А рядом с залом, в одной из комнат лабораторной пристройки к монтажно-испытательному корпусу, было непривычно тихо. Но эта кажущаяся тишина была обманчива. На самом же деле и за стенами помещения днем и ночью тоже не прекращались напряженнейшие испытания "шарика". Ракетчики с нескрываемой завистью взирали на своих товарищей-"космиков", приходивших вместе со всеми, но затем надолго исчезавших за дверями этой новой лаборатории, вход в которую был строго ограничен. Последние же ходили с высоко поднятой головой. Еще бы, ведь готовить к полету первый искусственный спутник — это не обычную ракету испытывать! Совсем другой уровень!
В один из последних дней сентября в испытательном зале неподалеку от "хвоста" ракеты-носителя собралась изрядная толпа испытателей, разогнать которых не было никакой возможности. Как оказалось, сбежались они не без причины. На квадрате площадки, выгороженной толстым шнуром на деревянных стойках, на невысокой легкой подставке цвета слоновой кости торжественно "возлежал" виновник сборища — искусственный спутник Земли, сверкающий зеркальной полировкой. Правда, пока он был еще в полуразобранном состоянии и лишен антенн, но, как говорится, уже смотрелся. Обе полусферы его корпуса с целью доступа внутрь были соединены технологическими шпильками, и в образовавшийся зазор шириной в ладонь хорошо просматривалась его "начинка" — смонтированная там аппаратура. Первое, что бросалось в глаза, — это блоки аккумуляторов, занимавших большую часть внутреннего объема "шарика". В образованном ими центральном канале виднелись радиопередатчики и бортовые коммутаторы, а над ними высовывалась часть раструба диффузора, совместно с задней полусферой обращенного на подставке кверху. Это сюда вентилятор, расположенный где-то под приборами, погонит азот, обеспечивая его циркуляцию внутри спутника и обдув радиопередатчиков. Излучение избыточного тепла в космическое пространство обеспечит полированная поверхность задней полусферы. Длинным кабелем, отходившим от штекера сверху "шарика", последний, как пуповиной, соединялся с передним торцом ракеты-носителя. Очевидно, долгожданный момент завершающих испытаний ракетно-космического комплекса, к которому так стремились, наступал.
— А аппаратуры-то в "шарике" негусто! — поделился я своими наблюдениями со знакомым конструктором. — Что же мы будем от него иметь со столь скудной "начинкой"?
— Ну не так уж и мало! — пожал он в ответ плечами. — К примеру, станут намного ясней вопросы прохождения радиоволн сквозь ионосферные слои… Получим надежную связь со спутником — считай, многие проблемы можно будет решить: тут и пути дальнейшего развития космической радиосвязи и телеметрии, да и наши собственные конструкторские дела. А нас интересует многое… Например, как наилучшим образом обеспечивать требуемую герметичность конструкций космических аппаратов, неизмеримо более сложных и совершенных, чем этот первый "шарик". Или как в широком диапазоне и поточнее регулировать их внутренний тепловой режим. А чтобы снабдить баллистиков интересующими их достоверными сведениями о верхней атмосфере, аппаратура вообще не нужна. Достаточно лишь с Земли проследить за изменением орбиты от торможения в ней спутника, и многое сразу прояснится. Да и вам, ракетчикам, не грех проверить и отработать методику вывода спутников на требуемые орбиты вокруг Земли. Это же только предсказано, но еще никем не проверено!..
Верный своей неизменной привычке, сразу после прилета на космодром Сергей Павлович Королев появился в монтажно-испытательном корпусе. Коренастый и широкоплечий, он шел твердым и уверенным шагом, как всегда несколько склонив свою непропорционально крупную голову на правое плечо, и внимательно слушал ведущего конструктора Алексея Иванова, о чем-то ему докладывавшего. Около "шарика" еще толпилось много зевак, не заметивших его появления, а потому и не успевших ретироваться. Остановившись неподалеку от спутника, Королев, и без того очень сосредоточенный, если не сказать сумрачный, с явным неудовольствием взглянул на ведущего конструктора, не обеспечившего элементарного порядка. Тот густо покраснел, и его лицо покрылось пятнами. Без слов поняв, в чем дело, толпа любопытных вмиг как бы растворилась.
Перекинувшись несколькими словами с академиком Келдышем, рядом с плотным и чуть грузноватым Королевым выглядевшим по-юношески стройным, он, низко пригнувшись, поднырнул под ограждение и подошел к спутнику. Келдыш последовал его примеру. Присев около "шарика" на корточки и вполголоса переговариваясь, они долго и внимательно разглядывали монтаж аппаратуры, особое внимание уделив стыковочным соединениям обеих полусфер, которые скрупулезно и с явной заинтересованностью ощупали руками. На одном из них была хорошо видна кольцевая канавка, по-видимому, для уплотняющего резинового кольца, обеспечивавшего после стяжки полусфер герметичность корпуса спутника.
— Достаточно ли одного кольца? — спросил Королев своего заместителя, подозвав его кивком головы и хмуро глядя на него в упор. — Не лучше ли его задублировать и сделать двойное уплотнение? Кстати, вчера в Москве по этому вопросу появились какие-то замечания, но я до отлета не успел в них разобраться!
Его заместитель, худощавый и уже лысоватый человек, больше похожий на юриста или врача, нежели на конструктора, заметно смущаясь под пристальным взглядом обоих академиков, несколько сбивчиво, но весьма подробно доложил о результатах испытаний, подтвердивших обоснованность принятых конструктивных решений. Не забыл он упомянуть и о последних замечаниях, так серьезно озадачивших Королева и, несомненно, бывших причиной его плохого настроения. По его словам, они никакого отношения к конструкции уплотнения не имели и были следствием нечеткого проведения испытаний в конструкторском бюро. Королев, слушавший его, не перебивая, недоверчиво покачал головой:
— Нас никто не торопит! Если имеете хотя бы малейшие сомнения, остановим испытания и доработаем спутник! Время еще есть!
Заместитель теперь уже более уверенно повторил, что абсолютно ничего делать не надо, так как принятая конструкция вполне надежна. После непродолжительного раздумья, словно он еще в чем-то сомневался, Королев наконец кивнул головой в знак согласия и повернулся к "шарику". Казалось, что небо от туч очистилось и гроза миновала, как Королев вдруг снова нахмурился и по его щекам забегали крупные желваки. Резким, властным движением руки он подозвал ведущего конструктора:
— Что это такое?
На идеально отполированной поверхности спутника даже издали видны были небольшие матовые пятна, на которые никто ранее не обратил внимания. По всей вероятности, кто-нибудь из монтажников нечаянно оставил отпечатки своих пальцев…
— Вы для чего здесь поставлены? — гневно отчитывал Королев ведущего конструктора, еще не успевшего опомниться от первого нагоняя. Главный конструктор органически не терпел никакой неряшливости и неорганизованности, справедливо полагая, что от разгильдяйства в малом всего один шаг к провалу в большом, и в подобных случаях был беспощаден.
В глазах Королева, кроме крайнего негодования, просматривалась какая-то невысказанная обида, словно провинившийся не просто недосмотрел или проявил неряшливость, а нанес ему личное оскорбление. Ведущий конструктор стоял, низко опустив голову, и его щеки вновь пунцово пылали. Сказать было нечего. Выручили запасливые двигателисты, сунувшие слесарю-монтажнику кружку со спиртом-ректификатом и несколько бязевых салфеток. Пока тот смывал злополучные отпечатки и полировал поверхность спутника, Королев успел "вправить мозги" бригадиру монтажников, к которому всегда относился с большим уважением, как к отличному работнику:
— Поторопились!.. Недоглядели!.. Сколько раз я вам твердил, что все надо делать аккуратно, с умом! Вы что, работать разучились? Запомните раз и навсегда одну простую истину: если вы сделали свое дело медленно, но хорошо, все очень скоро забудут, что работа была сделана медленно, но надолго запомнят, что она была сделана хорошо. И наоборот, сделайте свое дело быстро и плохо и можете быть уверены, что никто и не вспомнит, что вы сделали дело быстро, но никогда не забудут, что вы сделали его плохо!
