— А разве двух ведер недостаточно?

— Ай-я-яй, уже устали?.. Разбирайте ведра, люди, не стойте руки в боки! Надо же, какие лодыри пошли…

— Вода из крана не годится, она хлорированная!

— Ничего, земля все переработает… Нет, я просто удивляюсь на вас. Советовать — так все, а работать — так никто. Пошевеливайтесь немножко!..

— А я считаю, что ветки надо еще подрезать. Крона получается слишком густая, и солнце с трудом проникает к корням. Вам не кажется?

— Тоже Тимирязев нашелся! Солнце нужно листьям, а не корням. Фотосинтез!

— А вы не умничайте!

— Если ветки обрезать, что получится?

— Остановитесь! Вы уже все дерево обстригли! Вспомните, как оно выглядело раньше и на что похоже теперь.

— На что?

— На жареную ворону! Где ваши глаза, люди добрые? Разве орехи такие бывают?

— А что, это орех?

— Какой, к черту, орех?

— У меня есть знакомая в тресте озеленения, можно позвонить.

— Не надо никуда звонить — это клен! Вот народ: простого клена не различают!

— Скажешь тоже — клен! Это орех. На, понюхай листик…

— Да, но в таком случае мы зря сыпали сюда чернозем. Орех любит глину, вы что, не знаете?

— Лично я ничего не сыпал.

— С чего вы взяли, что он не любит чернозем? Чернозем все любят!

— Глину, песок — вот что любит орех!

— А что ж вы до сих пор молчали? И как быть теперь?

— Очень просто: выгрести чернозем и насыпать песку.

— А где его взять?

— Не догадываетесь? Детская площадка рядом!

— Нет, товарищи, такой песок не годится. Нужно землю смешать с песком и глиной в определенной пропорции. Вам любой крестьянин скажет!

— У меня есть знакомая в управлении сельского хозяйства, можно позвонить.

— Бросьте вы, я сам из деревни… Давайте воду!

— Слушайте, а если подсыпать удобрения?

— Работают сегодня магазины?

— Возле вокзала всегда открыто… Я там топор покупал!

— Кто сбегает?

— Я бы сбегал, но деньги…

— Деньги? А где главбух? У него должны быть фонды для таких случаев… Работает? Позовите его сюда, пусть не валяет дурака. Все — значит все!

— Скажите, еще копать или хватит?

— Стой, уже корни видно!

— Вот я и спрашиваю — копать или хватит?

— Ты не отлынивай! Сказано копать — копай!

— А корни?

— Ты же слышал — сюда засыплют другой грунт. И удобрения! Вкалывай, не болтай. Или вот что — дай сюда лопату!

— Не дай бог дождь — грязищи будет!

— Знаете, я слышал, что орех любит расти на камнях. Вроде когда сажают, подбрасывают немного щебенки. То есть не сплошь щебенку, а так, два-три камешка.

— Я думаю, надо взять один большой. Орех пустит корни и обхватит его. Тогда никакие ветры не страшны. Ветер дует, а он себе держится за камень… Как человек!

— Бетонный бы монолит сюда… даже с арматурой.

— Главбух на бетон не отпустит… он жуткий скряга.

— У меня есть знакомая на железобетонном заводе, можно позвонить.

— О! Есть выход! Надо заложить под корни большой кусок железа. Оно к тому же и полезно!..

Предложения сыплются одно за другим. У каждого находится что сказать. В конце концов все приходят к единому мнению: яму надо значительно углубить.

Суспензия держит деревце на плече, а двое мужчин остервенело копают. Сверху видны только их руки. Нашли обломок бетонной панели, принесли несколько ведер песка, утрамбовали, подсыпали немного земли, опять утрамбовали, добавили песка, залили все это водой… Теперь, кажется, можно вернуть деревце в его естественную среду, но тут Суспензия замечает новый непорядок:

— Кто же сажает деревья с такими грязными корнями? Смотрите, сколько земли на них налипло!

Народ безмолвствует.

— И правда, — пристыженно говорит кто-то. — Недоглядели…

— Пусть женщины моют корни, это не мужская работа.

Кое-кто считает, что корни тоже не мешало бы подстричь, особенно мелкие отростки.

— Оставьте три-четыре из тех, что потолще, — и хватит.

— А вы уверены, что их надо мыть?

Суспензия презрительно поднимает бровь.

— Теперь даже свиней на ферме моют!.. И мы свое дело тоже должны сделать на совесть: принесите-ка мыло. Нет, постойте, я готова отдать свой шампунь… югославский! Мне сегодня сестра принесла. Берите, не жалко… И вот что: тряпочку захватите — надо их потом протереть!

Наконец все кончено. Коллектив облегченно переводит дух. А что, неплохо потрудились!

— Вот теперь и о вас в газетах напишут, — ядовито встречает своих работниц главбух, так и не вставший из-за стола. Сам-то он и пальцем не шевельнул, а идея все-таки была его, не чья-нибудь.

— Правильно! — снова загорается Суспензия. — Давайте-ка я позвоню… для начала в «Вечерку». Алло, редакция? Записывайте экстренное сообщение! Диктую! Новый почин…

ОБЛАВА

Рассказ

Один милиционер дремлет в тени мотоцикла, укрытого на краю лесополосы, другой, лежа на животе, разглядывает в бинокль дорогу.

Как на ладони отсюда видна долина, одетая виноградниками, а за ней — новый холм.

— Наконец-то! — наблюдатель толкает под бок спящего. — Проснись, погляди!

— Чего глядеть-то? — его товарищ одурело трясет головой, привстает, озирается вокруг.

— Началось, говорю… Посмотри!

Тот берет бинокль, но, прежде чем приставить его к глазам, говорит ворчливо:

— Сколько раз повторять! Я старший по званию… Как надо обращаться?

— Посмотрите, пожалуйста, товарищ сержант!

— Вот именно!.. А бинокль у тебя какой-то допотопный… сплошной туман.

— Так ты фокус подкрути!

— Фокус?.. Я вот рапорт на тебя напишу за то, что обращаешься не по форме… — Сержант налаживает резкость и вдруг восхищенно восклицает: — Ай да девка!

Для верности он еще протирает линзы рукавом.

— Да куда ты смотришь? — рядовой выхватывает у сержанта бинокль и сам приглядывается.

Далекий пруд становится ближе. Из воды выходит на берег купальщица. Она и правда хороша. Вот бы… Но служба есть служба.

— Ты на дорогу, а не на девку смотри… уже без бинокля видно!

— Ах, дуй тебя горой! — Сержант наконец различает медленно приближающуюся фигуру. — Ничего, подпустим ближе!

— Дай-ка… — Младший снова приглядывается к путнику. — Похоже, с мешком. Ну народ! По центнеру за раз унести старается, а потом больничный берет! Ты посмотри, как плетется!.. И это теперь, когда кругом продовольственная программа!

— Ладно, сейчас поговорим с голубчиком! — Сержант встряхивается, поправляет фуражку, выходит на середину дороги и, расставив ноги и уперев руки в бока, ждет.

— Куда лезешь, Симион? — не может сдержаться младший, но тут же поправляется: — Я хотел сказать: вы поторопились, товарищ сержант.

— Ага, все-таки начинаешь меня признавать… И я даже догадываюсь, по какой причине. Рассчитываешь, что раз это твое село, то одних задержишь, а других отпустишь. Так вот, не надейся. Вопрос поставлен четко: продовольственная программа, дисциплина труда, общественный порядок! Стало быть, всякий, кто проедет или пройдет по этой дороге с фруктами или овощами, но без соответствующих документов, будет безусловно задержан и отправлен в районную милицию.

— А чего ты, собственно, надуваешься? — раздосадованно спрашивает младший. — Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! По мне, так хоть все село арестовывай!.. Я совсем другое имел в виду: тебя за десять километров видно, а приказ был — находиться в укрытии. Рано ты вылез: вор заметит, свернет с дороги.

— Ха! А мотоцикл на что? Можешь быть спокоен: от меня никто не уйдет. Хоть одного да возьмем…

«Сойка», «Сойка»! — оживает вдруг рация на мотоцикле. — Вызывает «Орел»! Прием!»