– Мы не можем изменить прошлого. – Мужчина с родственной нежностью сощурил глаза. – Но всё ещё в наших силах оставить его позади. Там ему и место.
Саломея еле слышно выдохнула, не сдержав облегчения. Давид коротко рассмеялся и, заметив немую мольбу в её глазах, впервые за долгие-долгие годы обнял.
– Нам стоило сделать это раньше! – произнесла она немного погодя.
– Согласен, Саломея Георгиевна. Согласен!
– Кстати говоря! Вы не видели молодожёнов?.. И Софи! Корабль отбудет через три часа.
– Софико поехала в больницу попрощаться с господином Арамянцем и вот-вот прибудет, а наши голубки… Кажется, чьи-то тени только что проскользнули мимо гостиной.
Через полуоткрытую дверь женского кабинета родственники увидели две тени, восседавших на чемоданах бок о бок, и Саломею накрыла волна умиления, когда Нино положила голову на плечо супругу, а руку просунула через его согнутый локоть. Вместе молодые люди смотрели куда-то перед собой и, наверняка, воображали будущую беззаботную жизнь в Италии. Давид хмыкнул вслед за соратницей.
– Пойдёмте к ним, – прошептал он, приложив палец к губам. – Только бесшумно! Нельзя их спугнуть.
Соратница кивнула, и, крадучись, старшие брат и сестра молодожёнов медленно вошли в гостиную. Нино как раз призналась Шалико в том, как мечтала увидеть Верону, которую воспел в своей пьесе Шекспир, а он, улыбаясь, ответил, что в Италии есть места гораздо интереснее, чем Верона, и что он обязательно покажет их своей Джульетте. Не оставив прошлых привычек, Давид красноречиво зацокал языком.
– Святая дева!.. – театрально возмутился капитан. – Зовите врача: я чувствую, как повышается сахар в моей крови.
Саломея прыснула со смеху, пусть очень старалась этого не делать. Шалико и Нино вскочили со своих мест и с распростёртыми объятьями пошли навстречу старшим. Те сделали то же самое, и молодые люди встретились прямо посреди гостиной. За их спинами дорожные чемоданы так и остались стоять на своём месте.
– Вы никак не избежите ссор и скандалов. – Старшая сестра с самым серьёзным видом раздавала Нино советы. – Такова жизнь! Но вы всегда должны помнить о том, какими влюбленными были сейчас.
– Что значит, – подхватил эту мысль старший брат Шалико, – что вы никогда больше такими не будете. Любовь пройдёт, и вам останется только вспоминать о ней. Так что наслаждайтесь!
– Давид Константинович шутит!
– В каждой шутке есть доля правды, не так ли?..
Она больно ущипнула его за руку, а Давид ойкнул, рассмеялся и замолк. Шалико и Нино переглянулись, с теплом и снисхождением смотря на старших. Как грустно от того, что им скоро уезжать!..
– Если вы будете рядом, – наконец откликнулся юный дипломат и крепко сжал руку своей жены, – то, что бы нам ни готовила судьба, мы всё преодолеем.
– Сейчас нас огорчает только одно, – вторила мужу Нино, – Вскоре и в Мцхете, и в Сакартвело не останется никого из нас.
С тем, что это наблюдение действительно огорчало, согласились и Саломея, и её сподвижник, и в воцарившейся тишине все четверо с грустью и щемящим сердцем рассматривали высокий потолок и любимые родные стены имения, в котором прошли лучшие годы их жизней. Случалось здесь и плохое, но спустя время даже боль и огорчения прошлого вызывали в них лишь лёгкую светлую ностальгию. Кто-то из них ещё вернется сюда, кто-то, возможно, и нет. Но память об этом месте навсегда останется жить с ними и их потомками!..
– Сударь, туда нельзя!.. – грозно вещал за дверью Тимур, и за прозрачными стёклами его тень промелькнула вслед за силуэтом какого-то мужчины. – Сборы в самом разгаре. Хозяева могут опоздать на корабль!
– К чёрту корабль! – откликнулся до боли знакомый голос. – Я должен увидеть сестрёнку перед её отъездом!
Давид и Шалико прочитали в глазах друг друга одно и то же предположение, безгранично их обрадовавшее, а Саломея широко улыбнулась Нино. Зрачки княгини Циклаури расширились, и, как только в дверях показался Игорь, она с визгом повисла у него на шее и в большом нетерпении чуть не споткнулась о ковёр.
– Прости, что не был на твоей свадьбе! – Игорь тепло рассмеялся свояченице на ушко, привлек её к себе и оторвал от земли. От сидзе пахло мятой, табаком и дорогой, и, как обычно, он широко улыбался. – Я спешил со всех ног.
– Я знаю, дзма, – со слезами на глазах промолвила Нино и улыбнулась ему сквозь них. – Я так рада, что ты успел!..
Тепло. Безграничное тепло охватило каждого из них, когда старый друг – и последняя прощальная ласточка! – выпустил из объятий Нино и стал обнимать их всех по очереди. Он крепко обнял Шалико как своего зятя, пожал Давиду руку и, ничего не зная об его жене, выразил надежду, что эта «счастливица» довольна. Давид ничем не выдал своих переживаний и передал слово Саломее, которая скорчила гримасу только для виду и вполне дружелюбно встретила сидзе.
Дорожная пыль ещё не стёрлась с туфель гостя, а серая шляпа слетела с головы, ещё когда он крепко обнимал сестрёнку. Весеннее пальто— не очень, судя по всему, дорогое – не казалось им поношенным, пусть и выцвело, зато от Игоря исходила исключительная светлая аура, по которой они все успели соскучиться. Какого друга и брата они чуть не потеряли?!.. Под глазами дзмы больше не виднелись мешки, с которыми он уезжал от них около года назад, а цвет его лица стал совсем здоровым. Как рады они были слышать, что у него всё сложилось хорошо!..
– Ты надолго к нам, дзма? – спросила у Игоря Нино после того, как все поприветствовали его.
– К сожалению, нет, сестрёнка.
– Почему же? – искренне удивился Шалико. – Вы приехали… только попрощаться?
– Конечно, я приехал попрощаться, – не остался в долгу горский еврей и искоса посмотрел на Саломею. – И выразить огромную благодарность свояченице за то, что заботилась о моей дочери, но сейчас… пришло самое время забрать её к себе.
Старшая тётка маленькой Ирины улыбнулась уголками губ. Препятствовать родному отцу своей племянницы она, конечно, не могла, пусть за этот год и успела крепко привязаться к девочке. Ей будет трудно скрывать своё разочарование!.. Как бы она ни боялась этого дня, он всё-таки настал.
– Хорошо, что вы вовремя одумались, Игорь Симонович, – проговорила она насмешливо-серьёзным тоном. – Ещё немного, и я бы не отдала вам дочку. Я должна признать!.. Она совсем не была мне в тягость.
Ещё через минуту Саломея распорядилась принести Игорю дочку. Поначалу он не знал, как подступиться к ней, но вскоре девочка схватила отца за нос и не ослабила хватки до тех пор, пока не приняла его как своего. Эта смешная ситуация растопила сердце неумелого папочки, и позже никто из них не сомневался, что эти двое вскоре станут неразлучны.
Эпилог
Саутгемптон, штат Нью-Йорк, 1920 год.
Вот вы, наконец, и добрались до меня. Приветствую вас, друзья!.. I did it! And you… did it!86 Вы не знаете меня, поэтому спешу представиться: Вано. Нет-нет, не тот, что умер в конце первой книги – да будет земля моему дяде пухом! – а тот, что следил за вами невидимой тенью из-за кулис и, к счастью, до сих пор себя не выдал. Вано-племянник, Вано-рассказчик. Вы не замечали меня, зато я неусыпно следовал за вами по пятам и, должен признаться, очень горжусь теми из вас, кто всё-таки дочитал хрестоматийную историю моей семьи. Вы спросите: кто мои родители? Ещё бы я так прямо сказал вам об этом!..
С чего бы мне начать? Вот так незадача!.. Я ждал этого момента долгих два тома, но, стоило ему только наступить, как я не нахожу нужных слов. Вы удивитесь: ты-то и не находишь?! Ваша правда!.. Любовь к бумагомаранию я унаследовал от того самого Вано и, в надежде воплотить его давнюю мечту об успешном романе, и взялся писать эту историю.
Я собирал её по крупицам и не без улыбки вспоминаю лица родных в тот момент, когда впервые рассказал о своём намерении увековечить их судьбы на бумаге. С детских лет я постоянно слушал рассказы о Грузии тех времен, и, хоть эта далёкая страна остается для меня любимой, но неизведанной Родиной – февральская революция 1917 года в России сделала это крайне нежелательным для отпрыска дворянского княжеского рода, чьи родители до сих пор не продали свой титул богатым янки, – но я всё же знаю о ней достаточно, чтобы поделиться этим с вами.
