— Может, мне кому-нибудь позвонить? — предложил он.

— Кому ты собрался звонить?

— Например, в их хостел. Туда, где они должны остановиться на первое время.

— Йорген, Тирза там со своим парнем, они в Африке, там жарко. Они на каникулах. Оставь их уже в покое. Знаешь, чем они там все время занимаются? Трахаются без перерыва.

— Для этого не нужно лететь в Африку. Она же хотела что-то увидеть, что-то понять. Получить новые впечатления. И ты сама спросила, звонила ли она. Это ты начала беспокоиться. Не сваливай на меня.

— Я не беспокоюсь. Я просто задала нейтральный вопрос. Она уже звонила? Это нейтральный вопрос.

— Нет, это был совсем не нейтральный вопрос. То, как ты спросила.

— Послушай, твоя младшая дочь просто потаскушка, смирись с этим, ничего страшного тут нет, она просто любит это дело, — сказала она с издевкой томным голосом.

— Прекрати! — заорал он. — Прекрати немедленно нести эту свою похабщину! Прекрати сейчас же! Единственная потаскушка в нашей семье — это ты!

На кухне он открыл бутылку холодного вина. Приложил ледяное стекло ко лбу. Потаскушка. Кому в голову может прийти так назвать собственную дочь? Кем нужно быть, чтобы повернулся язык?

В тот вечер он позвонил в молодежный хостел в Виндхуке, где должна была в первые дни остановиться Тирза. Он тщательно переписал всю информацию о ее поездке в свой ежедневник, как и полагалось хорошему отцу.

Трубку сняла женщина, которая прекрасно говорила по-английски. Нет, они никогда не слышали о Тирзе Хофмейстер. И даже бронирования на это имя у них нет. Да, она еще раз проверила. Нет, ошибки быть не может. У них все очень четко записано. Ее у них не было. В прошлые пару недель точно нет. Может, когда-то давно. Может, в прошлом году. Такое возможно.

— One moment, — попросил он.

— Как фамилия Шукри? — крикнул он своей супруге.

Она удивленно посмотрела на него с дивана:

— Понятия не имею, я думала, ты знаешь. Ты же говорил, что его фамилия Атта? Атта, ты же так его называл? Мне-то откуда знать, как его зовут?

— Thank you, thank you for all your efforts, — сказал он в телефон и повесил трубку.

Он сел на диван. В ушах у него что-то гудело. Ему снова стали мерещиться несуществующие звуки.

— Йорген, послушай, Тирза не вляпалась ни в какую историю. Не веди себя как влюбленный безумный подросток. Она появится. Просто она хочет от нас отдохнуть. Наверняка они поселились в другом хостеле. Нашли что-то получше, с чистыми душевыми и простынями почище. Что-то в этом роде.

— С чего бы ей хотеть от нас отдохнуть? Я давно оставил ее в покое, а уж ты оставила ее в полнейшем покое, ты палец о палец не ударила ради нее. Отдохнуть. О чем ты вообще говоришь?!

Она закурила.

— И на самом деле ты тоже волнуешься, — пробурчал он. — Я вижу по твоему лицу. Первый раз в жизни ты начала о ней волноваться. Конечно, уже поздно, но лучше поздно, чем никогда.

— Я не волнуюсь. До этого еще не дошло. И еще очень нескоро дойдет, если вообще дойдет. Мне просто любопытно. Мне интересно, как у нее там дела. Вот и все. Мне что, больше нельзя интересоваться собственной дочерью? Хочешь, чтобы она принадлежала исключительно тебе? Да, согласна, я позволила себе пару раз сказать о ней гадости, но какая мать этого не делает? Я на самом деле была намного красивее в ее возрасте. Сочнее, острее. И ты сам знаешь, Йорген, что я права.

— Не знаю, — сказал он. — Но Тирза тоже красавица.

Когда супруга заснула, Хофмейстер отправился в комнату Тирзы и начал поиски. Он сам не знал, что именно хотел найти. Что-то, что могло бы его успокоить. Но ничего такого он не нашел. Ничего успокаивающего. Ее дневники, которые он давно уже прочел. Ее ежедневник с адресом электронной почты и паролями. Назначенные встречи, зачеркнутые даты и имена, потому что встречи уже прошли. Фотографии, письма от подружек и друзей. Блокнот с короткими сообщениями, по которым он только потом догадался, что это были эсэмэски, но она их зачем-то записала. «Наверное, от парней», — подумал он. «Я скучаю. Где ты?» Вот такие сообщения. Аккуратно записанные в блокнотик, а рядом дата и время. Только без отправителя.

Он сел на ее кровать и огляделся. На письменном столе — сумочка с косметикой, которая не уместилась в рюкзаке.

Хофмейстер поднялся, открыл шкаф, где вся одежда была развешана по цветам, достал пару туфель и посмотрел на подошвы как профессиональный сапожник. Потом снова сел на кровати. В комнате было чисто прибрано. Она оставила все в полном порядке. Из-под одеяла выглядывал трогательно укрытый ослик. Как будто она могла войти сюда в любой момент. Так ему казалось, пока он был в этой комнате. В любую минуту она могла вернуться домой словно после бурной вечеринки, пропахшая запахом сигарет и выпивки. А на кухне ее подружки еще болтали бы о чем-то, потягивая вино или пиво.

Он лег на кровати, спрятал лицо в ее подушках, обнял синего ослика и попытался заснуть. Он нашел на подушке Тирзы четыре волоска. Заснуть ему так и не удалось.

Ранним утром он вернулся к себе в спальню. Но и там он не смог спать. Он сидел в кровати и смотрел, как за витражным стеклом становится все светлее.

Пока не проснулась его супруга.

— Что такое? — пробурчала она. — Йорген? Ты чего не спишь?

— Я смотрю на солнце.

Она взяла с тумбочки часы.

— Но еще так рано. Ложись. Ты меня будишь.

— Я не могу.

— Что ты не можешь?

— Спать.

— Ложись — и заснешь.

Она повернулась на другой бок и натянула на себя одеяло.

Он так и остался сидеть.

— Ты знаешь, что я больше не работаю? Что у меня больше нет работы?

Сначала никакой реакции не последовало. А потом она спросила:

— И куда же ты тогда уходишь каждое утро?

— Езжу в Схипхол.

— И что ты там делаешь?

— Хожу. За всем приглядываю.

— Ты там за всем приглядываешь? Ходишь по аэропорту?

— Сначала по залу вылета. Потом по залу прилета. Я машу людям.

Теперь она тоже села в кровати. Супруга Хофмейстера окончательно проснулась.

— Кому ты машешь?

— Людям. Которым никто не машет. Им машу я.

Она потерла лицо, провела руками по волосам.

— Почему ты больше не работаешь?

— Я оказался им больше не нужен. Они решили выигрывать битву и взяли новых солдат.

— Какую еще битву?

— Понятия не имею. Наверное, битву за читателя. Книжную битву.

— И что, ты не мог найти другую работу? В другом издательстве? В книжном магазине? В библиотеке?

— Они будут платить мне зарплату до самой пенсии. Я слишком старый, чтобы просто взять меня и уволить. Но на работу меня попросили больше не приходить. От меня нет никакого толку. Я им только мешаю. Новым солдатам.

Она вылезла из постели и пошла в ванную. Он услышал, что она села пописать.

Когда она вернулась, то опять легла рядом с ним и спросила:

— И что теперь?

— Я езжу в Схипхол, я же тебе сказал. Это очень интересно, аэропорт. Столько всего можно увидеть, хотя на самом деле всегда видишь одно и то же. Как будто производственный процесс. Как на бойне. Что-то исчезает, и что-то появляется взамен.

Он чихнул.

— Почему она не звонит? — спросил он.

— Кто? Тирза? Йорген, прекрати. Это уже просто террор. Твое беспокойство — это террор, твои бесконечные заботы — террор. И это ужасно заразно.

— Я поеду туда, — сказал он после нескольких секунд молчания. — Мне нужно туда поехать.

— Куда?

— В Африку.

— Что ты собрался там делать? Искать работу? Думаешь, там от тебя будет толк?

— Не искать работу. Искать Тирзу. Это ненормально, что мы столько времени ничего от нее не слышим. Если что-то случилось, я буду корить себя всю оставшуюся жизнь.

— Прекрати истерику, Йорген.

— Это не истерика. Я себя знаю. Я не хочу потом есть себя поедом. Потом.

Она поудобнее уложила подушки себе под спину.

— Где ты собрался ее искать? В ее хостеле ничего о ней не слышали. С чего ты начнешь? Встанешь с табличкой на улице? Будешь обходить местные кафе с ее фотографией?