Однажды в лунную ночь мне не спалось.

 — Здравствуйте, миссис Конел, — поприветствовала я женщину, столкнувшись с ней в коридоре.

 — Здравствуй, Энни, — ответила заведующая отделением, — почему не спишь?

— Не хочется, — ответила я. — А чем вы заняты?

 — Думаю, что можно сделать с этим халатом. Видишь, тут пятно от кофе? Оно не отстирается. Выбросить жалко, а носить уже нельзя.

 — А можно, я его заберу? — в голове поселилась неожиданная идея.

 — Можно, а тебе зачем?

 — Я же вышиваю, вот и попробую что-нибудь вышить. Цветочек или солнышко.

 — Уж лучше змею с ядом.

 — Как это?

Женщина подвела меня к большому стенду в коридоре.

 — Видишь этот знак? Так медики по всему миру отмечают свою принадлежность к делу Гиппократа.

 — Ого, я не знала. Спасибо. Можно, я попробую?

 — Бери. Может, что-то и получится.

И у меня получилось! Я ведь не только шить-вышивать могу, но и вязать. А вы поживите в России, когда денег нет — всему научитесь.

Миссис Конел получила назад свой халат с интересной отделкой — в том месте, где было пятно от кофе, красовался символ Гиппократа. Рукава, воротник и подол были обвязаны крючком в той же цветовой гамме, что и эмблема. Женщина очень удивилась и обрадовалась неожиданному решению. Доктор не могла носить такой халат, приходя к пациентам, но надевала его на торжественные мероприятия. А мне подарили просто огромный набор для вязания и вышивания. Через несколько дней заведующий травматологическим отделением попросил вышить у него на халате подвязанное искривлённое дерево, которое являлось символом ортопедии и травматологии.

Через месяц уже все заведующие отделениями и некоторые доктора обзавелись интересной вышивкой или другой эксклюзивной отделкой на своих халатах. Отчасти, это повлияло на длительность моего пребывания в больнице. Всё же, во всех странах живут люди, которые умеют любить, сострадать, симпатизировать. Смышлёная девочка-сирота, плохо говорящая на английском, понравилась почти всему персоналу больницы.

Самое странное, что ко мне не приходили ни друзья, ни персонал школы и одноклассники. А у Ани вообще были друзья?

Утром пятого июля я обнаружила в своей палате интересное дополнение — много-много воздушных шаров и коробки, перевязанные праздничными лентами. Меня выписывают, и персонал на радостях решил задарить подарками, чтобы не возвращалась? Вроде бы, я себя хорошо веду. Всё оказалось проще — у меня был День рождения.

 — Поздравляем! Поздравляем! — кричали дети и персонал в игровой комнате.

 — Спасибо большое! — с жутким акцентом ответила я.

 — Энни, — начал говорить здоровый увалень Джастин, — с Днём рождения! Открывай подарки, а потом будет торт. Нам всем разрешили попробовать по чуть-чуть.

Кормили нас хорошо, но пресно. Скушать сладости или фрукты — настоящий праздник.

 — Это словарь англо-русский, — гордо сказала Мадлен — надменная девочка из очень обеспеченной семьи. Она свысока смотрела на других. Только моему сознанию далеко не девять лет, в отличие от неё, и девчонка таскалась за мной хвостиком.

 — Ты сказала, что не очень любишь куклы, вот я и подумал, что мишка — это же не кукла, — смущённо проговорил Джастин — его подарком оказался медведь Тэдди.

Мою малую заинтересованность чисто детскими игрушками заметили все. Ну, скучно мне в дочки-матери играть! Я со своим взрослым видением всю игру порчу. Впрочем, эту странность списали на посттравматический синдром и русский менталитет.

 — Ты говорила, что тебе нравятся красивые тетради и ручки, — вручил свой подарок Билли. Он тоже пострадал на каком-то пожаре.

Ещё мне подарили набор для рисования, тёплые носки, тапочки, набор носовых платков, красивый рюкзак и фарфоровую куклу от персонала больницы. Сколько потом нарядов я сшила ей, сколько аксессуаров — любая модница позеленеет от зависти.

Вы можете представить, чтобы ребенку-сироте в российской больнице на День рождения дарили подарки? А в английской это норма. Хоть один презент, но будет. Учитывая моё положение, всеобщую любовь и симпатию, мне досталось много подарков и кусочек торта.

Когда меня выписывали, многие сёстры и санитарки не скрывали слёз. Я клятвенно всех заверила, что не забуду их и обязательно навещу. Двадцатого августа миссис Бантли отвезла меня на машине в распределительный центр для сирот и детей, попавших в трудную жизненную ситуацию.

Глава 2. Фостер-семья, или «Гладко было на бумаге»

Меня провожали всей больницей — маленькая красивая сиротка полюбилась многим. Поговаривали, что несколько врачей выразили желание взять меня под опеку, но это на уровне слухов. В госпиталь часто под видом благотворителей приезжали семейные пары. Как я поняла, мне искали фостер-семью. О своём положении в этой стране я думала постоянно. В книжках, которые мне довелось прочитать, те, кто попадал в другой мир, были чрезвычайно этому рады и решали нести свет и доброту аборигенам. Нести «добро аборигенам»? Оно мне надо? Я, вообще-то, в депрессии, все мои мечты, планы и желания пошли псу под хвост. Как в том анекдоте: «Я слышу грохот — это разрушились мои планы на выходные (майские праздники, отпуск — нужное подчеркнуть)». Только у меня более глобально — разрушились планы на жизнь. Всё, чего я добилась, пошло прахом: собственная квартира с дизайнерским ремонтом, выстраданный бизнес, красивое тело. Обидно. Теперь придется начинать заново. Если вы думаете, что я отступлюсь от мечты под названием «Магазин-ателье», то вы глубоко ошибаетесь. Я не для того училась и столько сил положила на этот алтарь. Я и здесь своего добьюсь!

Здание приюта или, как его здесь называют, распределительного центра, находилось в тридцати километрах от Лондона. Пока мы ехали, я немного поговорила с миссис Бантли о том, что меня ждёт.

— А куда мы едем? В приют?

— В центр временного размещения. Ты пробудешь в нём неделю, пока тебе подыщут новую семью.

— Новую?

— Ты не волнуйся, — поспешно сказала женщина, — с тобой поговорит психолог, тебе подберут хороших опекунов.

— Опекунов?

Миссис Бантли, видимо, решила, что я просто не поняла смысла незнакомого слова, и принялась объяснять:

— Людей, у которых ты будешь жить. Они присмотрят за тобой, пока не найдутся усыновители. Ты умненькая, начитанная, думаю, тебе быстро найдут семью.

— А сейчас? — всё же проблемы нынешнего положения меня волновали больше.

— Мы приедем в распределительный центр для детей. В нём находятся ещё четверо ребятишек. У Джудит тоже нет родителей. Милена и Кира — сёстры. Кристиан ждет, когда его сможет забрать бабушка. Все детки хорошие, тебя не будут обижать.

— А мои вещи? — сейчас, когда у меня нет ничего, они моё единственное сокровище.

Женщина понимающе улыбнулась и ответила:

— Твои вещи останутся твоими, их никто не забёрет у тебя. Они всегда будут только твои. В своей комнате ты сама расставишь их, как захочешь.

— У меня будет своя комната? — а я думала, что дети живут в общей спальне.

— А разве у тебя её раньше не было?

— Э-э-э… Я думала, что в приютах живут все вместе.

— Приютов уже почти не осталось, все живут с опекунами.

На этом разговор закончился. Мы приехали к небольшому двухэтажному домику, окружённому живой изгородью. Обычный такой коттедж. Проезжая мимо, и не скажешь, что это приют. На газоне перед домом две девочки лет шести прыгали через скакалку. Другая девочка и мальчик играли в бадминтон. Я бы не подумала, что они сироты — чистая одежда, модные стрижки, целые ботинки.

Когда моя сопровождающая вышла из машины, дети перестали играть и бросились к женщине. Они радостно кричали и обнимали её, потом обратили внимание на меня.

— Здравствуйте, — скромно сказала я, — меня зовут Энни. А вас?

Две девочки опасливо покосились на меня, а вот мальчик с радостью произнёс:

— А я Кристиан. Это Мила и Кира, — он кивнул на сестёр, — а она — Джудит. Ты откуда?