— Есть, есть вода!

Амара начинает бешено крутить первый же кран, попавшийся ей под руку.

— Ох! — издает она легкий крик: сверху неожиданно обрушиваются ей на голову теплые струи. Вот теперь промокла так промокла… Она отшатывается от ванны и растерянно смотрит, как набегает к ее ногам дурацкая лужица. Горячие струи душа, ударившись о белое дно ванны, превращаются в пар. Становится тепло, уютно… Тело Амары не может устоять перед искушением…

— Наденешь мой халат! — слышится сквозь шум воды голос хозяина. — Он там, на гвозде!

Да, если она не искупается, это еще больше осложнит положение: лишние вопросы, лишние уговоры. Так и быть, вреда от этого не будет, тем более что она так устала. И это называется лето! Замерзла как цуцик… Да, и как же теперь быть с платьем? А очень просто! Она выстирает его и просушит на веревке, а дверь не откроет до утра. Потом можно будет и соснуть на мешках, почему бы и нет?

Вода шумит, плещет, и Амара постепенно забывает о своих опасениях. Она моется долго, старательно. Никогда она не купалась в настоящей ванной, а оказывается, это почти так же приятно, как баня. Дома, правда, Митру устроил душ во дворе, но пользоваться им можно только летом, когда солнце хорошенько прогреет бочку. А здесь — что хочешь: и холодная вода, и горячая — зимой и летом!

Ох, спохватывается Амара, увидел бы меня сейчас Митру, что было бы?.. Она выключает воду, но вспоминает о платье. Оно мокрое и в песке… Откуда на нем песок?

— Так как тебя зовут? — спрашивает хозяин из-за двери. Он, наверное, все время что-то говорит, но, во-первых, из-за воды не слышно, а во-вторых, она не слишком обращает на него внимание.

Голос у него, в общем-то, приятный, добрый, веселый. Во всяком случае, жестокости в нем нет, даже не подумаешь, что проходимец. И, по совести, кто бы ему помешал, если бы он всерьез захотел войти? Не крючок же… Ах, бабник! Пусть не надеется, Амара не откроет ему, нечего и уговаривать.

— Амара… Меня зовут Амара, — говорит Амара, и вдруг до ее ноздрей доходит запах жареной картошки. Сами понимаете, она ее, может быть, тысячу раз ела, но никогда этот запах не был таким аппетитным, таким притягательным. Ух, как есть хочется!.. Но который час?

— Амара? — как-то удивленно тянет он. — Это городское имя.

Городское? Да она крестьянка из крестьянок!

— Может, Тамара? — переспрашивает хозяин.

Откуда ей знать? Сроду звали Амарой. Может, и Тамара.

— Халат надела?

Господи, неужели подглядывает?!

Амара отскакивает от двери, испуганно оглядывается… Платье мокрое. Протягивает руку к халату, тесно запахивает полы.

— Очень хорошо, Амара, — говорит хозяин, — а теперь позволь и мне принять душ, я тоже хочу освежиться. Будь добра, присмотри за картошкой — не пригорела бы…

Такого варианта Амара не предусмотрела. Он тоже хочет принять душ? Прекрасно! Это очень удачный момент, чтобы смыться! Он войдет в ванную, а она… ищи-свищи! Будьте спокойны, Амара не растеряется!

Она скидывает халат, хватает платье, с трудом натягивает на себя: оно неприятно липнет к телу, руки вязнут в рукавах. Но ничего, сейчас это не важно. Главное — вырваться на волю! Только нужно, чтобы он ничего не заподозрил. Она надевает халат поверх платья и толкает дверь.

— Ух ты! — хозяин разводит руками. — Я и не подозревал, какую красавицу привел!

Она не чувствует ног под собою.

Господи, мешки остались в ванной!

А он уже вошел туда!

И деньги в мешке!

О чем она думала, дура! Как могла забыть!

Постучать, попросить мешки!..

— Что, Амара, что случилось? — удивленно, но не без ехидства отзывается Джикэ. — Ха-ха-ха!..

Она отпрыгивает от двери. Плещет вода.

Может, он не заметит? А может, наоборот, пустил воду, а сам роется в мешках, ищет деньги!

— Я не расслышала, как тебя зовут! — Амаре не до любезностей, но она хочет отвлечь его.

— Что ты сказала? Громче!

— Спрашиваю: как тебя зовут?

— Я уже сказал… Можешь называть меня Джикэ, и я буду доволен.

— Что мне делать?

— Присмотри за картошкой! Пригорит!

Амара не знает, куда девать себя.

А что будет, когда он выйдет из ванной… Надо, не теряя ни минуты, схватить мешки и… Дождь еще идет? Идет… но не очень сильный.

— А где твоя жена? — спрашивает Амара, чтобы не молчать. — Ты ведь женат?

— Это целая история! — отзывается хозяин.

Он откашливается и начинает рассказывать. Вода шумит, плещет, его голос то приближается, то удаляется. Амара не слышит, ее ничего не интересует. Она думает о деньгах и о Митру. Как же она допустила все это? Должен был ехать Митру, а не она. Чеснок? Пусть бы сам и продавал! Телевизор? Пусть бы сам и присматривал! А она, женщина… одна, в чужом городе… И как она позволила привести себя сюда? Как теперь выпутываться? Вот провалиться ей, если она разрешит этому человеку хоть одним пальцем дотронуться до себя!.. Чем-то пахнет… что-то горит! Ах да, картошка! Черт с ней!.. А если он все-таки начнет приставать?.. Митру?! Так ему и надо, раз не сумел меня уберечь! И, в конце концов, откуда он узнает?.. Если она привезет деньги в целости и сохранности… или даже купит телевизор. Интересно, Джикэ разбирается в телевизорах?.. Боже, о чем она думает?!

— А вот и я! — Джикэ неожиданно выходит из ванной. Выходит — и вдруг озадаченно свистит: — Опаздываю…

Только теперь Амара замечает часы на стене. Ровно два. А кажется — вечность пролетела…

Но что это он сказал? Опаздывает? Куда? На завод? Он работает в третью смену?.. Может, он что-то другое имеет в виду? Джикэ бросается к шкафу, просит ее отвернуться и торопливо переодевается.

Что он сказал? Не будет есть? Не успевает? Пусть ест сама и не обижается на него… Он хватает кусок хлеба, откусывает уже на ходу…

Что он сказал? Чтобы она не беспокоилась? Кровать застелена… А если ей станет холодно, пусть возьмет из нижнего ящика еще одно одеяло. Дверь? Что делать с дверью? Крепко прижать, и замок сам защелкнется. А как он потом войдет? Очень просто — у него есть ключ… Что еще? Ах да, спокойной ночи. Спокойной ночи, а дождь пройдет до утра.

И что теперь прикажете думать? Привел чуть не силой, затащил в дом, заставил принять душ и… Нет, зря он считает ее такой дурочкой. С другими у него, может, и проходило, а с ней не пройдет! Амару сладеньким не приманишь! Пусть не воображает, что если она простая крестьянка, то… То что? Сделал вид, что торопится на смену, а сам наверняка притаился где-то поблизости и ждет, пока ее свалит сон. Тут он появится и… куда ему лечь? Разумеется, в собственную постель! Нетушки, Амара не дура. Слыхала и про таких: в одну дверь выходят, в другую входят. Не выйдет! Да она даже не посмотрит на эту жалкую кровать! На чем она сидит? На стуле? Так и будет сидеть! Одета она? Одета. Так и будет одета! Еще посмотрим, чья возьмет!..

Уговаривает себя Амара, а сердце у нее в груди трепещет как воробышек. Одна, в чужом доме, среди ночи… скоро три часа…

Она уйдет — вот как она поступит! Еще капельку посидит — и уйдет! А если он стоит за дверью? Плевать! А если он сейчас вернется? Нет, надо немного подождать… может, он все-таки ушел… Скоро дождь перестанет, сказал он, а там и рассветет. И, признаться, ноги как ватные… Что это скрипнуло? Дверь? Нет, часы тикают. Сколько же времени прошло?.. Ушел. Вот дурачок! Нет, не может он стоять так долго под дверью, тем более что она и не думает ложиться… Который час? Скорее бы рассветало! Или уж дождь бы перестал… или уж пусть он шел бы с богом на свой завод, если она ему так противна… Надо же, платье высохло прямо на теле… как бы не простудиться… но ничего, в комнате тепло… Кто это? А, часы… нико-го, нико-го… тик-так, кап-кап… Дождь?.. Часы… она, кажется, спит… нельзя… нельзя… нельзя ни в коем случае спать… или нельзя не спать?.. спать… спать…

Дождь утих, а потом припустил снова. Это был первый дождь осени. Он срывал с деревьев проржавевшие листья и бросал их на асфальт, как листки календаря. Амара спала. Рассыпавшиеся волосы упали ей на плечи, халат приоткрылся, алые губы чему-то улыбались. Ее дыхание было похоже на прерывистый полет бабочки: вот снимается, порхает в воздухе, то и дело меняя направление, взлетая то выше, то ниже, планирует, падает, садится на цветок, складывает крылышки и, расправив хоботок, вонзает его в нежную мякоть…