— Дело не во мне. Мой муж, так же как и любой из наших, отвез бы тебя на заставу.
— Так я и дался!.. «Из наших»? Из каких это ваших? Моя твоя не понимай, Глазунья… Ладно. Дашь ты мне что-нибудь пожрать или нет? Ночью я дошел до того, что слопал живого рака.
— Да, в лунные ночи раки вылезают на берег. Иногда их так много, что ступить некуда.
— Неужто? А я и одного-то еле поймал… он уже пятился обратно в воду.
— Стало быть, они тебя почуяли. Если кто-то находится поблизости, они не выходят… то есть выходят, но тут же удирают назад. Лучше всего ловить их на рассвете: они с ночи зарываются в песок и спят. Берешь ведро и собираешь их, как грибы. Слушай, а как быть с твоими туфлями? Они насквозь прогнили…
— Выбрось… Слушай, неужели в этом доме нет ни глотка спиртного? У вас не гонят самогон из раков? Нет? Если бы Филя тут жил, он бы обязательно додумался, как это сделать…
— Нет, я же сказала. Здесь пьют только пиво, и то редко.
— Понимаешь, я промерз до костей… когда он вернется, твой-то?
— Зависит от улова.
— А признаться, интересно было наблюдать за вами: ну просто два голубка — за руки держитесь, обнимаетесь, целуетесь… Похоже, он тебя любит, вернее — дорожит тобой. Скажи, а он не глухонемой? За целые сутки я не слышал ни одного слова. Здесь все объясняются жестами?
— Как сказать… на воде не до разговоров… Нет, он здоров, у него все в порядке.
— Забавно… ты без конца болтаешь, на ухо ему что-то шепчешь, а он — ни гугу… Ну что ты ешь меня глазами? Да, я подслушивал ночью. Мне скучно было сидеть и дрожать в камышах! Еще скажи спасибо, что я не вышиб дверь и не завалился к вам!
— Мы не закрываем дверь… вышибать ничего не нужно. У нас никто не запирается.
— Ага, коммунизм… только первобытный! Но я-то не знал! Я всю ночь крутился вокруг… тебя жалеючи. И не надо лепить из меня куклу: ты знала, что я поблизости, ты не могла меня не заметить! Я заглядывал в окно… вместе с луной… у вас было теплее, чем снаружи… Что уставилась? Видел, все видел. Когда, говоришь, он вернется?
— Я стирку вынесу…
— Ну, а потом, когда вы уснули, уснул и я. Только мне никто не завидовал. Всю ночь то на дюне, то на мостках, то у окна… и потом, здесь же глубоко… трудно ему, что ли, мостки проложить? Ведь метров тридцать, не больше.
— У нас есть лодки… да и не к чему… мостки быстро гниют, а дерева не достанешь.
— Хотел увести лодку, так она, черт вас подери, на замке! Двери не запираете, а лодку запираете!
— Когда вода прибывает, ее может унести… а ключ всегда под стрехой.
— Да ведь замок не помеха, только вот плыть мне некуда… Знаешь что? Ешь сама эту рыбу! Что молчишь? Ты, помнится, была говорливее. Это другие тебя Глазуньей звали, а мы… помнишь? Алабала-растрепала! Филя придумал… Послушай, ведь не так уж плохо тебе с нами было! Чего ты вдруг смылась? Да еще без предупреждения!
— Рано или поздно надо было кончать с этой жизнью.
— Да? А то, что ты имеешь сейчас, это, по-твоему, жизнь? Стирать с утра до вечера за каким-то долболобом… пардон, я не конкретно, я в принципе… твой — мужик будь здоров, я сам видел… Вот он-то, кстати, прекрасно знает, чего хочет от жизни, и умеет получать удовольствие на всю катушку. А ты… ты все-таки не для этого была рождена!
— Рано или поздно надо было кончать…
— Дриг, Джек и Филя считают, что на тебя подействовал тот случай с родителями. И я готов с ними согласиться. Помнишь то утро, когда все мы еще спали, а твои кони стояли у нас в ногах — и старик, и старуха… Какой идиот оставил дверь открытой? Или ты им сама дала ключ? Хозяйка клялась, что не открывала… Признаться, даже мне стало как-то неловко, когда я их увидел: ребята храпят, ты лежишь раскрытая, а они смотрят… Конечно, жалко… потому я и выставил их силой. Да и ты была хороша — орешь, рыдаешь, подушками швыряешься… нечего сказать, порадовала предков… Они хоть знают, где ты теперь? Ах да, не могут знать: я и забыл, что пытался найти тебя через них. Но ты не волнуйся, они живы-здоровы. Старик оказался незлопамятный, принял меня душевно, даже кувшин вина выставил… только руки у него дрожат. Да что с них взять? Старики — народ чувствительный. Веришь, мамаша на коленях умоляла меня, чтобы я, если ты найдешься, известил их… просила не убивать… Хе-хе, кому ты нужна? Они, наверно, умрут скоро, как думаешь?.. Смотри-ка, луны сегодня нет. Небо вроде ясное, светлое, а где же луна? Она в этом окне показывается?
— Да… теперь ты не уйдешь.
— Глазунья, солнышко мое, я и не собирался с тобой сегодня расставаться.
— Я не о том… Сегодня ночью начнет подниматься вода, так что дня три-четыре отсюда никому не выбраться. Пойду уберу все с мостков.
— А он? Он-то как вернется? Маэстро!
— Он не вернется, пока вода не сойдет.
— Ура! Живем!
3
— Что так долго возилась?
— Смотрела, все ли в порядке.
— Послушай, а нас не снесет вместе с домом? Вода еще прибывает?
— Сваи бетонные… снести не снесет, а залить может. Бывает, мы всю ночь стоим на кровати…
— Черт меня сюда занес! Так и утонуть недолго… И сегодня, думаешь, зальет?
— Трудно сказать… Вода несет не только пучки травы, обломки веток и камыша огромные сучья, — целые деревья, бревна, секции плотов. Ночью ты услышишь, как все это шуршит, скрипит, ударяется, в стены. В такую пору муж, когда он дома, залезает с багром на крышу и отталкивает топляки, обводит их вокруг дома. Иногда я беру весло и помогаю ему.
— На меня не рассчитывай… Почему ты не зажигаешь свет?
— Когда вода поднимается, это опасно. Провода висят низко, может замкнуть. Случались пожары… Но это ничего, что темно: скоро вода подойдет к окнам и станет светлее. Ты ложись, а я все-таки возьму багор, — плохо будет, если врежется в стену какое-нибудь бревно.
— Значит, я сам себя загнал в клетку? Здо́рово!.. Даже есть захотелось. Дай мне хоть кусок хлеба… и рыбу давай, если уж нет ничего другого. Неужели он не мог вчера смотаться в поселок и привезти чего-нибудь посущественнее?
— Он устал… Я же тебе говорила: у них план, работы по горло… Когда путина кончится, мужчины соберутся и вместе поедут за продуктами. Впереди осенние дожди… надо запастись консервами и всем прочим, иначе зимой нам придется туго.
— Сумасшедший дом! Необитаемый остров!.. Послушай, Глазунья, я очень надеюсь, что за то время, пока я пробуду здесь, ты образумишься и вернешься к нам. Мы с парнями решили затаиться на месячишко, пока легаши не успокоятся, а там… Гаудеамус игитур… нас ждут университеты! Так, кажется, Горький назвал жизнь?.. Короче, я тебе без булды предлагаю: давай выбираться отсюда вместе… обещаю лично искупать тебя в шампанском. А если захочешь, мы это сделаем всем кодлом! Все соскучились по тебе… к тому же ты чертовски похорошела. Филя будет без ума… он и раньше из-за тебя с нами цапался, ух, ревнивец! Уж не знаю, позволит ли он теперь кому-нибудь из нас тряхнуть стариной… жадный стал, стареет, к порядочности его клонит… он с тобой будет носиться, как с лялечкой, слышишь? Я извиняюсь, но я все ж таки лягу на ваше, так сказать, семейное ложе, не возражаешь?.. Ты что, плачешь? Кончай разводить сырость, Глазунья! Ты же знаешь, я бабьим слезам не верю… А, ты, наверно, стариков вспомнила? Так нет проблем — можем вместе навестить их. Я же сказал: они здоровы, только скучают по тебе. Так это их стариковское дело — скучать. Люди сельские, ограниченные… мечтали сделать из тебя учительницу и никаких других перспектив не видели. А может быть, думали, что ты станешь этакой матерью-героиней с десятком сосунков на руках… Увы, увы! Ты меня слышишь, Глазунья? Интересно, а это имя кто тебе придумал? Когда мне впервые сказали, я думал, ты похожа на яичницу, а ты, оказывается, просто глазастая… Кто это там бьется головой в стенку? Ты? Ах, бревно! Как бы и впрямь не снесло нас в море… Сейчас я к тебе залезу… Дай весло!
— Не надо…
— Давай, говорю!
— Ты не умеешь… у тебя нет опыта… смотри, сам в воду не упади.
