На эти вопросы пока нет ответа. Но ценно уже то, что доктор физико-математических наук, профессор Пулковской обсерватории Николай Александрович Козырев поставил их на повестку дня. А значит, ответ в конце концов обязательно будет.

А. Валентинов

Учитель натирает меховой шкуркой эбонитовую пачку и прикасается ею к выводу электроскопа. "Бабочка" внутри стеклянного баллона сразу же расправляет крылья. Этот физический опыт памятен нам всем со школы. Простой вроде бы эксперимент, но он привел к большому открытию…

Еще в 1900 году обратили внимание на тот факт, что электроскоп, будучи помещен в замкнутый, тщательно изолированный сосуд, все равно разряжается. Это значит, что какое-то излучение проникло извне и ионизировало воздух. Сначала подумали, что причиной ионизации служат гамма-лучи, испускаемые при радиоактивном распаде вещества земной коры. Но австрийский физик Виктор Гесс решил поискать причину ионизации в заоблачных высотах. 7 августа 1912 года он поднялся в гондоле аэростата с тремя электроскопами на высоту пять километров. Ученый обнаружил, что с увеличением высоты ионизация газа в сосуде вокруг электроскопа сильно возрастает. Так было доказано, что не из-под земли, а из космоса идут потоки ионизирующего излучения, названного космическими лучами. Спустя 24 года за это открытие Гесс получил Нобелевскую премию.

Космические лучи состоят из быстрых заряженных частиц — протонов, электронов, ядер атомов различных элементов. Влетая в верхние слои атмосферы, они сталкиваются в ней с ядрами атомов азота и кислорода и разрушают их, порождая потоки новых элементарных частиц — вторичных космических лучей. Бывает, что первичная частица обладает гигантской энергией — 1019–1020 электрон-вольт, тогда на площади несколько квадратных километров возникает сильный ливень из миллиардов вторичных частиц. Это явление называется ливнем Оже. Правда, подобные первичные частицы встречаются крайне редко, и пока неизвестно, где они смогли получить столь фантастическую энергию. О том, сколь часто попадаются такие частицы в космосе, дает представление числовой пример: через площадку в один квадратный метр пролетает в среднем одна частица в год с энергией в 1016 электрон-вольт (то есть в тысячу — десять тысяч раз меньшей энергией). А чем больше энергия частиц, тем реже они встречаются.

Именно изучая вторичные космические лучи, физики открыли новые элементарные частицы: позитроны, мезоны, гипероны. При поиске природных трансурановых элементов в космических лучах ученые обнаружили около одного процента тяжелых ионов (в основном это ядра атомов азота, углерода, кислорода).

Оказалось, что при многомесячных полетах вне земной атмосферы именно тяжелые ионы приносят самый большой вред здоровью космонавтов. После полета американских астронавтов к Луне по микроотверстиям в шлемах скафандров было обнаружено, что голову астронавта несколько раз "навылет простреливали" тяжелые ионы. На основе полетов к Луне ученые смогли подсчитать, что в течение двухлетнего полета к Марсу космические ионы разрушат 0,1 процента клеток мозга космонавта. Вот почему так важно найти средства защиты от космических ядер.

В подмосковном городе Дубне в Объединенном институте ядерных исследований на циклотроне проводятся медицинские исследования с тяжелыми ионами. Эти работы помогут найти "противоядие" от тяжелых ионов, чтобы человек смог достичь других планет солнечной системы.

Космос должен служить делу мира и прогресса. Такова гуманная направленность советских космических исследований. В космонавтике — науке, устремленной в будущее — не должно быть места милитаризму и бесчеловечности.

Но за океаном хотят приучить мир к мысли, что преступление против человечества — дело обычное. Список "уроков" империализма довольно обширен: применение дефолиантов во Вьетнаме, поставка отравляющих веществ душманам в Афганистане, бактериологическая война против свободной Кубы, нейтронная бомба… и, наконец, доктрины об ограниченной ядерной войне и возможной победе во всепланетном атомном пожаре.

Нет! Человечество не смирится с подобными перспективами, как нельзя принять за должное, например, сообщение в американском журнале "Мазер Джонс" (сентябрь — октябрь 1981 года). В статье Говарда Розенберга рассказывается, что по заданию Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства США (НАСА) в двух специально оборудованных камерах Института ядерных исследований в Окридже (штат Теннесси) проводятся эксперименты над ничего не подозревающими людьми под предлогом их лечения от рака. Но не болезнь пациентов волнует врачей. Их интересуют параметры синдрома лучевой болезни, а именно: какова в точности доза облучения, после которой у человека пропадает аппетит и начинается тошнота, переходящая в рвоту. В числе жертв оказался и шестилетний Дуэйн Секстон, который умер в Окриджской клинике.

Во всей истории пилотируемых запусков американских космических кораблей ни один астронавт ни разу не подвергался настолько большой дозе облучения, чтобы у него возник синдром лучевой болезни. Дуэйн Секстой получил такую дозу. "Его смерть на совести НАСА" — такой вывод был сделан в результате полуторагодового расследования, предпринятого по инициативе журнала "Мазер Джонс".

Представим себе будничную ситуацию. Космический зонд должен доставить научные приборы на поверхность планеты. Вчера это было фантастикой, а сегодня космические аппараты садятся на Землю и Луну, на Марс и Венеру. И в фантастических романах, и в действительности задача решается одинаково. Комбинация аэродинамического (если есть атмосфера) и ракетного торможения, затем мягкая посадка, соприкосновение с поверхностью практически на нулевой скорости. Так делали всегда, и другого пути не видно. Даже фантасты, казалось бы, не придумали удовлетворительной альтернативы.

Впрочем, так ли это? Обратимся к классикам жанра. Раскроем для начала "Войну миров".

Как приземлялись марсиане

Гигантское орудие для посылки межпланетных аппаратов на Землю появилось на Марсе в 1894 году. Дождавшись очередного великого противостояния, марсиане приступили к планомерному обстрелу нашей планеты. Всего было выпущено двенадцать снарядов, на борту которых находились марсиане и их боевая техника. А вот как они приземлялись:

"Он увидел гигантскую воронку, вырытую упавшим телом, и кучи песку и гравия, громоздившиеся среди вереска и заметные за полторы мили. Вереск загорелся и тлел, прозрачный голубой дымок клубился на фоне рассветного неба.

Упавшее тело зарылось в песок среди разметанных щепок разбитой им при падении сосны. Выступавшая наружу часть имела вид громадного обгоревшего цилиндра; его очертания были скрыты толстым чешуйчатым слоем темного нагара. Цилиндр был около тридцати ярдов в диаметре".

Марсианские пилоты, по всей видимости, не особенно утруждали себя выбором места для приземления:

"Пятый цилиндр упал, очевидно, в тот дом, куда мы заходили сначала. Строение совершенно исчезло, превратилось в пыль и разлетелось. Цилиндр лежал глубоко в земле, в воронке более широкой, чем яма около Уокинга, в которую я в свое время заглядывал. Земля вокруг точно расплескалась от страшного удара ("расплескалась" — самое подходящее здесь слово) и засыпала соседние дома; такая же была бы картина, если бы ударили молотком по грязи. Наш дом завалился назад; передняя часть была разрушена до самого основания. Кухня и судомойня уцелели каким-то чудом и были засыпаны тоннами земли и мусора со всех сторон, кроме одной, обращенной к цилиндру. Мы висели на краю огромной воронки".

Не правда ли, эти описания бесконечно далеки от того, что мы называем мягкой посадкой? Для торможения своих летательных аппаратов марсиане не использовали ни парашютов, ни реактивных двигателей. Сопротивление воздуха снижало скорость снаряда до нескольких сот метров в секунду, затем, двигаясь все еще с большой скоростью, он внедрялся в землю и окончательно тормозился.