— Он не посмеет тебя уволить! Права не имеет!

— Как тебе сказать, дорогая… просто я не сумею так долго воевать с ним, как вы…

— Мия, не смей сдаваться! Коллектив тебя поддержит, слышишь, Мия?!

— Нет, я слишком горда, чтобы бороться. Так, может… пококетничаю немного — и сдамся… Ты прости меня, конечно, но мне не хотелось бы дойти до… не сердись, Стема.

— Мия, нам не так уж плохо, и к тому же…

— Знаю, Стема, но я не хочу. Я пришла к совершенно определенному выводу: артист должен умереть на сцене. Даже когда он уже ни на что не годен, все равно — из театра ни ногой… пусть идет вахтером, уборщицей… Скажешь, я не права?

— Молчи, Мия…

— Знаешь, что я сделаю, если он меня вызовет?

— Попросишь оставить тебя в театре?

— Что значит — попросишь? Просить бесполезно. Нет, я заговорю его раньше, чем он успеет сказать слово, прикинусь дурочкой, осыплю его комплиментами, а когда он размякнет — козырь на стол! А если и тогда откажет — пойду в совпроф. Пусть меня переведут в контролерши — этого довольно!

— Мия, сердце мое, но стыд!

— Ах, как бы я хотела, чтобы и директор так считал, иначе он не согласится! А вот если он будет думать, что это для меня унижение, что он веревки из меня вьет, — тогда я победила!.. А что касается стыда, то послушай меня, Стема, внимательно. Скажи, разве не стыдно держать контролеров, гардеробщиков, директоров, администраторов и прочих, которым просто плевать на искусство, которые просто отбывают в театре время, как в обыкновенной конторе, хозяйничают, как в хлеву, хлопают дверями, как в бане, и пьют за кулисами, как в пивнушке? Это стыдно. А вот если я, довольно известная в свое время артистка, должна буду подтирать полы за какой-нибудь, скажем, сопливой девчонкой, только что пришедшей в театр, — а ведь и мы с тобой были такими же! — если мне придется одевать или гримировать ее, носить за ней реквизит, — это, моя дорогая, не стыдно. Это почетно… Я не слишком тебя задерживаю?

— Боже упаси, ты прекрасно сделала, что позвонила. Ты ведь знаешь, Мия, что́ ты для меня значишь.

— Я и раньше звонила, но никто не брал трубку, и, признаться, я побаивалась, что к телефону подойдет Дим.

— Ну что ты! Дим — воспитанный человек.

— Мда… я так и сказала Грете, а она…

— Слушай ее больше! Она распишет…

— Ей, бедной, тоже невесело.

— А что случилось?

— Да все то же. Директор вызовет с минуты на минуту, а звездой ее не назовешь, так что…

— Ах, девушками мы бываем только раз, а звездами считаем себя всю жизнь… Все проходит, Мия, я убедилась.

— Все, все проходит, Стема.

— Но неужели ничего нельзя вернуть?

— Тебе не кажется, что мы впадаем в сентиментальность?

— Мне кажется, что Дим проснулся… Ну, звони, заходи…

— Непременно… Чао!

— Чао!.. Подожди, тут Дим тебе приветы передает…

11

— Дим! Дим!.. Дим!

— Что там еще?

— Оставь книги, открой скорее!

— Да, слушаю.

— Посмотри в окно!

— Ну?

— Не видишь? Да куда ты смотришь? На нашу стройку смотри! Ну?.. Иди поцелуй меня!

— Обыкновенный трактор.

— А что он делает?

— Ездит чего-то.

— Во-первых, это не трактор, а бульдозер. Во-вторых, не ездит, а ровняет площадку.

— И что?

— Как — что? Готовит место для стройки.

— Думаешь?.. Да, пожалуй.

— Не пожалуй, а так и есть. Я уже полчаса присматриваюсь, иначе не стала бы тебя звать. И вообще, пока я в чем-нибудь не убеждена, мне неловко тебя беспокоить. А все-таки, Дим, согласись, я кое-чего стою. Ждала, хотела тебе доказать… И вот, результаты налицо.

— Стема, ты радуешься так, словно для тебя строят персональный дворец.

— Не надо иронии. Была я права, когда говорила, что здесь будет стройка?

— Была.

— Теперь тебе все понятно?

— Нет…

— Что же именно?

— Почему все лето, пока было тепло и сухо, они ни черта не делали, а теперь зашевелились? Хоть бы стройматериалы привезли раньше, чтобы не пришлось их сваливать в грязь.

— Видимо, были заняты на других участках. Главное, что интуиция меня не подвела… Признаешь, Дим?

— Признаю.

— Как ты себя чувствуешь? Можно мне говорить с тобой дальше? У меня сегодня маленький праздник…

— Изволь.

— Я тебя не отвлекла? Чем ты занимался?

— Да так… листал кое-что.

— А настроение? Бодрое?

— Ничего… давай.

— Мерси, ежик… Знаешь, о чем я думала в последние дни? На стройке было затишье, а я думала, думала, только не решалась тебе сказать…

— Ничего, раз пригнали бульдозер, дело пойдет.

— Так и мне кажется. Завтра-послезавтра появятся люди, машины… Не зря же он там ездит!

— Конечно.

— Да, так вот… Я вспомнила наш давнишний спор… Ты не забыл?

— О том, что здесь будет магазин или столовая?

— Дим, это не магазин и не столовая, я и сама долго размышляла, и с людьми консультировалась… Побеседовала, между прочим, с продавцом из промтоварного. Он тоже не знает, что и как, но уверен, что это не магазин. И еще я слышала кое-какие разговоры во дворе: женщины такой народ — всегда в курсе. То есть как бы знают все, а по существу — ничего.

— Это моя фраза.

— Да, ты пользуешься ею, когда хочешь меня обидеть.

— Но ведь ты сама сказала…

— Я сказала, потому что она здесь кстати. Что именно здесь будет, они не знают, но что не столовая — это точно. Говорят, на этом месте когда-то собирались строить кинотеатр…

— Что ж, кинотеатр — тоже неплохо.

— Нет, они не уверены, что кинотеатр. Может быть, и стадион. Так им говорили, когда они вселялись сюда.

— Стоп, все правильно! Бульдозер ровняет площадку — значит, стадион.

— Но, Дим, если стадион, это для нас очень плохо.

— Почему же?

— Насколько я знаю, ты терпеть не можешь ни футбол, ни… как его?.. регби.

— Когда-то не терпел, а сейчас — кто знает? Тогда я был занят, а теперь…

— Тогда это катастрофа для меня.

— Не преувеличивай.

— Ты бросишь меня дома одну, а сам уйдешь «болеть».

— Если на то пошло, мы можем вместе выходить на балкон и наблюдать соревнования оттуда. С балкона вид как на ладони — никаких трибун не надо.

— Но это все равно как если бы ты уходил.

— Почему?

— Ты будешь смотреть на соревнования, а не на меня.

— Не рановато ли начала волноваться?

— А я вообще не волнуюсь. К твоему сведению, никакого стадиона здесь не будет, я точно знаю.

— Чего ж ты так расстроилась?

— Представила… Когда я впервые услышала про стадион, у меня сердце сжалось. Подумай сам: после театра — стадион! Но потом я решила, что придется и мне пристраститься к какому-нибудь спорту.

— К боксу!

— Не смейся.

— Я не смеюсь. Был бы у меня спарринг-партнер для тренировок.

— В твоем возрасте — тренировки?

— Я же сказал: пока у меня хорошее настроение, болтай что хочешь.

— Видишь, мои новости тебя греют! И тем не менее стадиона здесь не будет, а какое-то здание. Говорят, один из тех, кто забивал колышек, пил в тот день пиво в продуктовом, и при этом присутствовал один человек с нашего двора. И тот сказал, что он тоже не знает, что будут строить, на то есть инженер, который знает все, но что здание — наверняка.

— Я не совсем понял… пусть будет что будет.

— Нет, Дим, я тоже сперва так решила, а потом раздумала. Мы не можем быть равнодушны к тому, что делается вокруг нас. Правда, от нас не очень много зависит, но представь себе, например, что это будет Дворец культуры…

— В городе не бывает дворцов культуры.

— А у профсоюзов? А у железнодорожников?

— Резонно… тем более вокзал недалеко. Ну и что, если это Дворец культуры железнодорожников?

— Не так важно, чей он! Важно, что в таких учреждениях всегда бывают… Понимаешь? Неплохо было бы, а?

— Ты имеешь в виду самодеятельный театр?

— Да хоть и драмкружок! Ведь ты и я были как-никак уважаемыми людьми, а, Дим? Я слишком размечталась, да?..