Шлепок был несильный. Тренер по боксу, наверное, сказал бы, что Слесаренко лишь обозначил удар. Но звук получился смачный, мясистый такой. И все находящиеся рядом любители хлеба и зрелищ опять засмеялись.

— Ну, купчина? Что дальше?

— Я тебя сейчас положу на обе лопатки и буду держать, пока ты не сдашься.

Народишко между тем уже налип вокруг плотной толпой. Но Вадим этого не видел. Он готовился к бою — весь собранный и сжатый, как стальная пружина. И совсем сейчас он не был похож на «жиртреста». И совсем сейчас он не был похож на «разнимателя драк»!

Пока Слесаренко замахивался для второй пощечины, Вадим быстро шагнул к противнику, захватил его удобно и хорошо — тот ведь не знал контрприемов — и по всем правилам классики, которая, как известно, запрещает подножки и подсечки, бросил нескладного дылдяя через спину.

Бросок, надо сказать, получился прекрасный, быстрый. Слесаренкины пятки описали в воздухе красивую длинную дугу. И потом Слесаренко грохнулся на траву — спиной, так называемой «пятой точкой» и теми самыми пятками, обутыми в незашнурованные кеды. Причем правый кед отлетел в сторону, словно от взрыва.

Слесаренко услышал, что внутри у него что-то хрустнуло, хряпнуло. На самом деле ничего там у него не хрустело. Просто он испугался, весь мгновенно продрог от ужаса. А сверху, по-борцовски плотно, на нем лежал Вадим Купцов.

И тогда этот несчастный восьмиклассник заревел, что называется, «во все воронье горло». И слезы потекли у него из обоих глаз, как из родников с живою и мертвою водой.

— Ты правым-то глазом шибче плачь, Слесарь! — крикнули из толпы.

И тут Вадим, вместо того чтобы праздновать полную победу на костях поверженной державы, вместо того чтобы самому нормально проехать на Слесаренкиной спине до столовой, вдруг встал, поднял за руку помятого Слесаря и сказал кратко, но внушительно:

— Кончайте!

Это произвело на любителей хлеба и зрелищ сильное впечатление. С тех пор, собственно, Вадим и стал считаться разнимателем драк.

А Слесаренко тихо дожил до конца смены и отбыл, и больше его в «Маяке» не видели.

Да он и взросл был для пионерских лагерей… Хотя, может, не так уж и взросл.

Если быть честным, то многие из нас куда охотней согласились бы стать победителями в драках. Слава разнимателя не совсем понятна да и, пожалуй, пресновата. А вот слава победителя много слаще.

Так думал раньше и Вадим Купцов. Когда? Года три-четыре назад, когда он еще не был борцом классического стиля, когда его любой мог отпихнуть по дороге в школьный буфет, тогда он был… ну, в общем-то, обычным хилятиной.

И нос ему расквашивали, если он огрызался. Принимать каратистскую стойку мы умеем по большей части только в мечтах своих. А в реальном поединке слепнем от волнения, да и в немалой степени от трусости, — разве не так? И вместо того, чтоб собрать свои и без того не великие силы, окончательно теряем их.

Нет, не от благородного желания увеличить число физкультурников, а тем более не от желания укрепить пошатнувшееся здоровье Вадим Купцов схватился четыре года назад за эспандер и гантели. Он хотел быть победителем в драках. А для этого нужна уверенность. А для уверенности нужна сила.

Как он узнал довольно-таки скоро, его мышцы любили тренироваться, крепли и росли, словно сами собой. А там Вадима приметил тренер из секции. И узнал он, ученик сперва четвертого, а потом пятого класса, что у него есть реакция и хватка. Многое в нем, оказывается, предназначено как бы специально для борьбы.

Однажды он вдруг выиграл соревнования. И прямо почувствовал, что у него плечи стали шире. Причем не только от гордости, но и от действительно приросших сантиметров.

Помнится, он пришел тогда домой усталый, как грузчик. Но не чувствовал никакой усталости, один только могучий голод. Хотел сказать матери: «Ну, теперь все. Ничего не бойся!»

Она была в ванной — замачивала белье и сыпала сверху порошок, который падал то пылью, то комками. И когда комками, мать опускала руку в воду и разминала комок.

Услышав Вадима, она повернула голову. Лицо у матери было усталое и в испарине… И боевые слова вдруг не получились у него. Он сказал: «Хочешь, все белье перестираю?»

Потом мать его накормила, и он лег спать. А она стирала. Такой вот был эпизод.

Однако даром он не прошел.

То ли именно с него, то ли просто случайное совпадение, но жизнь Вадима Купцова изменилась. Особенно это стало заметно с класса шестого. Теперь у него не было никаких проблем. Ни в очереди за пирожками его не отталкивали, ни в раздевалке.

Стоп. Мы, кажется, забыли, с чего начали. Ведь он накачивал силу и тренировал ловкость, чтобы самому драться и побеждать. Но теперь почему-то это его не волновало.

Да, такая странная существует на свете вещь. Слабый мечтает о мести и драке. Сильный — но только действительно сильный! — к этим делам равнодушен. Об этом, кстати, довольно ясно сказано в басне «Слон и Моська». Причем сильным человек бывает не только из-за крепких мускулов, но и духом или правотой. Впрочем, это уже больше относится к взрослым.

Вадим Купцов рос действительно крепким парнем. И с ним происходило то самое, о чем говорится в известном изречении: «В здоровом теле здоровый дух». Его мускулы сами как-то делали его голову разумней, а характер добрее. У него и внешность, между прочим, выработалась такая добродушная лишь за последние два-три года. Но никто к этому раньше не приглядывался. И всем казалось, что он от рождения был таким: толстощеким, с улыбающимися розовыми губами и чуть косолапой походкой.

В «Маяке» на своей необычайной должности разнимателя драк он предотвратил не более двух или трех побоищ. Но ведь легенды на то и существуют! Старички — новичкам, а те — другим желторотикам. И малыши из четвертого отряда, растаскивая двух петухов, кричали: «Ясно, ясно, чего захотели! Сперва по душам, потом по ушам. Ду́рки вы, темные вы, как штаны пожарного!» Это все были точные цитаты из Вадимовых шуток.

Так он и жил. И хорошо ему жилось. Да он и в самом деле человеком был неплохим.

Но и для Вадима наступил однажды день испытания. Потому что… Хорошо, конечно, когда выпуклые мышцы делают тебя добрым. Только ведь доброта — это все же что-то посложней и поглубже, а?..

Первый отряд отправился на «Птичку». А что такое «Птичка»?

«Птичка» — так испокон веку звали ее в «Маяке» — это птицефабрика, километрах в трех от лагеря. Целые армады кур, которые сидят в клетках и, просунув головы сквозь железные прутья, без конца молотят носами в кормушки, потому что ничего, как видно, не слыхали о пользе голодания.

Время от времени из клеток по наклонному полу сбегает не торопясь фарфоровое, чуть розоватое яичко и останавливается в специальном желобе, который тянется вдоль длинной куриной улицы.

Надо эти яички собирать, надо глупым курам подсыпать еще и еще корму… Ну и так далее — работы хватает.

Итак, первый отряд отправился на «Птичку»… Зачем?

Во-первых, чтобы пройти трудовое воспитание. А во-вторых, затем еще, чтобы однажды за завтраком весь лагерь мог получить свежайшую, ни с чем не сравнимую яичницу — так сказать, «пионеров идеал».

Первый отряд намеревался вернуться к обеду. Он и вернулся к обеду. Но вернулся какой-то на себя не похожий — стадообразный, унылый, предстоящему компоту не радующийся.

Олег Семенович сразу заметил это. Он смотрел на побитое в неизвестном бою войско и думал над тем, какой бы сейчас им задать вопрос, чтоб и разузнать все, и малость их подбодрить.

Однако он ничего не успел спросить, потому что Валерия Павловна, воспитатель этой скучной компании, вдруг оставила свой отряд и пошла к начальнику. За нею поползло несколько тягучих тревожных взглядов. Но ни слова. Свернули в свою сторону, на свою дорожку. Валерия Павловна в это время уже подходила к начальнику, слегка наклонившись вперед, потому что была высока и полновата.

Они работали вместе бог знает какое лето — десятое, а может, пятнадцатое. Поэтому им не требовалось каких-то предисловий. Но Валерия все же произнесла в сущности совсем не нужную фразу — так сказать, для разгона, для ритуала: