Первые двое суток было очень плохо — болел живот, тянуло поясницу, ныла грудь, а зелье, выданное мадам Помфри для облегчения состояния, не помогло. Спасали Вася, миссис Норрис и Майя — кошки ложились на живот и поясницу. От их тепла боль притуплялась. На третьи сутки моих страданий в больничное крыло пришёл декан Слизерина. Посмотрел на кошачье царство, нагло развалившееся на постели, скривился, поставил фиал с зельем и вышел.

— Деточка, — тут же вынырнула мадам Помфри, — профессор принёс тебе обезболивающее. Он сам его варил, так что должно помочь.

— Хорошо, сейчас выпью.

Интересно, по директору откат шарахнул или предупреждение? Или зельевар такой добрый, что решил лично сварить обезболивающее для ученицы? Как бы там ни было, но варево я выпила. На вкус — отвратительно! Действие — слабое. Боль притупилась, и я смогла хотя бы нормально в туалет сходить, а не загибаться от спазмов. Эх, права Боунс — дура я! В сундуке Но-Шпа же есть. Смешивать зелья и таблетки я не рискнула и «волшебную» пилюлю, которую мне принесла Ли, выпила только утром. Не скажу, что прям совсем отпустило, но Историю я смогла высидеть, а после обеда сходила на Нумерологию.

Окончательно я пришла в себя только на восьмой день, то есть, когда всё закончилось. Соседки просветили, что так тяжело проходят только первые месячные — дальше легче. Пока я «болела», в замке проходил весёлый квест — «отдраить школу к приезду гостей». Честно говоря, теперь Хогварст напоминал замок Графа Дракулы из фильма — везде гобелены, ткани, знамена, статуи. Осталось только кровать в коридоре напротив полотна с двумя полуобнажёнными магами поставить, и можно БДСМ снимать. На мой взгляд, позор полный, но кто я такая, чтобы указывать руководству, как нужно встречать другие школы?

Встреча гостей была назначена на шесть вечера, но, видимо, опаздывать везде и всюду — это не только прерогатива моих бывших соотечественников. Стоя в толпе школьников, я вновь порадовалось, что сшила для Милли тёплую мантию, которую она надела пофорсить, а также ловила на себе взгляды однокурсников, завистливо смотревших на тёплый платок (тот самый, что Колин подарил, который я слегка утеплила и нанесла кучу рун) красовавшийся у меня на голове, зимние ботинки и варежки с гербом барсуков. Тридцатое октября в этом году очень холодное — сейчас на улице плюс шесть, а ночью будет ноль или ниже.

— Ну, и где? — не выдержал Колин с фототехникой наперевес.

— Тш-ш-ш, — шикнула Стебель.

— Вон они! Вон! — закричал какой-то малыш с Когтеврана, некрасиво тыкая пальчиков в небо.

Криви тут же защёлкал фотоаппаратом, а остальные восхищённо замерли. По небу, как в сказке, летели крылатые пегасы, тянущие за собой огромную карету размером с дом моих опекунов. Колин вместе с братом чуть ли не под копыта бросились, чтобы всё сфотографировать, а затем юркий третьекурсник бегом побежал к Чёрному озеру, не переставая щёлкать своей колдокамерой.

— Ого!

— Вау!

— Кру-у-у-то!

Такие возгласы слышались со всех сторон, и я их прекрасно понимала. Пока французы выходили из кареты и огромная тётя, не уступающая размерами Хагриду, разговаривала с Дамблдором, из вод озера медленно-медленно вырастал корабль. Интересно, а здесь «Пираты карибского моря» существуют? Вынырнувшее судно напоминало гибрид Чёрной Жемчужины и Летучего Голландца (когда Уильям Тернер стал капитаном). А Джек Воробей тут имеется? Ой, простите, капитан Джек Воробей!

Французов-школьников, вышедших из кареты, было человек двенадцать, большинство девочки. Представителей второй школы — около десяти, включая директора с персоналом, и всего одна девочка среди них.

Если французы были красивы и элегантны в голубых и синих форменных мантиях, под которыми были вполне обычные деловые костюмы бирюзового и тёмно-синего цвета, то дурмстранговцы смотрелись на их фоне… брутально, что ли. Мантии их были больше похожи на советские плащи врёмен Будённого, меховые шапки, кожаные перчатки, сапоги. Лично мне они напомнили военную форму тридцатых годов СССР. Директора раскланялись, и все студенты дружно отправились в школу.

Прибывшие гости распределились между двумя факультетами — Слизерин и Когтевран.

Пока Дамблдор распинался по поводу правил, Кубка да представлял приехавших министерских и остальных гостей, я рассматривала прибывших школьников.

Шарамбатонцы — восемь девочек, два мальчика и два ребёнка — на вид лет восьми. На общем фоне выделялись двое — платиновые блондинки, при виде которых девушки кривили взгляд, а парни пускали слюни. Я встречала на пляже таких — это вейлы. Их магия основана на страсти, похоти и удовольствии. Одиссей проплывал не мимо сирен, а мимо вейл.

Дурмстранговцы — семь парней и одна девушка, которая по габаритам им не уступает. Из всех выделялись двое — здоровый парень в заляпанной мантии и сутулый молодой человек лет семнадцати на вид, рядом с которым примостился Малфой, пытаясь что-то ему объяснить.

Раздумья были прерваны хлопком Дамблдора в ладоши, и на столах появилась еда. Видимо, администрация решила удивить гостей — вареники, пельмени, сметана, блины с икрой…

— Не хватает только водки и самовара, — сказала я, накладывая пельменей, заливное и блинчиков.

— Чего-чего не хватает? — переспросил Джастин.

— Самовара и водки! — повторила я. — Они же все стереотипы собрали!

— Это что за желе? — спросил Фоссет, тыкая вилкой в холодец.

— Это закуска к водке, называется холодец. Причём, судя по корке жира, свиной и не очень хорошо сваренный. Можно есть пельмени — это мясо в тесте варёное, вареники — это творог или картошка в тесте, котлеты, блины с начинкой и пирожки. Остальное лучше не надо — вы не привыкли к такой еде.

— А что это такое? — спросила Лавгуд, гипнотизируя всем известные салаты.

— Этот называется «Рыба под шубой». На самом дне салата филе селёдки, а сверху слоями выложены овощи. Вон тот, что возле Седрика, называется «Оливье».

Минут десять я растолковывала, что и как в каждом блюде, но Лавгуд это не остановило. Девочка наложила всего и побольше, включая борщ, который был принят за овощи в кислом соусе. Ну и ладно, я хоть икры наемся. Её ни в Англии, ни в США не достать совсем. Не знаю, с чем это связано, но икры нет.

— Энн, — ко мне подошла Милли, — можешь к нам пересесть?

— А с чего это? — Булстроуд явно не сама это придумала.

— Ну... нам... это… переводчик нужен.

— И ты взяла на себя миссию переговоров?

— Пожалуйста.

— Если декан разрешит.

— Ваш или наш?

— Оба, — я посмотрела на Стебель, а затем на Снегга. Преподаватели кивнули, так что пришлось перемещаться к змеям.

— Здравствуйте, Меня зовут Анна Морозова, я знаю русский язык. Вы что-то хотели перевести?

— Я Виктор, — отозвался сутулый парень, — Виктор Крам.

— Очень приятно, — сев на край слизеринской скамьи, ответила я.

— Александр Поляков, Фриц Шнайдер, Индра Гбозевич, Стешко Малич, Димитрий Иванов и Вадим Каркаров, — перечислил присутствующих парень.

— Мелкая, — тут же сказал хмельной Каркаров, — тебе годиков-то сколько?

— Во-первых, такое спрашивать неприлично. А во-вторых — восемнадцати нет, — ой как мне это не нравится. Пойду-ка я отсюда.

— Ви потомок МорозОвых? — с немецким акцентом спросил Шнайдер.

— Не знаю, — ответила я, строя из себя пай-девочку, — мои родители были депортированы из Союза, а я уже здесь родилась.

— Они не маги? — поинтересовался Малич.

— Не знаю. Они погибли, когда я была маленькой. Меня воспитывают опекуны.

— Магглы?

— Да, — ответила я, чтобы увидеть, как разом скривились лица гостей. Понятно, чистокровные снобы. — Вы что-то хотели перевести?

— Да, — сказал Крам, — мы хотели спросить, где здесь туалеты, ванная, кухня и магазин…

Я послушно перевела Малфою и компании всё, что говорил Виктор и другие, а затем ответы слизеринцев, но было очень приятно свалить из этой компании, которая кривила губы и презрительно смотрела на меня.