– Боюсь, у меня для этого слишком много работы, – вежливо отказался гость.
– Ну хоть на чашечку!.. – поддержала сестру Нино. – Должны же мы как-то вас отблагодарить…
Совместными усилиями Джавашвили и Софико с Дарией Давидовной всё-таки уговорили Левона Ашотовича и повели к столу, а Игорь извинился перед всеми, уличил момент и поднялся к жене.
Ему подобало радоваться!.. Жена беременна и через несколько месяцев подарит ему долгожданного ребёнка. Он впервые в жизни станет отцом! Но почему… он не чувствовал должного воодушевления? Вместо эмоций, которые обычно захватывают молодых папочек при этой новости, его всецело пробрала тревога. Он знал, что Тина не похожа ни на одну из тех девушек, с которыми он имел дело. Даже на сестёр своих не похожа!.. То, что осчастливит их, не всегда подойдет ей, но она почему-то не понимала этого. Тина самозабвенно пыталась влезть в какие-то рамки, стать «как все», хотя он полюбил её именно за эту непохожесть на других и злился только сильнее, видя лишнее доказательство её упрямства. Ну сколько можно!.. Разве он мало говорил ей о своей любви?.. Почему же она не слушала его?
– Любовь моя, – с нежностью позвала молодая супруга и приподнялась на локтях, когда он показался в дверях спальни Софико. – Ты уже поговорил с Левоном Ашотовичем?
Она спросила об этом с такой надеждой, а лицо светилось таким счастьем, что у Игоря сжалось сердце. Он не сдержал гнева и с силой ударил кулаком по стенке. Давно забытое, беспризорное прошлое подняло в нём голову, и жена, никогда не видевшая его таким, вздрогнула от неожиданности.
– Тина, – прохрипел он, прижимая горячий лоб к стенке, – ты хоть понимаешь, что это может значить?
– Ты совсем не рад? – отвечала она вопросом на вопрос, а её голос дрожал от разочарования. – Не рад нашему ребенку?
Он застонал от отчаяния, вознеся глаза к небу. Он начал кусать губы и, чего с ним никогда не побывало, всерьёз на неё разозлился.
– Я должен быть рад ему, даже если он убьет тебя? – безжалостно отрезал Игорь, приблизившись к кровати. Она заметно изменилась в лице и отвела взгляд, чтобы не выдать своих страданий. Муж ясно видел, как она расстроилась, но это его не остановило. Долго копившаяся злость вырвалась наружу.
– Да пойми же ты наконец!.. – сорвался на крик юноша. – Я люблю тебя! Просто так. И мне не нужен сын или дочь, чтобы укрепить эту любовь. Почему ты всё делаешь себе во вред? А, Тина? Почему?!
Она так и сидела, рассматривая белое одеяло с кружевами, когда Игорь приблизился, опустился на краешек кровати и вгляделся в её лицо. Когда она подняла на него глаза, в них стояли слёзы.
– Даже если я умру, рожая его, – произнесла супруга тихо, но уверенно, – то хотя бы буду знать, что прожила эту жизнь не зря. Что сделала что-то важное!
– Ты и так важна!.. – грозно прогремел муж, злясь всё сильнее. – Понимаешь? Сама по себе! Я устал тебе об этом твердить.
– Скажи! Пожалуйста, скажи, что тебе нужен этот ребенок. Мне нужно это знать!
– Как долго ты планировала это за моей спиной? – фыркнул он, не слыша её. – Как давно перестала пить лекарства, которые прописал тебе Матвей Иосифович?
– Игорь!..
– Знай, что ты не имела права принимать подобное решение, не посоветовавшись со мной. И я тоже хорош!.. Как я не понял раньше твоих намерений?! Почему вёлся на твои уловки?..
За пять лет супружеской жизни Тина никогда не злилась на Игоря всерьёз, но та сцена была исключительной. Она дала ему такую сильную пощёчину, что он вскочил с постели от неожиданности. Её нижняя губа задергалась в преддверии затяжных рыданий, а он истерично усмехнулся.
– Позвольте откланяться, ваше сиятельство, – ядовито прошипел супруг, намекая на социальные различия, которые раньше никогда не становились преградой между ними, но в такой момент сразу же вспомнились. – Отпустите вашего верного слугу…
От его иронии Тине стало ещё больнее, и она отвернулась, чтобы не показывать мужу своих слёз. Тем не менее, он их увидел, и укор совести вмиг его отрезвил. Сказано, впрочем, было уже достаточно. Он в последний раз поклонился и кинулся вон.
– Доля твоя – незавидная, голубушка, – сказала ей провидица, чей шёпот до сих пор звенел в ушах, как глас господний. – Ты сильно любишь, и взаимно, но демоны твои… никак не угомонятся. Даже твой супруг, несмотря на все старания, не совладает с ними!..
– Мои демоны? – дрогнувшим голосом спросила Тина. Ведунья улыбнулась уголками губ.
– Подумай хорошенько, прежде чем потакать им, ведь на деле… они способны потянуть на дно не только тебя, но тех, кого ты любишь!..
Вспомнив эти слова, Тина стерла со щёк дорожки слез. В конце ведунья так же добавила: «Выбор за тобой!», но она знала: его у неё нет. Она родит этого ребенка и будет самой счастливой мамой и женой столько, сколько отмерит ей Бог. Иного пути ей не дано.
***
Левон с трудом уговорил Георгия Шакроевича, Константина Сосоевича и их семейства отпустить его восвояси, ибо «Валентина Георгиевна не единственное прекрасное создание, которого надо осчастливить вестью о беременности». Старики оценили его шутку, искренне удивившись тем слухам, которые ходили про сменщика Матвея Иосифовича как о человеке грубом и неразговорчивом. С ними он держался очень почтительно и любезно и никогда не позволял себе фамильярностей. Правда, они охотно согласились с тем, что Левон Ашотович чересчур серьёзно воспринимал свою работу и, даже сидя за столом, пребывал мысленно со своими пациентами. Тогда они всё-таки сжалились над ним и, похлопав в последний раз по плечу, проводили с Богом.
– Ваш саквояж, сударь, – выглянула из-за угла догадливая горничная и подала гостю рабочий портфель, как только он появился на лестнице. – Доброго пути.
Левон уже хотел откланяться, когда поднял на девушку взор и улыбнулся, заметив, как знакомо смотрели большие карие глаза.
– Нерецек, дук хаюиек?46– спросил он с теплом и приметил, что и акцент у неё, пожалуй, проглядывался. Когда она кивнула, он добавил: – Как вас зовут?
– Анаит, – резво откликнулась барышня, искренне радуясь соотечественнику. Однако он так переменился, как только услышал её имя, что она даже забоялась, как бы ему не стало дурно. Может быть, позвать врача? Ах, да ведь вот он – врач!..
– Мнак баров, Анаит джан47, – промолвил он устало и, сжав саквояж посильнее, скрылся за поворотом.
Анаит наотрез отказалась, чтобы он принимал у неё роды – от мужей, пусть даже они сами врачи, в такой момент одни неприятности, – и за несколько месяцев договорилась со знакомой-повитухой. Левон не очень ей доверял, но жена была упряма – вот от кого Сатеник унаследовала эту пагубную черту! – и всё равно поступила так, как считала нужным.
В тот день стояла ужасная гроза, и крики роженицы раздавались по всему дому. Вокруг взволнованного отца толпились люди: отец, мать, куча родственников, но он их не замечал. Братья шутили, мол, со всеми такое случалось с непривычки. Их серьёзный и ответственный Левон только к тридцати годам сподобился жениться, и в первый раз становился отцом, когда у них самих подрастал уже второй ребенок. Дальше всё пойдет, как по маслу, твердили они. Но что, если не будет никакого «дальше»?
– Она не должна так кричать, если всё идет хорошо! – воскликнул счастливый папочка и поднялся со скамьи так порывисто, что чуть не выбил её у себя из-под ног. – Я знаю!
Высокий рост в такие минуты становился только помехой, но как оставаться спокойным, если чутьё – и не только врачебное, – не переставало шептать?
– Она рожает, Левон джан, – покачал головой дядя Ерванд и положил руку ему на плечо. – Ей подобает кричать, разве не так?
Он шумно выпустил ртом воздух, запустил руки в волосы и замельтешил по коридору. Мать и сёстры переглядывались: разве кто-нибудь видел их рассудительного служителя Гиппократа таким раньше?