— …А имперский Иностранный корпус просто помогает Татищевым контролировать удаленную от наших границ колонию, — ехидно закончил за брата Михаил.

— Не сильно-то он и имперский, — решил поправить старшего Трубецкого Георгий. — Ваш генерал Разумовский в один день сделает из солдат наемников, под стать сомалийским пиратам.

— Это ты сгущаешь краски, Георгий, — ответил Антон. — Иностранный корпус в Найроби расквартировали в шестьдесят пятом, еще при жизни императора Константина Николаевича. Он же, между прочим, и видел корпус как военную структуру, не связанную по рукам и ногам контролем начальников регулярной армии. Ну и Разумовский такого же мнения, как и покойный император: Корпус — это третья сдерживающая сила в помощь императору и личным армиям дворян. Не он первый командующий корпуса, не он последний.

— Это верно, — продолжил свою мысль Георгий. — Только в помощь ли, или в противовес? Ведь в корпусе те же солдаты с магией и без, только лучше и тщательней подготовленные. И те же дворяне, которым не сидится в империи, только инкогнито. Вот и вся третья колонна власти.

— Толковая армия, сражающаяся за свой дом и свои идеалы, всяко лучше, чем тот, кто просто подчиняется командам, потому что ему так сказали и дали денег, — уверенно парировал Антон.

— Или даже денег не дали, — ехидно подметил Михаил, поддерживая брата.

— Как скажешь, Антон, — развел руками Георгий, поняв, что с двумя Трубецкими ему не справиться. — Не хочу с тобой спорить. Просто того же Наполеона такие взгляды до добра не довели.

— Это ты к чему? — уточнил Свят, поворачиваясь к брату.

— Это я к тому, — со вздохом ответил Георгий. — что мсье Бонапарт создал империю, за которую его солдаты шли умирать. По большой любви, а не по принуждению. Французы сами создали свою избранность в огне революции, а Париж по итогу сделали настоящим культурным центром с салонами, общественно доступными парками и прочими благами цивилизованной империи. Вот только куда привели Бонапарта его идеи и массово набранные пять сотен тысяч солдат?

— В Москву, — в тон ответил ему Антон. — Только мы — и есть Москва. Да и Людовик Восемнадцатый свой трон вернул, а Бонапарт сгнил на острове где-то в Атлантическом океане.

Беседу юных дворян прервал усиленный магией голос слуги, который сообщил о том, что в скором времени объявят первый танец вечера.

Аристократы, пришедшие на прием, неторопливо разошлись по огромному парадному залу дворца Татищевых, освобождая его центр для танцующих пар. Казалось, что парадный зал способен принять еще в несколько раз больше гостей, и ни у кого все-равно не возникнет стеснения.

— Прошу меня простить, я и так оставил свою спутницу на слишком долгий срок. Если не приглашу ее на первый танец, она мне этого не простит. — Георгий, кивнул товарищам и удалился.

— Тебе тоже стоит найти себе пару на танец, — обратился Антон к Святославу, — дворянину никогда не помешает танцевальная практика, так скажем, в боевых условиях.

— А мне ты советы не даешь, — обиженно протянул Михаил, картинно поджав губы.

— Граф Львов, к сожалению, не нашел времени на посещение этого приема. Уверен, что он действительно занят, — настойчиво проговорил Антон. — А вот князь Трубецкой, твой отец, сейчас беседует с младшим сыном князя Румянцева. Судя по всему, их разговор подходит к концу. Могу попросить его дать тебе пару советов лично.

Михаил не стал спорить с братом и, схватив Святослава за плечо, потянул того в сторону от своего старшего родственника.

— Только танцы и никаких советов! — бросил он на ходу ухмыляющемуся Антону.

Когда юноши отошли в сторону, встав ближе к стене, Михаил остановился и обратился к другу:

— От советов отца я откажусь, а вот для друга мне совет не жалко. Поэтому слушай, — теперь Михаил заговорил еще тише, — с первым танцем я тебе помочь не могу, сам понимаешь, но вот потом постараюсь сделать так, чтобы тебе не пришлось просить разрешения на танец с Александрой у ее двоюродных братьев. Хорошо хоть, что ее батюшка занят переговорами в Италии, у тебя будет время добежать до кенийской границы, подальше от его гнева, в случае чего.

— Хорошая шутка, — радостно ответил Святослав. — А за помощь спасибо.

— Не за что. — Михаил хлопнул его по плечу. — А теперь извиняй, но дворянину нужна танцевальная практика в боевых условиях.

После этих слов Михаил покинул друга, и Святу ничего не оставалось, кроме как начать выискивать глазами Екатерину, с которой он приехал на этот вечер и которую собирался пригласить на танец.

Глава 7

На балах во многих дворянских поместьях, включая не только московские, но и столичные петербургские фамилии, вечер начинался с полонеза, появившегося в Польше в пятнадцатом веке, но занявшего место популярного открывающего танца для многих имперских аристократов к восемнадцатому-девятнадцатому веку.

Этот танец считался традиционным, поскольку его популяризовал Петр Романов, он же Петр Великий. Учитывая его достижения, в следующие два-три столетия танец и занял свое почетное место в жизни дворян. Однако иногда бал открывали и вальсом, который являлся не менее популярным, но зачастую вторым по исполнению танцем. В таком случае полонез танцевали уже в конце бала.

Тем не менее, приемы в подмосковном поместье Татищевых прославились не только тем, что их посещали крупнейшие имперские семьи и их наследники, а своей прогрессивностью. Конечно, сложно так охарактеризовать малое отступление от устоявшейся традиции, однако множество молодых детей графов и князей, для которых приемы у уважаемого рода пользовались особой популярностью, не упускали шанс подчеркнуть, насколько они выделяются, и в какой-то степени противопоставить себя отцам, тем самым хранителям традиций, от которых приемы Татищевых нередко отклонялись.

Именно поэтому сегодняшний прием был объявлен вечером вальса. Вместо полонеза вечер открывал венский вальс, который также заменял и такие энергичные танцы, свойственные многим балам, как полька и мазурка, а вторую половину вечера закрывал классический вальс, сам по себе более сложный, чем вальс венский.

Оркестр закончил приготовления и начал играть музыку, давая возможность кавалерам пригласить дам, конечно же, с согласия их родителей или опекающих родственников.

В этот момент Свят продолжал оглядывать зал в поисках Екатерины и, наконец, нашел ее рядом с невысоким коренастым мужчиной лет пятидесяти на вид. Седина уже тронула виски его русых волос, аккуратно зачесанных назад, также слегка окрасив густые закрученные усы.

Мужчина о чем-то переговаривался со своей женой, но изредка сурово поглядывал на Екатерину своими темно-зелеными глазами, будто ожидая, кто из кавалеров осмелится подойти к ней. Кажется, она не замечала Свята и всматривалась в центр зала, куда постепенно двигались многие молодые дворяне, желающие показать свои танцевальные навыки.

Святослав тяжело вздохнул и неспешно подошел к девушке, которая заметила его лишь в последний момент, когда он уже поклонился и протянул руку своей даме:

— Екатерина, позвольте пригласить вас на танец, — после чего Святослав перевел взгляд на нахмурившего кустистые брови седого мужчину. — Конечно, с позволения вашего батюшки, Евгения Викторовича.

Брат главы старшей ветви Львовых перевел взгляд на дочь, которая едва заметно вздохнула и слегка кивнула своему отцу, после чего тот, в свою очередь, кивнул Святославу и скрестил руки на груди, провожая взглядом удаляющуюся пару.

Екатерина, приняв руку юноши, перестала смотреть по сторонам, выпрямила спину и приняла крайне серьезный вид. Свят же, наоборот, продолжал крутить головой, казалось бы, в поисках кого-то среди пестрых костюмов и платьев.

— Если ты продолжишь вертеть головой и не сосредоточишься на танце, — шепнула ему Катерина, склонившись к самому уху юноши, — то тебя будет ждать суровое наказание. Впрочем, ты, кажется, именно что-то суровое среди дворян и ищешь…