В деревне ему не поверили — «злой дух» должен быть наказан, и все тут… Но когда за брата Андре вступился Виктор, совет старейшин простил его и разрешает вернуться в село.

Вера людей в сверхъестественные силы мешала Виктору Портному. И прошло почти два года, прежде чем он одержал победу. Однажды в селении, которое было расположено в тридцати семи километрах от Имфондо, тревожно заговорил тамтам: заболел самый главный из колдунов. Он был стар и очень много знал. Мудреца берегли, о нем заботились, потому что, кроме него, никто не мог, например, избавить от будущих несчастий близнецов (их и мать, согласно поверью, всю жизнь должны преследовать несчастья). Колдун «спасал» этих людей, с помощью черной пыли, которую брал из рога козла. Он брался избавлять от бездетности, нанося бритвой насечки на животе женщин. Колдун славился еще и тем, что мог регулировать дожди. Я видел, как к нему пришел чиновник из мэрии, выложил двенадцать тысяч франков и попросил, чтобы уважаемый Аданой остановил дождь, потому что на другой день должна была состояться церемония по вручению трех инвалидных колясок.

Аданон деньги взял. Дождя действительно не было. Аданой даже рассказал мне, как он это «устроил». Оказывается, он берет копье, втыкает его в землю, вокруг устраивает забор из циновки, поджигает кусок сухого клея, а потом ходит по кругу, разговаривает с духом отца, разбрызгивая пальмовое вино. В течение всего дня он не пьет ни глотка воды.

Людей колдун лечил целебными травами, которых знал множество. К Аданону постоянно шли люди. За лечение он брал немного — по пять франков. И вот теперь самого всемогущего знахаря везут к советскому врачу. Об этом, а главное, о полном выздоровлении «волшебника», узнала вся округа…

Перед отъездом из Имфондо я попросил Виктора еще раз свозить меня к Аданону.

В конце беседы с «коллегой» Виктор пошутил: «Вот товарищ улетает, а небо в тучах. Не можете ли вы предотвратить дождь?» Аданон посмотрел на доктора, улыбнулся и ответил: «Виктор, среди нас есть поверье — слабейший не может выполнить волю сильнейшего. Ты сильнее меня…»

Однажды ночью привезли пигмея (обычно пигмеи не решались идти в госпиталь). Он упал с дерева и расшиб себе спину, задев позвонок. К счастью, нерв не был поврежден. Шесть месяцев пролежал маленький человек. Поправился. А когда уходил, сказал Виктору: «Доктор, приезжайте к нам в деревню. У нас много больных. Дайте им совет».

Маргарита Ивановна в гостях у пигмеев

Виктор принял приглашение. Ранним воскресным утром мы сели в моторную лодку и поплыли по Убанги к северу. Наконец мы прибыли на место. Проводник по только ему ведомой тропе вел нас джунглями. Я не знаю, сколько мы шли. Было душно, скользко от сырости. Проводник время от времени останавливался, наблюдал за большой бабочкой и, если она садилась, обходил это место стороной. Тут могли оказаться змеи. Бабочка-разведчик их хорошо угадывает.

Мы вошли в деревню. Круглые маленькие хижины под крышами из листьев пальм, костер. Женщины с набедренными повязками из соломы, ребятишки. Нас встречает вождь. Его жена подносит доктору рог антилопы, а местный мудрец — браслет из волос слона, дабы он всегда приносил гостю счастье. Когда закончился ритуал встречи, доктора попросили посмотреть больных. Лекарств с собой он захватил много, и все-таки их не хватило, — если в мире есть тысяча болезней, то, наверное, все их можно найти в этом маленьком селении в джунглях.

Я заметил, с какой гордостью вождь племени ходил за врачом. Его было нетрудно понять. Пигмеи — самое угнетенное, самое забитое и обездоленное племя Африканского континента. Другие племена, сами страдая, скажем, от белого расизма, порою грешат пренебрежительным отношением к пигмеям. Ниоткуда маленькие люди не ждали помощи. В этих краях Виктор Портной — первый европеец, посетивший пигмейскую деревню. Это, правда, не входит в условия его контракта с правительством Конго. Ему не обязательно бродить по джунглям. Сегодня воскресенье. Завтра три тяжелые операции, и отдых не помешал бы.

Наконец, когда осмотр был закончен и даны советы, достигнута договоренность, что за лекарствами приедет гонец, наступил отдых. Старик вождь показывает Виктору на арбалет — неплохо бы после трудов поразвлечься. Виктор спускает тетиву, стрела с ядом, взвившись высоко в небо, опускается где-то далеко за гигантскими деревьями.

Перед заходом солнца стали собираться. Моторка, дробя тишину, двинулась вниз по реке. Мы заехали еще в два селения. Доктора везде знают. Кстати, то, что он был у пигмеев, поможет изменить отношение других племен к этому народу.

Никогда не было в Имфондо демонстраций. Никогда не шли оттуда петиции в Браззавиль. И вот такая демонстрация состоялась. Жители узнали, что Виктор Портной собирается домой, в Москву. И они потребовали от правительства: «Уговорите доктора, пусть он останется».

Виктор согласился. Кроме операций и других дел он обучал конголезцев своему искусству. На сотни километров здесь не было даже фельдшера.

Сунда — не Клондайк

Мы в ста пятидесяти километрах от Пуэнт-Нуара, в джунглях, на участке № 20 геологоразведочной партии. Ивану Сергеевичу Сущенко жирный желтый блеск не в новинку. В поисках месторождений он вдоль и поперек исколесил Колыму, Камчатку. Но кто отбил охоту у Марселя поклоняться золоту (он держит его небрежно, как горох)? Может быть, подполковник, под чьим командованием служил во Вьетнаме Марсель? Его против воли забрали в Иностранный легион и с корпусом обслуживания отправили в Сайгон. Парень чистил мундир, готовил обед, разносил виски офицерам, когда они играли в карты. Подполковник командовал «отрядом специального назначения». Как-то, держа в руках пачку денег, он сказал: «Все они обеспечены золотом. Значит, и я им обеспечен». «Значит, и убийства обеспечиваются золотом», — можно было бы продолжить мысль главаря карателей.

Но может быть, и старый рабочий, который нанялся на прииск два года назад… Ночью он страшно кричал, все просыпались и потом долго не могли уснуть, думая о каком-то Дрейке, который довел человека до такого состояния. Рабочий боялся о нем говорить. Только недавно он поведал о мрачном поселке в Южной Африке, окруженном саванной и бедными, вымирающими деревушками, где под одинокими звездами воют гиены. Надсмотрщиком на золотом прииске был Дрейк. Забор из колючей проволоки, прожекторы, обыски, строгий, поистине тюремный режим должны были уберечь богатства хозяина, которого даже его друзья за глаза называли «волком».

Горка золота на ладони Марселя. Равнодушие? Пожалуй, нет. Марсель не может быть равнодушным. Я не забуду, с какой болью он спросил: «Настанет ли время, когда у всех всё будет по справедливости?» Этот вопрос парень задал нам после того, как по пути в Сунду мы заехали в одну деревушку. День был жаркий. Из джунглей несло влажными испарениями. Мы хотели разрубить толстую лиану, чтобы напиться (в стебле — удивительно чистая, прозрачная вода). Вдруг из деревянной конурки раздался звон. «О, да здесь чикумби», — сказал Марсель. Мы уже слышали о чикумби. Это невеста, и ее продают в жены. Наша чикумби оказалась девушкой лет двадцати. Она во всем придерживается требований местной моды — лицо и обритая голова выкрашены в кирпичный цвет, полные губы покрыты розовой краской, бровей нет. На шее огромная связка бус, а руки украшают браслеты — они-то и гремели, создавая музыку приветствия.

Чикумби ждет жениха

Чикумби начала плясать. От ее танца стало как-то не по себе. Представляете — жара, пыль, под навесом томятся куры… На девушку из темной хижины сумрачно, даже враждебно смотрит старуха. Это мать, она сердится на дочь — полтора года нет жениха. Отец просит немного — всего пять тысяч франков (две пары сандалий) да бутылку виски. Он очень рассчитывает на эти пять тысяч, чтобы поправить семейный бюджет. Но никто не сватается. Грустно было смотреть на танец девушки, на танец среди черных хижин, танец, сопровождавшийся глухим стуком, — по соседству в ступе мельчили маниок. Стук этот преследовал меня повсюду. Маниок. — главный, а кое-где и единственный продукт питания.