Мой крузак был тяжелее – он был бронированным, из гаража президента Украины – но другого у меня не было, чужую машину в такой ситуации брать глупо. Оказавшись на водительском месте, я нажал на газ… Крузер тронулся с места тяжело, как тепловоз, выруливая на дорогу. В отличие от обычного – на нем были более мощные фары, плюс искатель и проблесковые маяки под радиаторной решеткой. Я врубил все, сам не знаю, зачем…

Фары были впереди… они удалялись, и я, со своим бронепоездом – догнать их явно не мог. Но я упрямо давил и давил на газ, гоня машину по лесной дороге.

На очередном повороте – я вдруг увидел впереди корму Крузака, большие задние фонари… он стоял так, чтобы я врезался в него. Каким то чудом – я успел затормозить, и в этот момент – слева, по водительскому – хлестнула автоматная очередь, почти в упор.

Я пригнулся к рулю, стараясь, чтобы меня защищала более надежная бронесталь, а не бронестекло, которое неизвестно в каком состоянии. Но бронированный Крузак – отработал свое предназначение на все сто. Когда прокурор перестал стрелять, выпустив весь магазин – я открыл дверь и выпустил по месту, где были вспышки, всё, что оставалось в магазине моего пистолета. И – снова закрыл дверь.

Но выстрелов – больше не было.

ЛандКруизер стоял, немного приседая вперед, на спущенное колесо, в боковое и лобовое с моей стороны ничего не было видно – они все были в следах от пуль, но держались. Я перелез – благо машина большая, широкая – спереди назад, вылез через правую заднюю дверь и тут же упал на землю. Прокурор мог быть и жив, он мог ждать меня в темноте с автоматом…

Не знаю, сколько я так лежал на дороге, у заднего колеса своей машины… минут двадцать… тридцать. Когда уверился в том, что действительно – всё – решил идти на поиски. В стоящем впереди Крузере – почему то обе двери спереди были открыты, и справа и слева. В салоне – тускло горел свет.

С пустым пистолетом – я шел на поиски противника с автоматом. Не знаю, как это можно назвать… дурость, наверное. При нормальных раскладах – надо было завести головной Ланд Круизер и бежать отсюда со всех ног. Но я так не мог. Не знаю, почему – но не мог.

Не мог…

Перебежал на левую сторону дороги, упал на землю, и начал вслушиваться. Услышал дыхание… на грани слышимости. Вслушивался несколько минут, потом – пополз…

Прокурор опасности не представлял, он был еще жив – но ранен. Держался за живот, рядом – лежал АКМС, пустой. Я посветил ему в глаза… затем, подсвечивая фонариком, начал осматривать. Две пули, обе в живот – не повезло. Если довезти до больнички – еще выживет… Может быть… Да только где сейчас больничка?.. Революция в стране.

– Руку… руку говорю! Так…

Я начал рвать рубашку.

– Так… а вот теперь держи. Погоди… я сейчас.

Надо что-то… непроницаемое. Хотя бы кусок пленки подложить. Это не только при ранении легкого, это вообще… рану лучше закрыть, пока не представится возможность оказать нормальную помощь.

Пленка – нашлась в моем Крузере… папка какая-то. С ней я вернулся к раненому.

– Ксанка… с…а – сказал он.

– Молчи.

– Я… не хотел… Ксанка…

– Молчи, сказал…

– Это она… с мамашей ее…. твари…

Ну, да, ну, да. Это всё они, а я – весь белый и пушистый.

– Мне… конец.

– Может и нет… Сейчас мы тебя в машину перенесем… подожди.

– Конец… мне.

…

– В тачке… бабки… в багажнике. Забери…

…

– Не хочу… чтобы этой… с…е … не хочу…

– Замолчи.

– Мама… мама…

Я попытался его поднять, чтобы перенести в джип… но понял, что прокурор – умер.

Умер.

Я его убил. Он – пытался убить меня. Но я – его убил.

Я начал читать молитву. Единственную, которую знал, единственную, которой меня научила бабушка – она читала еще как в деревнях

Отче наш, Иже еси́ на небеси!

Да святи́тся имя Твое́,

да прии́дет Ца́рствие Твое,

да будет воля Твоя,

я́ко на небеси́ и на земли́.

Хлеб наш насу́щный дашь нам днесь;

и прости нам до́лги наши,

как и мы прощаем должникам нашим;

и не введи́ нас во искушение,

но изба́ви нас от лука́ваго

Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй…

Прочитав молитву, я поднял тело бывшего прокурора и понес к машине…

Бабы – уже отвыли и теперь просто ревели.

Александр умер сразу, Лева – мучался еще полчаса. Та дрянь, что открыла огонь из автомата – была мертва, потому что я ее застрелил. Похоже, что и мать ее – тоже убил я: прокурор, уходя, выпихнул ее на ходу из ЛандКруизера, а я, в темноте, не видя ничего, переехал ее.

Пять трупов.

Жена Левы была ранена, но ранена легко. Перевязали. Могилы я закончил копать, когда уже рассвело – в одну могилу положили мужиков, всех троих, в другую – ту бабу и ее мать. Видимо, ту самую, что углем из АТО торговала.

Когда хоронили – неприятный инцидент произошел – жена Саши бросилась на мертвую любовницу Сергея и начала топтать и пинать тело, крича что-то по-украински. С трудом удалось оттащить. Тела я закопал, жена Саши – плюнула несколько раз на могилу, где лежала убийца ее мужа с матерью. Этому я препятствовать не мог, да и смысл…

Каким-то чудом – удалось привести баб в чувство. У Левы был сын, у Александра – сын и дочь. Осиротевшие дети – как могли, помогали матерям…

В багажнике ЛандКруизера Сергея – был еще один автомат, целая сумка с магазинами, гранатами и двумя пистолетами и три огромные сумки. Открыв первую – я уже знал, что там найду. Деньги. Доллары и евро.

Судя по виду – пять – семь миллионов, не меньше. Хорошая заначка.

– Значит, так… – сказал я, когда удалось привести баб в чувство – сейчас идем к границе, вместе ее переходим – и разбегаемся. Денег возьмете столько, сколько сможете нести. За остальным вернетесь, как сможете. Машину мы в лесу спрячем.

Жена Александра, Ирина – тупо посмотрела на меня, потом замотала головой.

– Нет…

– Что – нет?

– Не возьму, нет…

– Почему?

– Не возьму!

Я размахнулся – и со всей силы влепил ей пощечину. Жена Левы, Маша – отшатнулась, пацан Александра бросился защищать мать – но я дал плесня и ему, отправил к матери.

– Слушайте сюда, если еще не дошло. Сейчас, б… не время из себя целок строить, понятно? Понятно я спрашиваю?! Ваши мужики, б…, если кто еще не понял – просрали страну. Все трое – просрали, и все трое – в этом виноваты. И вы – виноваты, но меньше, потому что бабы. Из-за ваших мужиков прип…деканных, которые даже тут разборку догадались устроить – нет у вас больше ни дома своего, ни земли, ни Родины. Ничего больше нет. Кроме детей. Которых вы обязаны поставить на ноги, слышите, коровы тупые! Может, хоть они поумнее своих отцов будут!

…

– И потому вы, б… конченые, засунете свои понты в одно место, и возьмете деньги, сколько унести сможете. И перейдете границу вместе со мной. А потом – поселитесь там, где получится и используете эти деньги на то, чтобы поднять детей. Вот что вы сделаете. А сейчас, б… сопли подобрали и готовиться к выезду. Вот, машина, посмотрите в своих что вам надо ценного – но не больше сумки на рыло. И садитесь в эту машину! Второй раз – повторять не буду! Все, пошли! Что стоим?!

Конечно… было большой глупостью думать, что мы перейдем белорусскую границу и не попадемся. Один я, может, и смог бы, но с двумя бабами и детьми… Это же не «страна 404», это Беларусь. Это – работающее государство, это один из европейских лидеров по производству малых беспилотников, которые, понятное дело, всегда контролируют границы этой страны. Скорее всего, с беспилотника нас и засекли, и уже на белорусской территории – нас повязала спецгруппа погранвойск. «Алмаз», кажется.

С пограничной заставы меня отправили в следственный изолятор КГБ в Минск. Знают ли они, кто я, или не знают – Бог весть. По крайней мере, тут меня накормили, врач осмотрел, и постель какая-никакая есть.