, позвольте узнать?

– Я хочу помогать в вашей больнице и буду это делать, хотите вы этого или нет.

Удивление на его лице стало перекрывать иронию, и Саломея даже обрадовалась, что лёд тронулся, когда в их разговор вмешался кто-то третий. Давид вбежал в комнату с криками: «Саломе, ты не представляешь, что я сейчас узнал!», но, заметив Левона, сразу же осёкся. Улыбка медленно сошла с его лица.

– Капитан Давид Циклаури. – Лейб-гвардеец подчёркнуто сдержанно склонил голову и чуть не щёлкнул сапогами, как это обычно делали солдаты. – Моё почтение.

– Левон Ашотович, – быстро нашёлся медик и подал измайловцу руку. – Взаимно.

Пока мужчины пожимали руки, Саломея мысленно чертыхалась. Давид смотрел так нагло и вызывающе, будто «метил территорию», и Левон, наверняка, решит, будто она «занята», и все её старания канут в лету. Вай ме, как она злилась на бывшего любовника!.. Нет бы оставить прошлое там, где оно и умерло, не оглядываться… а он все время бередил старую рану и жил призрачными надеждами! Неужели самому это ещё не надоело?..

– Я слышал о вас много хорошего, – задирая нос, проговорил Давид и нехотя отпустил руку оппонента. – Правда, молва бывает к вам и довольно резка.

– У медали две стороны, – невозмутимо парировал Левон. – Разве не так?

– Верно, но истина всегда одна. И те, кто на неё посягает, могут об этом очень пожалеть.

Саломея устало прикрыла веки. Левон улыбнулся уголками губ.

– Истина! Истина, как и история, пишется победителями. Уж вы, как военный, должны меня понимать.

– О чем это вы?

– Мы, врачи, сшиваем и склеиваем то, что вы разбили. Вы сорите, мы за вами подбираем, но вас чествуют, а мы всегда остаемся в тени.

Единственная дама в этой комнате закусила губу и с опаской посмотрела то на одного, то на второго. Давид с трудом сдержал смех.

– Что ж!.. Мы обеспечиваем вас работой, не так ли?.. Не каждый ремесленник может этим похвастаться.

«Ремесленник». Разве обыкновенный лекарь ровня потомственному князю? Неужели Саломея этого не понимала?!

– Я, пожалуй, чересчур задержался, – усмехнулся ахалкалакский доктор, не удостоив «потомственного князя» ответом, затем глянул на карманные часы и поспешно спрятал их в карман. – Прошу простить меня. Мое дело «ремесленника» не терпит отлагательств.

– Мое предложение всё ещё в силе, сударь. – Саломея отозвалась эхом в спину, потешившись иронией в его словах. – Я от него не отказываюсь.

– Буду иметь в виду, – пространно ответил Левон и проворно их покинул.

После его ухода молодая женщина моментально поймала на себе осуждающий взгляд Давида и в первую минуту немного застыдилась. Однако, рассудив, что стесняться ей нечего, она всё-таки подняла на него глаза и, как ни в чём не бывало, пожала плечами.

вернуться

48

Сирелис (армян.) – любимый

вернуться

49

Хостацир инц, Левон (армян.) – пообещай мне, Левон

41
{"b":"815508","o":1}