– Как же нам повезло, что ты пока не достиг возраста получения своего наследства.

– Еще семьсот дней терпения, – откликнулся Виктор ледяным тоном.

– Слава Богу, отец знал о твоем пристрастии к азартным играм, иначе к этому моменту ты бы уже промотал все состояние.

– К счастью, мне нужно являться сюда только изредка, чтобы забирать положенное мне содержание. Желаю всего хорошего, братцы, – сухо распрощался Виктор, вставая со стула. – Пусть ваша алчность принесет вам счастье, которое вы заслуживаете.

– Пожалуйста, постарайся продержаться до следующего дня расчета, Виктор, – сказал Жером примирительным тоном. – Ненавижу, когда твои ростовщики ломятся в мою дверь.

– Оставляю право последнего слова за тобой. Виктор уже пересек комнату.

– Окажи любезность сдержать обещание, – отозвался Жером угрюмо.

Но младший Клуар уже вышел, даже не обернувшись.

– Он неисправим, – пробормотал Жером.

– Как Теодор.

– Не совсем. У Виктора нет никаких талантов.

– И гораздо меньше пороков.

– Верно, – сердито согласился Жером. – Значительно меньше. И если нам повезет избавиться от англичанки, мы искореним последний из пороков Теодора.

– Полиция ее тоже разыскивает.

– Мне сказали об этом. Но я не слишком надеюсь на способности Тюлара. До конца недели нам придется держать людей начеку.

– Пока не завершатся слушания.

– Да, именно так.

Солнце уже встало, когда Паша повернулся в постели и обнаружил, что лежит один.

Мгновенно стряхнув с себя остатки сна, он оглядел комнату. Неужели ей снова удалось удрать?

Последние дни он почти не спал, и усталость дала о себе знать. Тихо выругавшись, он свесил с кровати ноги и поднялся. Трикси Гросвенор не должна исчезнуть из его жизни. Во всяком случае, не сейчас. Прикидывая в уме маршрут, каким она могла отправиться в Кале, он торопливо пересек комнату и резко распахнул дверь гардеробной.

– Я собиралась тебя разбудить перед уходом.

Он замер на пороге, прищурившись от яркого солнца, светившего в окна.

– Уже уходишь? – пробормотал он, окинув взглядом ее упакованный чемодан и дорожное платье.

– Да, конечно. Я провела с тобой несколько восхитительных часов.

Паша растерялся. Она говорила вежливо и дружелюбно, как общительная собеседница за обеденным столом.

– Не смотри на меня с таким удивлением. Насколько я понимаю, ты не привык, чтобы тебя благодарили.

Он стоял голый в дверном проеме. Ее слова вызвали у него улыбку.

– Не совсем так. Ты весьма обходительна.

– Ты необыкновенный человек, потрясающий, я бы сказала. Я буду до конца дней вспоминать прошедшую ночь с благодарностью и восторгом.

– Так же, как и я, chouchou[1]. – Он потянулся с прирожденной грацией, отчего его мышцы приобрели скульптурную рельефность. – Но в твоей спешке нет никакой надобности, не так ли?

– Нет, я должна ехать, – возразила она, беря перчатки.

– Мне не хочется тебя отпускать.

– Не надо, Паша. – Испытав на себе его силу, она нервно подумала, насколько хорошо его все-таки знает. – Пожалуйста, не делай со мной этого. Даже не помышляй.

– Не кипятись, дорогая, – промолвил он, входя в комнату. – Я не собираюсь удерживать тебя против твоей воли. – Подойдя к платяному шкафу, он открыл зеркальную дверцу и вытащил зеленый с рисунком халат и надел.

– Я сразу предупредила тебя, что не намерена оставаться. – Трикси торопливо щелкнула замками чемодана. – Мне необходимо как можно быстрее вернуться домой.

– Почему бы тебе не показать мне Кент? Она обернулась к нему:

– Вот так запросто? Он пожал плечами:

– А что особенного? Англия весной имеет особое очарование. И я еще не сполна тобой насладился.

«Так же, как и я», – промелькнуло у нее в голове. Он стоял в своем великолепном халате из японского шелка, похожий на языческого принца, каким-то чудом занесенного в роскошную гардеробную Ришелье. Нежная ткань халата еще сильнее подчеркивала мужественность его облика. Утреннее солнце отбрасывало золотые блики на его длинные черные волосы, под экзотической бронзовой кожей, доставшейся в наследство от предков с – Зауралья, ходили тугие мышцы. Выразительные раскосые глаза ее гипнотизировали. От его пристального взгляда она почувствовала, как в ее жилах занялся пожар. Но она не могла легкомысленно удовлетворить его желание, когда ее жизнь была обозначена рамками, предписываемыми правилами приходской общины, присутствием могущественных и не слишком дружелюбных соседей. Трикси не имела преимуществ, которые давало человеку богатое состояние, и соответствующих богатству свобод.

– Прошу прощения, – мягко произнесла она, – но обстоятельства не позволяют мне пригласить тебя к себе домой.

– Мы могли бы остаться в Лондоне. Она укоризненно посмотрела на него.

– Ты всегда добиваешься своего?

– Почти всегда.

«По праву большого богатства, красоты и очарования», – подумала она.

– Я могу счесть это наглостью.

– Прошу прощения. Вероятно, мне следовало солгать, – сказал он без тени смущения. – Но я решил, что прошлой ночью тебе было хорошо со мной.

– Ты не ошибся. – Слово «хорошо» даже приблизительно не могло выразить степень ее восторга. – Но это недостаточно веская причина.

– Отчего же? – возразил он искренне.

– Для таких мужчин, как ты.

Однако он не имел намерений обсуждать с ней особенности половых отличий.

– Ты могла бы показать мне достопримечательности не только Берли-Хаус, – заметил он вежливо.

– А ты – продемонстрировать свои способности, – парировала Трикси сардонически.

Он усмехнулся:

– Как тебе будет угодно.

– Какая чопорность.

– Как гость в доме может тебе повредить?

– У меня опасные соседи. Гросвеноры не слишком меня жалуют. А еще слуги и деревенские жители, которые любят чесать языками, и мой сын.

– Это не проблема. На людях я буду вести себя в высшей степени осмотрительно. – Его голос понизился на регистр. – Я так хочу снова до тебя дотронуться!

Она покачала головой:

– Это невозможно, Паша.

– Сколько раз ты прошлой ночью кончала? – справился он бархатным тоном.

И ее тело отозвалось, словно его вопрос послужил паролем для освобождения ее потаенных мечтаний.

– Не все в этом мире должно иметь обоснование, – прошептал он. – Я могу доставлять тебе удовольствие на любых условиях, которые ты выберешь.

– Не говори так, – выдохнула она, краснея.

– Я буду заниматься с тобой любовью, где и когда ты захочешь. Во тьме ночи, за семью замками, лишь бы ты чувствовала себя в безопасности…

Ею овладело безумное желание удовольствия.

Жертва плотского соблазна, которому он ее подвергал с таким бесстыдством, она услышала, как ее язык произносит слова, противоречащие ее рассудку, как будто такой ответ не требовал продолжительного раздумья.

– Если ты поедешь со мной, то должен согласиться на мои условия. Безоговорочно.

– Безоговорочно, – повторил Паша без малейшего колебания.

– Ты не должен ко мне прикасаться в присутствии Кристофера и даже намекать на какую бы то ни было близость.

– Разумеется.

Ландо быстрее домчит их до побережья, подумал он рассеянно.

– И ты не можешь оставаться с нами долго.

Словно установленные ею границы могли защитить ее от распутных желаний.

– Ты устанавливаешь ограничение во времени, – отозвался Паша, уверенный в своем мастерстве любовника.

– И ты не должен смотреть на меня так, как сейчас, в присутствии посторонних, – заявила она, перехватив его взгляд.

– На людях я буду обращаться с тобой как монах. Она не удержалась от смеха.

– Ты на это способен?

– Дело в том, что монахи монахам рознь, – произнес он, лукаво блестя глазами.

– Мне нужны более весомые заверения, месье Дюра, – потребовала она игриво и твердо одновременно.