Молодой Циклаури высоко вскинул подбородок и сжал кулаки, но Айдемиров так и не отвёл решительного, гордого взгляда, которым буквально прожигал соперника. Видя немую борьбу за его дочь, Георгий Шакроевич устало прикрыл веки. Что ж, на своём веку он переживал и не такое!..

– Вы ничего не слышали о чувстве такта, Джамаль Вахитаевич? – сквозь зубы процедил оппонент. – Если бы оно у вас было, вы бы перестали докучать своим вниманием девушке, которая ясно сказала вам «нет».

Противник задышал, как разъяренный мул, а Давиду и Игорю хватило одного вида их стариков, чтобы понять, как скоро разразится буря. Желая предотвратить её, они, толкая один другого, вышли вперёд к спорящим.

– О эта дивная молодость!.. – махнул рукой старший Циклаури и деланно рассмеялся. – Вы же и сами переживали нечто подобное. Не правда ли, Башир Ахмедович? А вы, Вахита Исламович?..

– Каждый из нас спорил из-за дамы хоть раз в жизни, – подхватил Игорь и подошёл к Шалико с другой стороны. – Не будем заострять на этом внимание. Разве у нас нет более важных дел?..

Старикам разгоревшийся спор не понравился – их отпрыски совсем не умели держать себя в руках! – но они и правда списали его на молодость и горячность спорящих. Впрочем, Башир Ахмедович всё же уличил момент и недовольно шепнул Георгию:

– Ваше сиятельство, – сказал он, осуждающе покачав головой. – Вам надо лучше следить за своей дочерью. Я не хочу в скором времени узнать о дуэли, разразившейся из-за неё.

Давид тем временем увёл брата в сторону и сильно встряхнул его за плечи:

– Милый Меджнун, – проворчал он ядовито. – Определись уже со своей Лейлой, иначе нам всем не сносить головы.

Шалико застонал и уронил голову на руки. Оглядываясь по сторонам, он то и дело замечал, как Айдемиров враждебно на него косился.

– Нельзя подпускать его к Нино, дзма!.. – Он горячо схватил Давида за рукав и нервно сжал пальцы. – Он опасен!

Дзма тяжело вздохнул, собираясь отрезвить брата, когда в комнату вбежала Прасковья Ильинична, а за ней и отец-лесник. Выглядели они озадаченными, а в руках егерь сжимал маленький листок бумаги.

– Игорь Симонович, – поразительно серьёзно позвал Иванович. Адресат сразу же вышел из тени. – И вы, Георгий Шакроевич. Только что пришло письмо из Мцхеты. Пишут, что Валентине Георгиевне плохо. Из Ахалкалаки уже едет врач.

7

Саломея вглядывалась в своё отражение в зеркале с таким рвением, которого давно в себе не замечала, и, хотя за старой провидицей давно захлопнулась дверь, по-прежнему прокручивала в голове её слова:

– Горько тебе пришлось, голубушка, – вещала морщинистая ворожея, которая жила в глуши Цотнэевского леса и показывалась на людях только по особым случаям. – Истерзалось твоё сердце без ласки. Чёрные дни нависали над тобой… горе, утраты, разочарования. И красота твоя лишь усугубляла дело.

Молодая женщина молчала, пряча глаза от ведуньи.

– Но своё ты уже отмучила, – сказала та уже более уверенно. – Ты не будешь больше плакать.

– Что это значит? – удивившись, спросила Саломея.

– Абрикосовую косточку вижу, красавица, – смеясь, продолжала старуха, и всё водила жилистыми пальцами по её ладони. – Ясно вижу. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?

– Догадываюсь, – неожиданно бойко ответила «красавица» и спрятала в уголках губ улыбку. Гадалка тоже улыбнулась и медленно отпустила её руку.

– На этот раз, – усмехаясь, отозвалась предсказательница и сложила локти на столе, – правильный выбор, милая. Не упусти своего шанса…

– Что ты делаешь? – вскинула брови Нино, спускаясь по лестнице из спальни Софико, где уложили Тину. Та только что уснула.

– Поправляю причёску, – отозвалась старшая сестра, убирая с лица волосы. Младшая княжна удивилась ещё сильнее.

– Ты не «поправляла причёску» с тех пор, как умер Вано, – подметила зоркая девушка и заметно просияла. – Даико… ты не хочешь мне ничего сказать?..

Они встретились взорами, но Саломея пренебрежительно фыркнула, уверяя, что ничего не скрывала. Нино этому, конечно, не поверила, но выразить своего недоверия не успела: мимо как раз промчалась горничная, спешившая встретить врача.

– Пожалуйста, не утруждайте себя любезностями, – с порога заявил Левон Ашотович и, передав прислуге в руки пальто, сразу же обратился к девушкам. Рабочий саквояж он крепко сжимал в руках. – Показывайте, где Валентина Георгиевна.

Нино коротко кивнула, получив от солидного врача наказ про компрессы и горячую воду, а Саломее он дал распоряжение стоять в дверях и тотчас сообщить ему, как только Георгий Шакроевич и его зять появятся.

– Можете быть уверены, я никого не пропущу, – сердечно поклялась вдова Пето Ломинадзе. Левон удостоил её быстрым взглядом сверху вниз – неужели не узнал? – и исчез вместе с Нино на лестнице.

В Мцхете остались только Дариа Давидовна, её младшая дочь, невестка и дочери Джавашвили. Ламара и Исхан уехали в Ахалкалаки ещё до обморока Тины, не одобряя, как истинно религиозные люди, присутствия в доме гадалки. Именно при ворожее госпожа Ривкина лишилась чувств, надышавшись паров от странных травок, которые та жгла прямо перед ними, и в итоге старуху выгнали из дому с позором. Они с трудом уговорили княгиню Циклаури молчать об этом случае, а жёны Башира Ахмедовича и Торнике Сососевича, к счастью, отбыли вместе с молодожёнами и ни о чём не знали. Супруга Вахита Исламовича и вовсе не приехала в тот день, как и его старшая дочь Ирсана.

Мужчины прибыли через двадцать минут после того, как Левон Ашотович зашёл к Тине. Игорь выглядел мертвецки бледным, а Георгий Шакроевич закурил от нервов. Напряжение на лицах господ так усилилось, что Константин Сосоевич послал лакея в свой кабинет за вином. Пожалуй, им всем не помешало взбодриться!..

Когда Левон Ашотович зашёл в гостиную, захлопывая на ходу свой саквояж, его встретили одни женщины, помимо отца и мужа Тины.

Игорь и Георгий поспешно поднялись с мест, как только армянский доктор показался перед ними. Озадаченность на его лице в первую минуту всерьез их напугала.

– С моей дочерью что-то не так? – тревожно переспросил старый князь. – Говорите прямо, не таитесь.

– Боюсь, однозначного ответа я дать не могу, Георгий Шакроевич, – со вздохом отвечал Левон. – Поскольку ситуация противоречивая.

– Что с ней такое? – разволновался любящий муж. – Не мучьте нас больше!

– Она беременна, Игорь Симонович. Уже третий месяц, судя по моим расчётам. Она, к сожалению, не очень внимательна к своему телу и не выявила этого раньше, – на выдохе выпалил врач, и хотел бы добавить: «Что может стоить ей жизни», но не успел: его заглушили радостный визг и женские слёзы.

Сёстры Тины начали обниматься, отец нервно расхохотался и бессильно опустился на кресло, а остальные женщины, перебивая друг друга, поздравляли их семейство со столь радостным событием. Казалось, что один только муж уловил в словах медика тревожные нотки, которые для всех остальных потерялись между строк.

– Можно мне увидеть её? – Молодой человек щурился и массировал виски и, в конце концов, обратился к врачу, поборов смущение. – Можно проведать?

– Конечно, – благосклонно отвечал тот, радуясь осмысленностью парня. – В любую минуту.

– Спасибо вам, Левон Ашотович. – Георгий Шакрович подошёл с другой стороны и горячо потряс его руку. – Мы в непомерном долгу перед вами!..

– Что вы, ваше сиятельство, – искренне пожал плечами мужчина. – Я ничего не сделал. Но ещё могу, если… вы будете выполнять все мои рекомендации.

– Всё, что скажете, сударь.

– За ней нужен неусыпный уход. Малейшее недомогание или обморок, и вы незамедлительно должны звать меня.

– Я почту за честь видеть вас в своём доме, – с готовностью пообещал старик. –  Это не мое поместье, но, уверен, что и мой сердечный друг князь Циклаури будет рад вам в любую минуту.

– Раз уж вы пришли, – вдруг подала голос Саломея, – не хотите ли остаться на чай?