Все произошло довольно быстро. Шалико отскочил в сторону, будто обгорел, когда волк за его спиной протяжно завыл, словно призывал своих сородичей на помощь. Игорь тем временем схватил с земли увесистый камень и метко ударил им прямо в лицо хищнику. Тот в последний раз зарычал и бросился бежать.
– Быстрее-быстрее! – наконец, опомнился Башир Ахмедович, выпуская за заскулившей добычей свору борзых. – Сейчас-то мы его и поймаем!..
Лай собак оглушил их ничем не хуже волчьего воя, и они вновь пришпорили своих коней, двигаясь так проворно, как если бы на дворе стоял 1812 год, а за ними гнались французы. С трудом восстанавливая дух от внезапного шока, Шалико в большом смятении поднял глаза на Игоря.
– Спасибо, – пролепетал он, слабо придерживая коня за поводья. Руки еле слушались. – Игорь Симонович.
– Обращайтесь, Шалико Константинович, – усмехаясь, ответил бывший актер и молча поскакал вперед. Давид, наблюдавший за этой сценой со стороны, с трудом подавил улыбку.
Волка в итоге выследили менее чем через пятнадцать минут, и, довольные и счастливые, поехали в охотничий домик на опушке. Егерь встретил их у своих владений с распростертыми объятьями, расшаркался в дверях, и, пропустив охотников в дом, похлопал каждого по спине. Он был очень шумным человеком и постоянно хохотал, почёсывая черную бороду, пока показывал им дорогу к камину. У порога он взял с них слово, что они не запачкают его ковры грязными сапогами и ничего не сломают, но потом сердечно предложил переждать у него дождь. Он забрал у них с рук тушу волка и обещался выпотрошить его должным образом. Старые половицы под ногами трещали. Тучи в небе сгущались.
В длинном вместительном коридоре по обе стороны стены висели чучела оленей и медведей. За версту пахло спиртным. Хорошенькая, розовощёкая дочь егеря прошла мимо них с подносом в руках и игриво улыбнулась Давиду. Он улыбнулся в ответ и даже подмигнул ей, за что Игорь его откровенно пожурил.
– А вы говорите, что не хотите жениться, князь, – пошутил он, поддев товарища в бок локтем. – Женская половина человечества никогда этого не переживет.
– Я должен жениться на богатой, а не на красивой, друг мой, – отвечал тот со вздохом. – И этой девушке придется смириться с этим так же, как и мне.
К тому моменту, когда они присоединились к остальным мужчинам, Прасковья Ильинична уже раздала всем коньяка и закусок, которые велел подать отец. Чеченская половина гостей отказывалась от спиртного и свинины, но с большой охотой жевала орешки и лимон. Илья Иванович одним глазом следил за всеми гостями и то и дело справлялся, всего ли им хватало, а вторым, – скрытым под тонкой черной материей, – поражал их впечатлительное воображение. Рассказ о том, как этот самый глаз однажды поцарапал медведь, заметно их повеселил. Камин в комнате, набитой гостями, звучно затрещал.
Все рассмеялись от очередной шутки Ильи Ивановича, когда Прасковья выполнила его просьбу и принесла свежий выпуск «Кавказского мыслителя» из рабочего кабинета отца. Каждый свой день старый егерь начинал с этого издания и, любитель разжигать споры, посчитал одну из их статей очень интересной для своей сегодняшней публики.
– Вы только послушайте, господа, – начал он, недобро усмехаясь, и широко раскрыл газету. Все разговоры сразу же стихли. – Вы что-нибудь слышали о Никандро Беридзе?
– Ничего о нём, как о человеке, но его размышления зачастую приходятся мне по вкусу, – ничего не подозревая, ответил Георгий, и Константин поддержал его.
– Но вы не читали его последней статьи, ваше сиятельство? – хитро сощурился егерь.
– Нет, не приходилось.
– Она о браках. Разноверовых.
Стрела попала точно в цель. Мужчины оторвались от своих бокалов и закусок и прислушались к Илье Ивановичу, который во всеуслышание зачитал мысли господина Беридзе:
– «Восток – дело тонкое, как твердят мудрены, но насколько тонок брак? – начал он, не скрывая улыбки. – Я много размышлял об этом, и, как мужчину, меня всегда интересовал вопрос: «как сделать свою жену счастливой и как стать счастливым самому»? Сократ говорил: «Обязательно женитесь! Если жена попадётся хорошая: будете счастливы. Плохая – станете философом». Но нельзя ли совмещать и то, и другое? Быть философом и счастливым человеком одновременно? Эта дилемма живо занимает все народности и конфессии и всё-таки у каждой из них своя правда. Разве со своим уставом ходят в чужой монастырь? Или же в чужую… мечеть?..».
Вокруг загалдели и заспорили, и, подбадриваясь их интересом, лесник продолжал:
– «Меня назовут шовинистом, но каждый имеет право высказаться, и я не считаю себя исключением. Я христианин и горец и женю своего сына только на христианке, потому что чистота крови моих внуков – это то, чего бы хотели от меня предки. Я не исключаю любовь и прочую лирику, которой так подвержены умы прекрасных юных созданий, также, как ни в коем случае не принижаю права мусульман или иудеев. Однако лодка любви так или иначе разбивается о семейный быт, и об этом нужно помнить всем: и христианам, и мусульманам, и иудеям. Только брак, построенный на общности менталитета, культур и, наконец, умов, принесёт пользу и счастье. В противном случае вы обречены на провал…».
Башир Ахмедович высоко вскинул брови, его брат и младший сын, наоборот, нахмурились. Айдемировы наперебой заспорили. Грузинская сторона ошарашенно переглядывалась, с трудом собираясь с мыслями. Один только Джамаль помалкивал и задумчиво щурил глаза.
– Он пишет ещё много, – резюмировал егерь, складывая газету подмышкой, – но, думаю, пищи для размышлений нам и так хватает.
Как только он сказал это, мужчины со всех сторон повысили голоса. Илья Иванович отослал Прасковью от греха подальше прочь, да и сам ретировался прежде, чем попал бы под горячую руку. Искорка, пущенная им, разожгла целый огонь.
– Он говорит о том, что не принижает другие конфессии, – первым заговорил дядя Казбек и сложил руки на груди. – Однако его шовинистские взгляды очевидны. Разве можно пропускать такое в печать?
– Справедливости ради, милый сват, – неожиданно встрял Константин, – те из мусульман, кто пробивается в печать, так же не жалуют христиан или иудеев. Думаю, этим грешим мы все.
– Значит ли это, что в глубине души вы жалеете о переходе своей дочери в мусульманство, ваше сиятельство? Или о том, что отдали её за мусульманина? Признайтесь честно, – не остался в стороне Вахита Айдемиров. – Ведь мы все «не без греха».
Хрупкий мир, установившейся во время охоты, канул в лету. Спор распалился нешуточный, и обе стороны встретились посреди комнаты. Один перебивал другого, и, получая откровенный отпор, разгорячался ещё сильнее. Молодёжь не отставала от своих стариков и также вступила в дискуссию:
– В желании жениться на своей соотечественнице нет ничего плохого, – примирительно заявил Мурад Баширович. – Как и в том, чтобы осчастливить женщину другой культуры. Всё зависит от человека.
– А можно делать и то, и другое одновременно, – как ни в чём не бывало, подхватил Джамаль Вахитаевич. – Верно я говорю, Шалико Константинович?
Даже старейшины оглянулись на молодого Айдемирова удивлённо и с укором, не говоря уже о молодых. Давид и Игорь подумали об одном и том же и едва не сорвались с мест. Виновник всего этого совсем не жалел о своих словах и нагло рассмеялся. Пылкость его поступка поражала.
– Что вы сейчас сказали? – зашевелил губами Шалико и медленно поднял глаза с пола.
– Думаю, вы всё прекрасно расслышали, ваше сиятельство. Я не считаю нас, мусульман, чем-то хуже. Порой мы гораздо нравственнее, чем вы, и я горд иметь иную веру.
– Объяснитесь.
– У вас, наверное, принято танцевать с горянками, имея невесту-француженку? Одно другому не мешает, по-вашему?
– Во145!.. – шикнул отпрыску старый Айдемиров, когда Шалико изменился в лице. – Что ты себе позволяешь?
– Разве я не прав, Вахита Исламович? – обратился Джамаль к отцу, пожав плечами. – Разве каждый из собравшихся здесь мужчин не подумал о том же в разгар картули?
