Девушка прищурясь смотрит на него несколько мгновений и возвращается к прерванному занятию.
— Глаза тебе выцарапать некому, вот что скажу, — холодно замечает она, привставая на цыпочки, чтобы дотянуться до веревки.
Оня добродушно скалится в ответ. Его такие угрозы не пугают. Наоборот, вдохновляют. Он снимает шляпу, обдувает ее, смахивает пыль с завалинки, садится, кладет шляпу на колени и заводит такую речь:
— Вон там — новый забор поставим. Там — посадим сливу… Там — повесим качели. Придешь с работы — качайся на здоровье. Я тебя всю ночь качать буду…
— А-а! — взрывается вдруг девушка и бросается к Оне с мокрой наволочкой. — Я тебе покажу качели! Ты меня дурой считаешь, да? Думаешь, я — как другие?! На! На!..
— Ишь какая… — одобрительно осклабляется он, поднимая с земли свалившуюся шляпу. Отряхивает ее, надевает, выходит из ворот.
Мимо едет телега.
— Как поживаешь, Оня? — ухмыляется приметивший предыдущую сцену возчик.
— Здоро́во! — приветствует его Оня и хочет идти дальше, но неожиданно останавливается: — Что, дядя, не подросла еще твоя семиклассница? До чего ж у нее губки сладкие!..
— Губки? — таращится возчик. — Ах, ты!.. Да лучше она в девках состарится, чем за такого пойдет… Н-но! — и нахлестывает коней.
Шагает Оня, насвистывает.
Кто-то обливает его из-за ограды водой, но он словно не замечает обиды. Отряхивается, идет дальше.
— Дед, а дед, сколько ты мне дашь, если я женюсь на твоей вороне? Машину купишь?
Старик, дремлющий на крылечке своего дома, вмиг просыпается.
— Жена! Дочка! — кричит он. — Выходите поскорее, Оня свататься пришел! — И хитро подмигивает. — Мотоцикл куплю, Оня! С коляской!
Оня отрицательно качает головой:
— Сам и катайся в своей коляске!
Идет дальше. То вроде споткнется у какой-то калитки, то — у другой — завяжет распустившийся шнурок. А люди смотрят.
— Вот кобель! — возмущается какая-то женщина. — Третий раз вдоль и поперек село мерит! У меня вчерашняя норма не сделана, а я из-за него в поле не могу выйти.
— Иди, мама, иди, — советует дочка, стоящая рядом. — Я и одна побуду.
— Да? Одна? А этот гайдамак будет вокруг шастать!.. Не подходи, Оня, к воротам, убью! — женщина бросается к ограде с тяпкой.
Оня даже взглядом ее не удостаивает.
— Эй, Оня! — зовут его с соседнего двора. — Иди сюда, пропусти стаканчик… Хорошее вино у меня в этом году, а? Дочка помогала.
— Хорошее, дядя. Гляди все не выпей… — Оня вытряхивает на землю последние капли и идет дальше.
Хлоп! разбился стакан с досады.
Фюить! исчезают из окна лица жены и дочери хитрого винодела.
— Жених! Жених! — человек шесть пацанов крутятся вокруг. Они на велосипедах.
Оня добродушно улыбается, вроде не слышит, и вдруг с хохотом оседлывает багажник одного из великое.
— Жми! — кричит он веснушчатому пацану, но тут же спрыгивает на землю.
— Дядя Оня, ты правда женишься?
— Обязательно! — Оня достает из карманов конфеты, раздает детворе.
— До чего же мне любопытно, какую штуку ты сегодня выкинешь? — говорит ему милиционер, местный участковый.
— Думаешь, выкину? — серьезно спрашивает Оня.
— Обязательно. Иначе б ты не был Оней…
Смеется милиционер.
Смеется Оня.
— Женюсь.
— Бери меня в посаженые!
— А пистолет у тебя есть?
— Есть, а как же! Шестизарядный.
Оня как будто задумывается:
— Не потеряй. Может пригодиться.
Идет дальше.
Завидев его, истово крестится старая бабка:
— Не к добру он зубы скалит, не к добру…
Но Оня ее просто не замечает. Достает яблоко с яблони и нацеливается откусить, но тут замечает девушку, глядящую на него из-за плетня. Бросает яблоко ей.
Она ловит яблоко и бросает Оне.
Он ловит яблоко и бросает ей.
Так — три-четыре раза.
А на пятый — Оня вонзает в яблоко свои великолепные зубы и идет своей дорогой. Одним кланяется, с другими здоровается за руку, у кого-то и за стол садится. Ест, благодарит, идет дальше. Закуривает, затягивается, бросает…
— У-ху-ху-ху! — внезапно и страшно гикает он, перешагивая через поваленные ворота стоящего на отшибе двора.
Дом чуть не вспыхивает от такого гиканья. Народ валит со всех сторон.
— Оставь мальчишку! — бабенка с высоко подоткнутой юбкой хватает вилы. — Оставь, кому говорят!
Оня на бабенку не смотрит, вилы игнорирует, людей у ворот не замечает.
— Не оставим, не оставим, — шепчет он мальчугану, качая его на колене. — Не оставим, верно?
Женщина бросает вилы и хватает полено.
— Голову проломлю! — кричит она истошно. — Брось ребенка!
Оня не видит и не слышит.
— Скажи: папа, — уговаривает он мальца. — Ну, скажи…
— Искалечу! — женщина бросает полено, хватает хворостину, но Оня встречает ее важно поднятым указательным пальцем.
— Ну-ка скажи папе, — щекочет он мальчонку, — кто эта злая тетя?
Женщина столбенеет.
— Мама… — лепечет дитя.
— Слышала? — на этот раз Оня обращается прямо к женщине. — Посиди немножко с нами, вот здесь, между мужем и сыном. Садись, говорю!..
Женщина растеряна. Она что-то невнятно бормочет, поправляет волосы, одергивает подол юбки и торопливо усаживается на место, указанное Оней.
— Вот так… — говорит Оня и обнимает ее. — А вы, люди, что рты разинули? И ты… — он манит запыхавшегося милиционера. — Ты же сказал, у тебя есть пистолет… Стрельни в воздух, а! Не видишь, я женился?!
Выстрелы отдаются в окрестных холмах.
Бах-бах-бах! Бах! Ба-бах!..
АПОЛЛОН
Рассказ
До начала сельского парада физкультурников по случаю открытия спортивного сезона остается десять минут.
Звучат последние команды. Спортметодист напоминает:
— Во главе колонны пойдут гимнасты, за гимнастами — футболисты, за футболистами — баскетболисты и волейболисты, а замкнет шествие тяжелая атлетика и большой теннис…
Возникают неизбежные недоразумения. Большой теннис, представленный в единственном лице, выражает протест:
— А почему меня в хвост?
— Потому что ты один!
— Тем более я должен идти впереди.
Ропщут и футболисты. Впрочем, все футболисты мира всегда и всем недовольны.
— Три года подряд мы удерживаем кубок района, а ваши гимнасты висят на турнике, как мешки.
Гимнасты, напротив, народ выдержанный, они только снисходительно усмехаются:
— Нашли чем хвалиться — районным кубком… Вы сперва Золотую богиню возьмите, а потом открывайте парад.
Так или иначе, времени мало, а проблем много, и все нужно решать на месте: два футболиста обуты в ботинки, один — в отцовских трусах, а гимнастка Финита, по слухам, набила лифчик ватой, чем вызвала зависть подруг.
— У нее все ненастоящее! — кричит одна из соперниц.
Мать подозреваемой возмущается в толпе зрителей:
— Слыхали?! Да у нее такие яблочки…
Кто-то из футболистов подначивает:
— Не верю! Пусть покажет!
Проблемы…
— К черту! Все к черту! — взрывается методист. — Чтобы через минуту у всех были бутсы и личные трусы. А ты, Финита, приведи это… бюст… в порядок, иначе я сам тобой займусь, ясно?
Глаза Финиты наполняются слезами.
Проблемы растут, как снежный ком: некому нести транспарант с надписью «Спорт, спорт, спорт!», флаги спортивных обществ помяты; непонятно, где их держал сторож всю зиму, но говорят, что в морозы баба Иоанна укрывала ими корову. Правда это или нет, станет известно со временем, а оно уходит, уходит…
Вдобавок ко всему в ткани предстоящих торжеств открывается еще одна прореха.
И довольно серьезная.
Можно сказать — всем дырам дыра.