Эд и Чарли, которые по легенде Итана отвечали за охрану в его компании, расположились на сиденьях, а Джон часто прикрывал лицо платком, будто ему тяжело давалось дышать воздухом, пропахшим кровью и порохом. Хитрый лис также иногда поглядывал на меня и в уголках его глаз мелкие морщинки становились чуть заметнее, словно он пытался скрыть ухмылку. Или быть может, мне просто показалось.

Помучив офицера Иностранного корпуса данными о среднем использовании воды в сравнении с выпавшими осадками и имеющимися запасами, Итан завершил свой рассказ, но представление на этом не закончилось. На сцену прибыли другие артисты.

В этот раз — дипломатический корпус. Знакомый мне секретарь был несказанно удивлен увидеть человека, которого днем ранее отправили в неофициальную ссылку на несколько дней подальше от неприятностей, в центре этих самых неприятностей. Лицо сотрудника посольства выражало крайнюю степень негодования, а мои попытки успокоить его и напомнить, что проблема исследования «водного следа» для экономики Кении гораздо важнее, чем передвижения отдельно взятого аспирана, не увенчались успехом.

От дальнейшего расследования меня отстранили. Но от вопросов, в этот раз заданных приехавшими с секретарем людьми, меня это не избавило.

Поэтому в отличие от других пассажиров, которых несколько автомобилей забрали и доставили до ближайшего населенного пункта, я, Фэйт и британцы задержались на месте нападения еще на несколько часов. Лишь после этого меня доставили до ближайшей станции. Говорить о том, что два оставшихся дня, проведенных на озере Ухуру оказались изрядно подпорчены случившимся на железной дороге разгромом, полагаю, не стоит.

С другой стороны, природа и моя компания помогли Фэйт прийти в себя. Я старался не напоминать ей лишний раз об инциденте в поезде, как и о моей госпитализации после сопровождения конвоя геологического общества. О перестрелке с контрабандистами я вообще умолчал.

Поэтому сейчас, плавясь под безжалостным ослепительным солнцем на площади в центре города, я вспомнил события прошлой недели с чувством горькой радости: мне не хотелось, чтобы жизнь Фэйт превратилась в череду ожидания моего возвращения с очередного дежурства, наполненного тревогой и волнением.

Справедливости ради, причиной, по которой отряды быстрого реагирования стянули на площадь перед Собором Святого Семейства, кроется не только в ее близости к кварталу Иностранного корпуса. Дело тоже в волнении. Но другом по своей природе: на пространстве рядом с церковью, способной вместить немало людей, собрались местные жители. Они заполнили не только пространство перед старейшей каменной католической церковью в Найроби, но и соседние улицы.

Сейчас занятый митингующими, изначально выступающими в защиту прав рабочих железных дорог, центр города представлял собой самое настоящее осиное гнездо. Окруженное полицией и в срочном порядке стянутыми силами Иностранного корпуса. Уверен, что руководство Свободной Республики, включающее в себя клан Татищевых, которым на бумаге принадлежит единственная российская колония в Африке, спешно работают над планом по деэскалации.

Хотя пока протест остается мирным: лозунги и плакаты не призывают к свержению императора или клановой власти, а значит разгонять жителей кнутом никто не будет. Репутация дороже.

Для многих собрание жителей в нескольких минутах ходьбы от базы Иностранного корпуса выглядело стихийным. Несмотря на офицерское звание, информации о зачинщиках, спланировавших забастовку, было катастрофически мало. Точнее, ее не было вовсе. Поэтому разбитые на двойки отряды быстрого реагирования медленно кружили вблизи нескольких тысяч протестующих, совместно с полицией, но оставались в неведении, как за несколько часов два десятка человек превратились в тысячи.

У меня есть свои мысли по этому поводу, но от размышлений, сопутствующих ходьбе и наблюдению за толпой в паре с Ехидной, меня прервали двое человек в полицейской форме.

— Святослав Андреевич, — обратился ко мне высокий смуглый мужчина тридцати-тридцати пяти лет на вид, козырнув двумя пальцами, — разрешите обратиться?

Это сержант Ливай, который вместе со своим младшим товарищем пришли мне на выручку несколько недель назад в парке по пути из Вестланда на рынок Масаи. С тех пор в обязанности полиции, кроме задержания грабителей по скверам и паркам, стало входить тесное сотрудничество с Иностранным корпусом.

Пусть доступ к общим каналам был только у сержантов, я сомневаюсь, что кто-нибудь из них знал детали о случившихся нападениях искателей или неизвестных наёмников, поэтому информации у них было еще меньше, чем у нас. Но в любом случае правду никогда не удается скрывать долго.

— Разрешаю, — ответил я спокойным голосом, еще раз осматривая столпившихся в десятке метров от нас людей, вокруг которых кружили другие полицейские.

— Эм… — слегка замялся Ливай, потерев подбородок, рукой заросший неопрятной щетиной, — я хотел уточнить, нет ли дополнительных распоряжений для полицейских.

Переводя завуалированный вопрос сержанта, который услышит новые распоряжения для служб местной полиции через средства связи без помощи аспирана Иностранного корпуса, Ливай хотел бы знать, что, черт побери, здесь происходит. И какие шаги предпримет корпус.

Хотел бы и я получить ответы на эти вопросы. Только в сложившейся ситуации все дворянские привилегии в виде возможной связи с родом Татищевых или кем-то из дипломатического корпуса сходят на нет. Солдат есть солдат. Даже если он офицер.

— Распоряжений не поступало, — буднично произнес я сержанту, младший товарищ которого на этих словах насупил свои густые брови, однако я тут же добавил более мягким голосом: — Но на несколько ваших вопросов могу ответить, чтобы полиции и корпусу не пришлось потом сталкиваться лбами. Какой брифинг у вас был до выезда?

Мне действительно не хотелось подставлять полицейских, которых скорее всего просто направили сюда без внятных объяснений. За последние несколько недель содействие ИК полиции усилилось, и наш квад несколько раз работал с полицейскими, включая Ливая, который не забыл нашу первую встречу.

При личном общении отчества, уже прижившиеся в Кении за десятки лет под флагом российской империи, опускались. Но во время службы соблюдалась субординация. С которой в корпусе, на самом деле, все было довольно снисходительно при личном общении. Но допускать подобного при колоссальной разнице в званиях все равно непозволительно.

— Любые детали отсутствуют, — ответил сержант, скрестив руки на груди, — нам дали команду оцепить район и постараться избежать конфликтных ситуаций.

— Принял, — произнес я, вспоминая события сегодняшнего дня и информацию от аналитиков корпуса. — Тогда без вопросов, я просто быстро обрисую ситуацию. Сегодня в десять утра перед собором начались одиночные пикеты. Несколько человек молча держали над головой плакаты с лозунгами в защиту прав рабочих КЖД. Информация о протестах поступила в корпус только к полудню, когда образовались несколько крупных групп митингующих, все еще исчисляющихся в сотнях.

— Хорошо, — утвердительно кивнул мужчина, — Как отреагировало командование?

— Приказа о разгоне не поступило. Силы корпуса собрали для наблюдения, контроля и деэскалации, — продолжил говорить я, более не прерываемый собеседником, — С тех пор на волне мертвая тишина: верхи не хотят, низы не могут. Приказов о вмешательстве нет, количество протестующих растет. Теперь лозунги звучат не только о КЖД, но и о местных фермерских хозяйствах, прекращении переселения народов масаи и кикуйю в заповедные земли, налогах и дальше по списку. Пока инцидентов между протестующими и силами правопорядка не было.

— Вас понял, Святослав Андреевич, — посмурнел Ливай, который все больше хмурился во время моего краткого пересказа событий. — Спасибо.

— Место они выбрали плохое, — вмешался в разговор коллега сержанта.

— Почему? — задал я логичный вопрос.

— Кхм… — съежился под взглядом долговязого Ливая офицер Раймонд, коренастый напарник сержанта, — в собор первыми стали ходить строители центральной станции, здесь неподалеку. Из которой еще ходят поезда до реки Ату и города Кисуму…