Пожалуй, самое убедительное культурно-историческое свидетельство против идеи, что необходимость обеззараживания воды стала причиной изобретения алкоголя, предлагает Китай. Люди в рамках китайской культуры беспрестанно пьют чай (по крайней мере, несколько тысяч лет) и давным-давно выработали мощные традиционные запреты на употребление сырой воды. Конечно, идейно это оформлено совершенно иначе: согласно представлениям китайской медицины, употребление холодной воды повреждает желудочную ки, энергию. Если вам нужно выпить воды, это должна быть «открытая вода» (кайсюи), вскипяченная и употребляемая теплой или хотя бы комнатной температуры. Эта теория сосредоточивается на температуре и ее влиянии на ки, а не на опасности водных патогенов, но смысл у нее тот же: не пей воду, пока ее не вскипятили и все дурное в ней не погибло. Судя по всему, китайцы и представители культур, находящихся под влиянием Китая, – в совокупности это очень существенная часть людей, когда-либо живших на планете, – нашли очень простое и эффективное решение проблемы патогенов, приучившись пить только чай или кипяченую воду.

Тем не менее они употребляют спиртные напитки – и в огромном количестве. С древней династии Шан (1600–1046 гг. до н. э.) и до наших дней алкоголь занимает в этой стране такое же значимое, если не большее, место в ритуальных и социальных собраниях, как и в других уголках мира. Это не имеет смысла, если бы главной задачей спиртного было уничтожение патогенов в воде или в желудке. Как только китайцы открыли чай и выработали культурный запрет на питье сырой воды, употребление алкоголя должно было сократиться и затем исчезнуть, поскольку его основную функцию теперь выполнял бы намного менее опасный, дорогостоящий и вредный для организма напиток. Увы, сохранение байцзю («белого спирта» или «белого дьявола») – убийственно крепкого спирта, полученного из сорго, – напоминает нам, что этого не произошло. Важно также отметить, что гипотеза грязной воды в действительности не согласуется с другими культурными нормами, которые мы видим по всему миру. Группы людей, знакомые с пивом или вином, обычно продолжают пить сырую воду или смешивают ее со своими спиртными напитками{59}. Все это бессмысленно, если главная адаптивная функция алкоголя – уберечь нас от расстройства желудка.

Ввиду очевидных издержек потребления спиртного динамика культурной эволюции заставляет предположить, что должны были быть найдены и применены альтернативные решения проблем грязной воды, недостатка питательных веществ или сохранения пищи, результатом чего стало бы полное исчезновение алкоголя. Однако, мягко говоря, этого не случилось.

Все современные теории, на чем бы они ни основывались, на мозговом захвате или эволюционном пережитке, сходятся в том, что наша страсть к интоксикации – это ошибка и в современных человеческих обществах опьяняющие вещества не имеют или почти не имеют функционального значения. Вам нужно найти места, где сконцентрированы калории в рамках вашей среды обитания? Идите в супермаркет. Нужно сохранить пищу? Положите ее в холодильник. У вас появились глисты? Большинство докторов пропишет вам антигельминтный препарат, а не пачку сигарет. Грязная вода? Просто вскипятите ее. Однако факт остается фактом: людям по-прежнему нравится выпивать и ловить кайф, вопреки, казалось бы, сильному давлению естественного отбора в противоположном направлении. Культурные группы с тем же упорством цепляются за алкоголь и другие опьяняющие средства.

Эволюционные подходы хороши тем, что они помогают не только объяснить некоторые загадочные особенности человеческого поведения, но для начала вообще осознать существование этих загадок. Взять, к примеру, религию. По образованию я религиовед, и моя наука традиционно считала само собой разумеющимся – базовой, отправной точкой – тот факт, что люди во всем мире и во все времена верили в невидимых сверхъестественных существ, жертвовали им колоссальные богатства и шли на огромные издержки, чтобы им услужить. Если подумать, нельзя не поразиться бесконечно длинному списку болезненных, дорогостоящих или до чрезвычайности неудобных действий, придуманных мировыми религиями для своих адептов. Отсекать крайнюю плоть, отказываться от вкусных и питательных моллюсков и свинины, соблюдать пост, опускаться на колени, причинять себе физические и нравственные страдания, повторять мантры, просиживать многие часы на скучных службах – в неудобном костюме, в свой единственный выходной; протыкать щеки металлическими спицами и крюками, прерывать по пять раз на дню свои дела, чтобы отбить поклон в определенном направлении, – все это с биологической точки зрения бессмысленно. Если взглянуть на эти действия через «дарвиновские очки», их нелепость бросается в глаза.

Группы людей столь же расточительны в почитании святынь, что и индивиды. В Древнем Китае бóльшую долю валового продукта просто закапывали в землю вместе с усопшими. Посетители гробницы первого императора из династии Цинь поражаются детализации каждого терракотового воина, полностью сохранившимся колесницам, ошеломляющему зрелищу самой настоящей армии, выстроенной для защиты покойного императора. Редко возникает, если вообще возникает, вопрос: зачем кому бы то ни было в принципе понадобилось выбрасывать такую прорву ресурсов на подобное начинание? Осознайте, что все это было создано ценой огромных затрат и затем просто погребено вместе с пугающим количеством принесенных в жертву людей и коней. И Китай не исключение. Вспомните египетские или ацтекские пирамиды, древнегреческие храмы, христианские соборы. Готов поспорить, что самые большие, дорогостоящие и роскошные сооружения в любой досовременной культуре имеют религиозное назначение.

С точки зрения эволюции это попросту глупо. Если считать, как считаем мы, ученые, что сверхъестественных существ, которым все это предназначено, не существует, то религиозное поведение представляется невероятно расточительным и контрадаптивным. Поскольку никакого сверхъестественного наказания не предвидится, человек, который избегает боли и опасности, связанных с прокалыванием щек металлическими крюками, тратит время на решение прагматических задач, а не на то, чтобы молиться несуществующему божеству, и потребляет белки и калории из любого источника, будет более успешен, здоров и, следовательно, оставит больше потомков, чем набожный. Поскольку несуществующие духи предков не способны наказать живущих, культуры, направляющие труд своих членов на ремонт городских стен, строительство оросительных каналов или подготовку армий, вместо того чтобы возводить бесполезные монументы или закапывать в землю имитации целой армии, – эти культуры должны побеждать религиозные общества в конкурентной борьбе. Однако в исторической летописи мы видим вовсе не это. Культуры, сумевшие выжить и поглотить другие культуры, в основном тратят ресурсы и жертвуют людьми в нелепых масштабах. Мы, ученые, вынуждены прийти к выводу, что здесь действуют какие-то другие адаптивные силы, скажем потребность в групповой идентичности или социальном единстве{60}.

Употребление одурманивающих веществ должно ставить нас в тупик в той же мере, что и существование религии, и оно в той же мере заслуживает адекватного научного изучения. Тем не менее, как и в случае с религиозными верованиями и ритуалами, именно повсеместное опьянение мешает человеку осознать, что само это явление – загадка. Только если взглянуть на употребление одурманивающих веществ через призму эволюционного мышления, становится очевидным поистине странный характер стремления человека пить. В свете социальных издержек, связанных с алкоголем и другими интоксикантами, – а это домашнее насилие, пьяные драки, растраченные впустую ресурсы, похмельные и не способные ни к чему работники или военные – почему производство и потребление спиртного и подобных средств остается в центре общественной жизни человека? Джордж Вашингтон одержал знаменитую победу над существенно превосходящими силами гессенских наемников, поскольку те ни на что не годились после пьяного кутежа. Тем не менее он упорно повторял, что польза употребления крепких спиртных напитков для военных частей общепризнана и бесспорна, и призывал Конгресс организовать государственные винокуренные заводы для бесперебойного снабжения рождающейся армии США ромом{61}. Несмотря на эту необъяснимую приверженность жидкой отраве, и Соединенные Штаты, и их армия вполне себе процветают.