— Я была счастлива в тот день.

— Прекрати таскать это корыто! Не мельтеши, раздражаешь! Вода сама уйдет…

— Доски гниют… их надо протереть насухо.

— Черного кобеля не отмоешь добела. Вот я и думаю: нехорошо, что ты обманываешь мужа. Некрасиво. Он-то, наверно, девицей тебя считал, студенткой какой-нибудь, а? Давай откроем ему глаза! Давай расскажем, как ты валялась со мной, с Филей, с Дригом, Джеком, со всяким, кто попросит…

— Перестань, прошу тебя…

— Эх, Алабала, не видишь ты своей выгоды! Ведь я тебе же помочь хочу. Конечно, порядочную муж не отпустит, будет возражать. А мы его — мордой в грязь! И поедем!.. Я же говорил, Филя очень обрадуется…

— Прекрати!

— Зубки! Зубки показывает! Узнаю мою Глазунью! Только, пожалуйста, без слез. Ты ведь знаешь, я не выношу нытья. Прибереги нервы для маэстро. А я от бабьего скулежа слабею, мне это без радости… Куда?!

— Выйти хочу.

— Зачем?

— Посмотреть, как там мостки…

— Имей в виду… без глупостей! Ты меня знаешь! Надо же, не прикоснись к их кровати! Нет, меня на мякине не проведешь, я все эти штуки наперед знаю… Почему долго?

— Вода натворила бед.

— Это и дураку понятно, что без ущерба не могло обойтись. Подожди до рассвета, пока развиднеется, потом разберешься, что и как. Но я вижу, ты себе выдумываешь дела, лишь бы не оставаться наедине со мной, с голой, так сказать, правдой. А я так или иначе решил дождаться твоего мужа… Как полагаешь, скоро он приедет?

— На заре… вода сходит быстро, чего им задерживаться… рыба тоже отойдет от берегов.

— Так вот, моя радость, чтобы не скучать, придется тебе разделить со мной это великолепное ложе. Разумеется, я понимаю, что беру грех на душу, но, в конце концов, грехом больше, грехом меньше… иди сюда, Алабала. Приказываю!

— И не надейся.

— Иди!

— Я лучше повешусь.

— Смотри, как бы я сам тебя не повесил… ну!

— Ты еще ответишь за милиционера.

— Угрожаешь?

— Просто напоминаю.

— Не твоя печаль! Иди сюда… Неужели забыла ночи бессонные, ночи безумные?

— Забыла.

— А я напомню. Ты — мне, а я — тебе. Напомню, Алабала!.. Еще не вечер, жизнь еще не кончилась. Плыви, моя гондола, озарена луной! Пройдет месяц, максимум два, и я снова буду гулять, как прежде… и гад буду, если тебя не вытащу на свет… к жизни! Ну… иди же ко мне!

— Пусти руку!

— Тогда по-хорошему!

— Серый, хоть раз в жизни пожалей меня… Что было — прошло. Если ты ко мне прикоснешься, я убью себя. У меня есть муж!

— О да! У вас любовь! Он любит тебя, а ты его!

— Я — люблю…

— И на здоровье! А пока — прощальный бал! Иди ко мне!

— Ты плохо шутишь. Я на все способна, ты не смотри, что я стала тихая.

— Считаю до трех… я ведь тоже только на вид добрый.

— Хоть до тысячи! До миллиона!

— Смотри… я начинаю сердиться.

— О себе беспокойся!

— Раз… ты мне зубы не заговаривай, поняла? Два… Это значит — два раза! Три… три раза, ясно?.. Ага, попалась наконец!

— Не смей!

— Посмею, тебя не спрошу… А-а, ты кусаться! На тебе! На! На! На! И еще! На! На!.. Хватит или добавить? Ну, по-хорошему! И утри мурло… в крови вся!

— Нет!

— Нет?

— Нет!

— Ах, девка… нет, ты не вырывайся… Я вот что подумал: ты рассталась с прошлой жизнью, и это очень красиво… но память… надо тебе оставить знак… Где тут спички были? Ага, вот они!..

— Что… ты хочешь делать?

— Не бойся… глаза не трону… тем более что ты должна сама все увидеть… маленький костер. Интересно, кровать будет гореть или нет? А если ее керосинчиком… вот так? Смотри, Алабала! Так горят все святыни!

— Не будет гореть!..

— Ну почему же… горит понемножку… Ах, прекрасно — любовь на ложе, объятом пламенем… как в индийском кино… О-о…

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

5

— Что же теперь будет?

— Не знаю… будем жить дальше.

— Как страшно… багром…

— Ты жалеешь его? Не рада, что я успел?

— Рада… только мне страшно.

— Чего только не уносит вода…

ЧЕЛОВЕК-БУХГАЛТЕРИЯ

Рассказ

Председатель Зглэвуцэ — человек твердохарактерный, но мягкотелый, смелый, но трусливый, упрямый, но уступчивый, или, как говорится в одном анекдоте, сильный, но легкий. За его плечами — многолетний опыт общения с начальством, за душой — немалые связи, он пользуется благорасположением районного руководства и так далее. Однако неизвестный товарищ, возникший перед ним сегодня, как черт из табакерки, почему-то вгоняет его в пот и трепет. Во-первых, тревожит само по себе его неожиданное появление, во-вторых, он как-то зловеще сдержан и молчалив. Ходит приезжий, при малом росте, быстро, но не семенисто, а как бы даже с размахом, взгляды бросает вокруг зоркие, все подмечающие, вопросы задает краткословные, но как будто с подвохцем, и председатель Зглэвуцэ никак не может вникнуть: то ли он держит в уме некую хорошо известную ему цель, то ли просто ищет, к чему бы прицепиться. Если бы председатель мог оставить его хоть на минутку, он бы живым духом смотался в правление, позвонил в район одному человечку (он уж знает какому) и моментально все выяснил бы. Но как оторвешься, если гость словно клещами держит его?

— Это что у вас там? — приезжий тычет пальцем куда-то за гребень холма.

— Где? — председатель пытается выиграть время. Чем дольше длится экскурсия, тем сильнее он волнуется. — Что вы сказали?

— Я спрашиваю, что у вас там такое? Остановите машину.

— Ах, это! Это кролиководческая ферма.

— Интересно… — Гость задумчиво созерцает ферму. — По-моему, в районе больше нет таких, а?

— Как вам сказать… собственная инициатива.

— Так-так… Что же, это ваша личная идея?

— Д-да. Я был за рубежом… то есть в Болгарии… вот и решили воспользоваться братским опытом.

— И сколько же у вас голов?

— У меня?.. А, понятно! Свыше двухсот тысяч шкурок. В правлении вам назовут точную цифру.

— Хорошо, — говорит приезжий и что-то помечает в блокноте.

Председатель облегченно переводит дух: а вдруг бы этот человек потребовал точную цифру немедленно? Да еще блокнот… у нас многие боятся людей с блокнотами.

Приезжий хмуро озирает окрестности, а Зглэвуцэ лихорадочно думает: что, если и связи не помогут? И почему не сработали обычные каналы предупреждения? Неужели его хотели застать врасплох? Снимать собираются?.. А с другой стороны, дрожать вроде бы нет причин. Хозяйство числится в передовых, хотя один Зглэвуцэ знает, чего ему лично это стоит, жалоб на него от колхозников не больше обычного… В чем же штука-то? Его немножко ободряет то, что гость без всяких возражений выслушивает приблизительные данные. Это, во-первых, дает председателю отсрочку, возможность собраться с мыслями. А во-вторых, с бумагами в руках обороняться все-таки легче. И к тому же там бухгалтерия на подхвате. В конце концов, пока ничего страшного не произошло. Приезжий задает вопросы, делает пометки и — вперед, вперед… Они уже побывали в парниках, на виноградниках, посетили колхозный склад, свиноферму и овцеферму, табачную тюковку…

— А это что?

— Школа.

— Новую не собираетесь строить?

— Как вам сказать… проект готов, документация тоже… словом, я вам в правлении покажу.

— Да разве можно в этом помещении учиться?

— Абсолютно с вами согласен… как только выделят средства… но я не виноват… в правлении.

— Хорошо, — говорит приезжий и захлопывает блокнот. — Едем в правление. Или у вас есть еще и другие объекты?

— Нет-нет, — торопится с ответом председатель, — мы уже везде были. Впрочем, если желаете осмотреть мост…