– Падишаху надоело ваше общество, Давид-ага! – процедил он скабрезно. – Спуститесь лучше вниз и посмотрите, чем занята Софико-Султан.

– Как скажете, – ничуть не смутившись, кивнул брат, но в дверях всё же остановился и ещё раз шутливо ему подмигнул. – Только о том, что я сказал, всё-таки подумайте. О той ли вы грезите по ночам, о, великий султан?..

Ни один мускул не дрогнул на лице Шалико. Он с самым недовольным видом захлопнул перед Давидом дверь, но тот, конечно, не обиделся. Столь буйная реакция доказала необходимость жёстких мер. И чем он только думал?!..

Но одно брат точно подметил правильно: их младшая сестра осталась на первом этаже совсем одна и, наверняка, заскучала без общества Натали и остальных. Хотя скука и Софико – два несовместимых понятия, и что-то она с утра явно задумала! Иначе почему с таким рвением выпроваживала родителей из дому, но сама при этом отказалась с ними ехать?

Между Софико и её старшим братом насчитывалась разница в двадцать лет, что, конечно, сказывалось на их отношениях. С Шалико она держалась гораздо проще и откровеннее, но прекрасно знала, что он относился к ней здраво и не имел к ней слабостей, чтобы потакать её капризам. С Давидом всё сложилось иначе. К нему она ходила с просьбами и отыгрывала роль младшей сестры до тех пор, пока он не выполнял всего, что она хотела. Отцовский инстинкт, который капитан Циклаури ещё не успел реализовать, он в полной мере растрачивал на даико, а она, обладая недюжинным умом, умело этим пользовалась.

– Ах, дзма, – проговорила она с досадой, когда он опустился рядом с ней на диван, и тяжко вздохнула. – Ты не представляешь, как мне грустно.

– Тебе – и грустно, радость наша? – недоверчиво усмехнулся Давид и своей большой рукой убрал ей за ухо локон волос. – Где такое видано?

– Да, я не хочу никого видеть и говорить ни с кем тоже.

– Ты много общалась с Шалико. Эта беда, похоже, заразна!

Они немного посмеялись, не сдержав веселья, но потом осеклись, осознав, что издеваться над чувствами брата дурно. Софико резко посерьёзнела и надула губы, захлопав длинными черными ресницами.

– Помнишь мою гувернантку мадам Леруа? Она и Шалико давала уроки французского, когда я ещё не родилась.

– Помню, конечно. Она проработала в нашем доме больше двадцати лет!

Заметив его участие, младшая Циклаури очень обрадовалась этому и всё же рискнула, пустив в ход всю свою изобретательность. Была-не была!..

– Да, дзма, двадцать лет! А наши родители не разрешили мне увидеться с ней. Она недавно приехала из Франции и скоро опять уедет. Кто знает, когда она будет в Ахалкалаки ещё? Я так по ней соскучилась!..

Девушка прикусила язык, когда взгляд Давида наполнился скепсисом, а руки сложились на груди.

– Чемо сихаруло, если ты собираешься на свидание с каким-то мужчиной, то так и скажи. Нечего выдумывать небылицы. Только помни: во второй раз мы можем найти кого-то и похуже, чем хромой мусульманин…

– Вот ещё! – горячо фыркнула Софико. – Я – грузинская княжна. Такое поведение для меня неприемлемо.

Давид ещё выше вскинул брови.

– Рад слышать это, даико. Рад слышать.

Воцарилась тишина, которую княжна нарушила, вцепившись в рукав брата, и состроила ещё одну гримасу.

– Дзма, – позвала она тихо без тени улыбки на лице, – клянусь, что не вру. Мы встретимся с ней в каком-нибудь чайной и съедим вместе пирожное. Только и всего!

– Но papa и maman я говорить не должен, – легко догадался измайловец.

– Безусловно, не должен! Они разозлятся на тебя за то, что отпустил меня, когда они не разрешили. Этому, и правда, лучше остаться нашей тайной.

Ещё одна многозначительная пауза.

– Но только если ты согласен мне помочь. Я передам мадам Леруа твои сердечные «приветы»!

Боже!.. В какую же хитрую лису превратилась их малышка?! Все-то плясали под её дудку: от «мала» до «велика». Но, если гасить в ней этот огонь уже сейчас, то, что от него останется к моменту, когда её выдадут замуж? Разве её будущий муж скажет им за это «спасибо»? Если он, конечно, не из сорта тех, что зовут себя Айдемировыми и Абалаевыми…

– Я соглашусь, но только с одним условием, – в конце концов, заключил Давид, а сестра с благодарностью поцеловала его в щеку.

– Всё, что пожелаешь!

– Ты возьмешь с собой Галику Аликоевну, свою компаньонку.

Улыбка вмиг сошла с лица Софико. Она терпеть не могла Галику Аликоевну – эту толстую престарелую даму, которую приставили к юной княжне, чтобы шпионить за каждым её шагом. Княжна не делала ничего без её ведома, но отказать брату сейчас тоже не могла. Иначе сама подпишется на бумаге, что мадам Леруа никуда из Франции не приезжала!

– Но, дзма…

– Никаких «но», сестричка. Либо ты едешь с компаньонкой в чайную, или куда ты там собралась, либо не едешь совсем.

Общество надзирательницы не входило в планы Софико, но она и так слишком многого добилась. Сев в бричку, она с готовностью помахала брату рукой и даже назвала кучеру адрес чайной. Галика Аликоевна поместилась по правую руку и всю дорогу прижимала к полной груди увесистую сумку. Наблюдая за ней, Софико постоянно закатывала глаза.

Но вот многолюдные улицы Ахалкалаки показались за окнами экипажа, и к девушке вернулась прежняя решимость. Старуха Аликоевна весила сто килограмм и, наверняка, не угонится за ней, страдая от отдышки, если…

– Смотрите, ваше благородие, смотрите!.. – указала она в небо рукой. – Какая милая птичка!

– Ваше сиятельство!.. – кричала Галика Аликоевна в спину княжне, пока та проворно убегала прочь от кареты. – Что скажет ваш батюшка?!

Опасность настолько разгорячила Софико кровь, что о батюшке она подумала в последнюю очередь. Ну да, ей не поздоровится, когда она вернется домой, да ещё и Давид, наверняка, уши скрутит… ну и пусть!.. Такое важное событие, как митинг суфражисток, случается раз в год!.. Да и когда ещё появится такая возможность?

Она убежала так далеко, что смогла, наконец, остановиться за углом и восстановить дыхание. Грудь грела листовка, которую местные суфражистки раздавали всем женщинам в её прошлый визит в Ахалкалаки, а она незаметно от матери и Галики Аликоевны спрятала одну за пазуху. С того дня княжна хранила это воззвание у себя под подушкой и каждую ночь перечитывала его, считала дни и вычеркивала их в календаре. Именно сегодня в Ахалкалаки ожидали приезда известной и просвещенной тифлисской княгини, чьё выступление на главной площади города днём не пропустит ни одна уважающая себя представительница прекрасного пола. Разве могла она упустить такую возможность? Разве кто-то, кого так яро беспокоило равноправие полов, мог бы его пропустить?

Предстоящая агитация княгини Н. считалась незаконной и не одобрялась властями, но ни Софико, ни других горячо преданных делу девушек этот факт не останавливал. Княжна осознала это, когда вышла к площади переулками и обнаружила на ней несколько десятков женщин самого разного возраста и внешности. Как прекрасно, что феминистические течения, как они и пропагандировались на Западе, привлекали и богатых, и бедных! Есть ли разница в том, сколько у тебя денег, если твое единственное желание – заявить о себе? Если ты хочешь, чтобы тебя услышали?

Женщины – кто-то в потрепанном старом пальто, другие в меховой шубке, перчатках и шляпе с павлиньим пером – разошлись по улице, дожидаясь своего лидера. Жандармов поблизости не предвиделось, и Софико, обуреваемая порывами юности, подошла к хорошенькой юной барышне, одиноко стоявшей под деревом. Одета она была просто и со вкусом, и очень понравилась княжне внешне.

– Вы тоже ждете начала выступления? – как бы невзначай спросила она незнакомку, и, когда та кивнула, подала ей руку на западный манер. – Приятно познакомиться. Можете звать меня Софи.

– Люсинэ, – отвечала девушка, робко оглядываясь по сторонам. – Сегодня довольно холодно…

– Да, поддувает.

Нерешительность, что витала в воздухе, нервировала Софико. Она переминалась с ноги на ногу, не зная, как скоротать ожидание, и ещё сильнее куталась в свою шубку. Снега не шло, но зато дул сильный ветер. Да ещё и небо такое хмурое, как будто вот-вот пойдет дождь… ей показалось, или на плечо что-то капнуло?..