– Зара джан! Я должен признаться, что сегодня ты превзошла саму себя. Все мужчины, должно быть, у твоих ног!
– Не льсти мне, хужаник82. У тебя всегда был подвешен язык.
Из рабочего кабинета Ваграма раздался весёлый смех, и женщина сказала что-то по-армянски. Вот тут-то сердце Софико по-настоящему упало в пятки. Её дыхание участилось, а зрачки расширились. Не в силах сделать хоть шаг в сторону, она встала как вкопанная у дверей и в щёлочку между створками увидела то, чего больше всего опасалась: женский голос принадлежал ослепительно красивой и ухоженной девушке не старше двадцати лет. Темноволосая и кареглазая – в лучших традициях Кавказа!.. Кружевные перчатки, платье и шляпа с павлиньим пером: всё в её образе приковывало взгляд. Она была прекрасно сложена и держалась так уверенно, что не оставалось сомнение: о своей привлекательности она знала. Глаза заслепил солнечный зайчик, но княжна Циклаури не заметила этого – все её внимание заняла соперница.
И Ваграм!.. Как он вёл себя с ней, как улыбался! Закатав рукава на рубашке, он поправил на жилете пуговицы – для кого же старался? Уж не для этой ли девицы? – и раскрепощённо прошёлся по комнате. К двери он встал спиной, и, к счастью, не заметил Софико. Зара хихикнула, и он рассмеялся в ответ, затем приблизился и взял её за руки.
– Я, что ли, вру? Посмотри на себя. Амена сирун куйрик эс ашхарум имна!83
Незваная гостья не поняла последней фразы, но в ней господин Арамянц, наверняка, отпустил Заре очередной комплимент – судя по тому, как та рассмеялась! – и от этой мысли Софико стало ещё гаже на душе.
Он никогда не вёл себя так вольно с ней! Что же. Похоже, на это у него имелась своя причина. Стало быть, граф Каминский всё же ошибался, предполагая, что Ваграм был неравнодушен к ней. Его сердце уже давно заняла другая!..
– Как поживает дядя Ерванд? – спросил бывший редактор по-армянски, и Софико вновь осталось только гадать о значении этой фразы. – Уже собирается выдать тебя замуж?
– Вай, Ваграм джан! – закатила глаза красавица и вслед за собеседником оперлась на письменный стол. – Ко мне пристал с ухаживаниями сын его коллеги-ростовщика, но ты бы видел этого парня! Ходячее недоразумение.
– Ты скажи мне, когда вы будете в следующий раз в Ахалкалаки, – быстро нашёлся Ваграм. – Выйдем с тобой куда-нибудь вместе, а он и подумает, что у тебя уже есть жених.
– Боже мой! – захлопала в ладоши Зара и поцеловала его в щёку. – У меня самый лучший брат на свете!
У Софико кружилась голова, и, не видя смысла терзать себя и дальше, она бесшумно сошла вниз по лестнице. Не мешать же единению влюблённых!.. Она уже увидела и услышала слишком многое. Ну а «нравственный выбор»… отпал сам собой.
Теперь-то ей нет смысла выбирать. Теперь у неё остался только один «выбор». И он уж точно был правильным!..
– Знаешь, что, куйрик84 джан? – Спустя пять минут после ухода Софико Ваграм со вздохом обратился к сестре. – Тут неподалеку есть прекрасная чайная. Я угощаю тебя! А потом отвезу к отцу.
Зара ответила, что с удовольствием примет его приглашение, и они вместе подошли к окну, чтобы он смог показать ей, куда именно они пойдут. Молодой человек отодвинул шторку и случайно опустил взгляд на шумные ахалкалакские улицы. Карета, показавшаяся ему смутно знакомой, как раз свернула за угол.
***
В Сакартвело, где шли последние приготовления к отъезду, ждали только Софико. На корабль, отчаливавший через несколько часов из порта Батум, Шалико и Нино провожали семьями. Граф Каминский поехал в то утро за сувенирами и обещался сразу после этого приехать в порт. Левон Ашотович, у которого, как всегда, оказалось слишком много работы в больнице, не смог приехать на проводы родственников, но пожелал им через Саломею самого счастливого пути. Дариа возилась с дорожными чемоданами, чтобы обязательно положить туда вязанных носков и тёплой одежды – будто дети ехали не в солнечную Италию, а в ссылку в Сибирь!.. Константин дал сыну побольше денег в дорогу, пусть тот и отнекивался, и наказал ему тратить их с умом, а также приглядывать за сестрой. Георгий, меньше всех суетившийся, незаметно подложил зятю в багаж коньяка и посмеялся, добавив, что хоть итальянцы и славились своей кухней, толка в хорошем алкоголе они всё равно не знали. Закончилось всё тем, что Нино, растрогавшись, повисла у каждого из стариков на шее, а те, чтобы не расплакаться самим, сослались на какие-то важные приготовления, которыми они вдруг разом озаботились, и молча покинули комнату.
В отличие от родителей старшие брат и сестра держались молодцом. Отъезд их меньших, конечно, расстраивал Давида и Саломею, как и удручало ощущение ускользающей сквозь пальцы эпохи, но они не позволяли собственным переживаниям портить счастливый настрой молодожёнов. Как давно Шалико и Нино шли к этому дню?.. Долгие годы они были свидетелями того, как новобрачные плутали во тьме и пытались найти друг к другу дорогу. И теперь, наконец, найдя её, наслаждались единением, которое никогда не светило им самим.
Это было ясно с самого начала, и Давид ругал себя за то, что не понял этого раньше. Ему понадобилось столько лет – и целая поломанная жизнь! – чтобы осознать, как мало они с Саломе подходили друг другу. Ещё на девятнадцатых именинах покойной Тины она указала ему на различия между ними вдвоём и младшими, и именно эти различия сыграли в итоге плохую шутку. Собственная собачья преданность женщине, которая никогда его не замечала, теперь искренне удивляла Давида. Он уже отпустил её и лишь сокрушался про себя тому, что сделал это слишком поздно. Надежды на счастливый финал его истории больше нет!.. Пора ему с этим смириться. У него… другой путь. Путь военного, путь генерала, а генералы никогда не видели смысла в любви. Ах, как наивен он был, как мечтателен!.. И ведь так ругал за эти качества брата… Но Шалико в отличие от него давно бы заподозрил неладное. До Давида всегда всё доходило позже остальных, но цена за нерасторопность оказалась слишком высока.
– Вы всё ещё здесь? – раздался за спиной голос той самой femme fatale,85 и Давид неторопливо обернулся в её сторону. – Я думала, вы ушли с родителями во двор.
Саломея говорила размеренно и смотрела перед собой так неловко, что её – с недавних пор! – родственника это повеселило. Его потешила мысль, что после той горячей тирады на свадьбе она, возможно, испытала перед ним вину. Он мог бы позлорадствовать, но не находил в себе для этого сил. В конце концов, он уже давно её простил!..
– Нет, – спокойно проговорил мужчина. – Мне там делать нечего.
Больше Давид не сказал ни слова и остался стоять посреди женского кабинета, куда его попросили перенести вазу с цветами. Чтобы скоротать время, он принялся рассматривать под ногами расшитые грузинским орнаментом ковры. Она не спешила уходить – явно на что-то решаясь! – и они ещё немного помолчали, прежде чем она приблизилась, зашуршав юбками, и коснулась его плеча.
– Знаете, князь, – прошептала Саломея, облизнув губы. – Мы ведь с вами не чужие друг другу. И никогда не были!..
Капитан улыбнулся и взглянул на неё без какой-либо злобы во взгляде. Высокая причёска, длинное, со вкусом подобранное платье!.. Так же – беспристрастно – он отметил, что она прекрасна так, как только может быть прекрасна зрелая женщина, и c некой усталостью и иронией к себе признался, что было бы обидно столько лет любить менее красивую femme.
– Я рад, что вы так думаете, ваше благородие, – благосклонно отозвался Давид.
– Мне жаль, что, несмотря на этот факт, между нами случалось так много плохого, – сказала она наконец.
Он вздохнул и развернулся к ней лицом, а не боком. Она внимательно наблюдала за ним и ждала его реакции, сминая от нервов пояс платья. Её искренность подкупила его.
