— Текущие дела, я должен их кому-то передать?
Директор махнул в его сторону рукой. Великодушно, но при этом по-молодежному. Он присел на край стола.
— Забудь о делах, — сказал он. — Художественная литература с Востока — мы с ней закончили раз и навсегда. Теперь у нас все будет по-другому. Времена, когда книжку можно было купить только в книжном магазине, прошли. Заправки, супермаркеты, банки, да-да, и банки тоже, аптеки, комнаты ожидания в поликлиниках, кафе, мы везде будем продавать наши книги, на каждом углу теперь будут продаваться наши книги. Мы не позволим себя маргинализировать. Ведь это смертельно опасно для общества, если его передний край забьется в угол, если элита станет довольствоваться нищенской позицией. Настоящая культура, истинная культура — это власть чисел, количества, и ничего другого, Йорген. Власть чисел.
Директор начал брызгать слюной, а это был знак того, что он вошел в раж. Он редко так распалялся, но если такое происходило, он начинал брызгать слюной. У Хофмейстера не было выбора, ему пришлось задержаться у двери, потому что ему полагалось еще что-то помимо его увольнения, которое было не совсем увольнением, лебединая песня его ухода, импровизированный гимн прощания с редактором отдела переводной художественной литературы.
— Группы населения, о которых принято говорить «они никогда не читают», Йорген, — продолжал директор. — Так вот, мы заставим их читать. Малообразованные мужчины. Ты сам увидишь, не пройдет и пяти лет, как они откроют для себя дорогу к книге, но, скорее всего, не через книжный магазин, а возможно, через бензозаправки или видеотеки, или через винные магазины, а может, и через секс-шопы, по мне, так почему бы и нет. Но дорога к книге станет и их дорогой. Например, мусульмане. Все говорят, забудьте о них, они вообще не читают. Они неграмотные. Ерунда, скажу я вам, просто до них нужно достучаться, нужно углубиться в их потребности. Ортодоксальные евреи. То же самое. Свидетели Иеговы, эти люди ведь тоже смотрят телевизор, пусть тайком, но ведь если они тайком смотрят телевизор, то они могут и тайком читать книгу. Продажи — это демография. И мы подойдем к нашим клиентам с демографической стороны, мы изучим их, мы их исследуем, и потом мы обработаем их соответствующим образом. Со всем вниманием, разумеется. Но соответствующим образом. И безработных, и хулиганов. Все, что касается средств массовой информации, касается и издательств. Мы сможем выжить, только если будем относиться к клиенту как к равноправному партнеру. Только когда мы прекратим свысока решать за клиентов, что для них хорошо, а что плохо. Сейчас любой человек может все. Так пусть писатель и читатель дополняют друг друга. У людей сейчас нет времени. Ни на газеты, ни на книги, ни на телевидение. С этим мы должны считаться. Мы должны начать выпускать книги для людей, которым некогда читать. Да-да, Йорген, нас ожидает как минимум революция. Цифровая, лишенная идеологии, или, лучше сказать, с идеологией, единственной идеологией, которая переживет нас всех: клиент всегда прав. Клиент — король, Йорген. А мы позабыли об этом, потому что изолировались, потому что позволили сделать из себя маргиналов. Ты все это увидишь, мой друг, но уже на расстоянии. Иди же, освободи свой стол, собери свои вещи и ныряй в океан свободы. Ты был храбрым солдатом, ты мужественно сражался. Но теперь на твое место придут другие. С новым оружием.
— Я никогда не любил греблю, — сказал Хофмейстер.
Потом он закрыл за собой дверь и быстро пошел по коридору, как будто ему срочно надо было в туалет. Он пошел в свой кабинет, а в ушах у него все еще гремели слова директора о революции, которая захватит всех и вся, пусть цифровая, но это будет революция.
Он сел за стол. У компьютера стояла чашка остывшего чая. Он медленно его выпил. Потом ответил на пару мейлов. Ни в одном из своих писем он не упомянул ни о своем уходе, ни о грядущей революции, а потом он стал ждать.
Он подождал, пока все не уйдут из здания. Он ждал неподвижно в своем кресле, где просидел последние тридцать три года. За это время тут мало что изменилось. А теперь начнутся перемены. После него.
Хофмейстер ни о чем не думал. Ни о своем будущем, ни о времени, которое он провел здесь, ни о своей супруге, ни о своих детях, разве что мимолетно подумал о Тирзе. О том, что она не должна узнать об этом, что никто не должен узнать об этом. Это был позор. И он вдруг понял, что всю свою жизнь работал, чтобы в результате прийти к этому позору. Снова и снова он слышал, как директор спрашивает его: «А какого успешного автора ты открыл для нашего издательства за столько лет работы здесь?» Он не мог найти ответ на этот вопрос. Он пытался взращивать таланты, но все они умирали, так толком и не успев взойти. Но разве в этом была его вина?
Убедившись, что все ушли и в здании остались только уборщицы, он поднялся и подошел к окну. Он посмотрел на сад, где он летом ел на обед свои бутерброды и фруктовый салат с коллегами-старожилами и куда теперь, после запрета курения в офисах, выбегали с сигареткой сотрудники. Он стоял и смотрел на этот сад, и в его взгляде не было никакой грусти, от силы удивление, что он больше никогда его не увидит. Что прощание наступило так скоро и так походя. Да, именно так, прощание второпях.
Он вдруг вспомнил исчезновение своей супруги, она тоже ушла без предупреждения. Его тогда удивил даже не сам ее уход, он подозревал о такой возможности, а скорее то, что она не вернулась, вот что его поразило. Когда Иби и Тирза ложились спать, он подолгу, иногда часами, сидел возле телефона, в ожидании и в сомнениях, перебирая в голове, что он ей скажет, если она вдруг позвонит. Признаться себе, что она давно бы уже позвонила, если бы хотела позвонить, было для него слишком больно. Он так хорошо запомнил это, запомнил навсегда.
Постояв у окна пару минут, он посмотрел на часы и тихо сказал сам себе: «Нужно собирать вещи, у меня много дел».
Он принес на работу не так уж много личных вещей. В отличие от коллег, которые изо всех сил старались превратить рабочий кабинет в подобие собственной гостиной, он оставил свое довольно обширное по сегодняшним меркам рабочее пространство максимально свободным и скромным.
Он, конечно, развесил на стенах фотографии своих детей, сделанные в разное время. Младенцы, детсадовцы, подростки. Пара фотографий была приклеена липкой лентой прямо к монитору. Он очень осторожно отклеил их, чтобы не повредить. Потом бережно положил их в ежедневник, чтобы не помялись. На стене висела открытка от Тирзы, она отправила ее отцу, когда ездила с классом на экскурсию в Рим. Он повесил ее на стену, хоть та поездка была уже полтора года назад, но слова на ней были очень трогательные. Примерно раз в неделю он переворачивал ее, чтобы прочесть совсем короткий текст, который начинался со слов «Любимый папа».
У клавиатуры стоял деревянный верблюд, его привезла Иби из путешествия в Египет. Хофмейстер пошел в туалет, отмотал туалетной бумаги и тщательно завернул верблюда, чтобы тот не сломался в сумке, пока он будет ехать домой на велосипеде.
На стене висел еще рисунок Тирзы, ее автопортрет. Его он тоже отклеил с большой осторожностью. Чтобы ни рисунок, ни стена не пострадали.
Комната опустела. Хофмейстер выдвинул по очереди ящики стола, чтобы проверить, ничего ли он не забыл, но там его вещей не было. Он не стал затягивать. Его жизнь работающего человека прошла, причем очень быстро и к тому же довольно незаметно. Он не открыл ни одного значимого автора, вот и все.
В коридоре он встретил уборщика-афганца. У Хофмейстера всегда было смутное подозрение, что этот уборщик работал на Талибан[1], но он никогда не высказывал этого вслух. А теперь уже никогда и не выскажет. Проходя мимо него, он вежливо бросил: «Добрый вечер», хоть и не сомневался, что с этим афганцем и со всеми ему подобными в страну запустили троянского коня.
Когда он снимал замок с велосипеда, то вдруг вспомнил, что у него в портфеле до сих пор лежит рукопись одного автора из Азербайджана, тот выслал ему английский перевод для рецензии. Хофмейстер достал ее и хотел вернуться, чтобы оставить на столе для своего преемника, но потом постоял немного у велосипеда с рукописью в руках и снова убрал ее в портфель. Никто ее не хватится. Все теперь будет по-другому.
