Планы государства предусматривают рост жизненного уровня населения вдвое в течение тридцати лет. Срок, конечно, немалый. Но, видимо, есть основания опасаться, что более быстрыми темпами экономику не поднимешь. Республика Чад — аграрная страна. Восемьдесят процентов ее экспорта составляет хлопок; кроме того, вывозят рыбу, мясо. На внутренний рынок идут арахис, кукуруза, маниок, батат. Кое-какие перерабатывающие предприятия, скотобойни и холодильные установки ненамного увеличивают экономический потенциал страны. Конечно, и он мог бы быть стартовой площадкой для развития промышленности. Но все дело в том, что этим богатством владеет иностранный капитал. Средства, предоставляемые зарубежными банками, часто идут не на строительство заводов или фабрик, а на закупку готовых товаров.

— Мы не можем сразу порвать со старым, — в голосе тех, кто это говорил, чувствовалась горечь. — Хотя мечтаем найти свою дорогу.

Как и в других африканских странах, Запад ведет здесь интенсивную обработку умов, особенно молодежи. На одной из улиц Форт-Лами расположен Американский информационный центр. Картина совершенно обычная для всех таких центров: книги по науке и технике перемешаны с антикоммунистической литературой. Когда я вошел в читальный зал, человек десять листали журналы и брошюры. Вечером центр бесплатно показывает фильм о роли президента в жизни Соединенных Штатов.

Насколько эта пропаганда успешна, судить пока трудно. Однако, как мне кажется, воспитание прогрессивными организациями духа патриотизма, гражданственности у юношей и девушек стало тем добрым началом, которое если и не пришло, то обязательно придет в столкновение с неоколониалистской пропагандой.

Я долго беседовал с директором радио республики господином Усманом Туадэ и узнал, что двадцать процентов программы вещания делается во Франции. Делается квалифицированно и привлекательно. Восемьдесят процентов времени работы радио занято местными новостями, музыкой, объявлениями и материалами, рассказывающими о событиях в мире.

— В студии работают тридцать человек, — рассказывал директор. — Но только двое из них — подготовленные специалисты. Наше радио еще не дошло до глубинки, до крестьян. Это объясняется тем, что не везде есть радиоприемники и репродукторы, многие не понимают передач, так как мы ведем передачи всего на двух языках, а в республике, как вы знаете, много национальных групп.

Кроме радио средствами пропаганды, помогающими формированию сознания молодых, являются бюллетени «Голос молодежи», «Чад в пути», «Инфочад», которые печатаются на гектографе. Их тиражи невелики, но влияние заметно. Оно будет расти по мере ликвидации неграмотности.

Конечно, нужно было время, чтобы разобраться во всех интересовавших меня вопросах. Мне говорили: чтобы понять эту страну, следует иметь в виду, что она далека от моря и близка к пустыне. Это я запомнил. Но география объясняет не все.

Я видел, как торговали рисом. На медную чашу весов, такую же истертую, как сотню лет ходившая из рук в руки монета, продавец насыпает рис. Ставит гирю. Потом снова насыпает и снова ставит гирю, уже другую, двухкилограммовую, хотя он мог бы сразу взвесить три килограмма. В связи с этим я вспомнил рассказик, короткий и простой. Его напечатал «Голос молодежи». Родители приводят в школу ребенка. Их спрашивают, сколько было дождей и урожаев с тех пор, как родился сын. Урожаи запоминаются, потому что они бывают либо хорошими (и тогда в доме радость), либо плохими (тогда беда). Учитель высчитал, что первокласснику десять лет. Может быть, это и неточно: ведь родители могли забыть какой-нибудь урожай, а считать они, так же как тот торговец рисом, не умели.

Конечно, почти поголовную неграмотность нельзя объяснить тем, что страна удалена от моря. Тут уж виновата не география, а люди, точнее, колонизаторы. II сейчас важно не то, как они действовали. Сейчас в республике ищут методы и средства, чтобы сбросить темный груз прошлого. Для этого изучают опыт других стран. Все чаще и чаще обращаются к истории СССР.

Почти все занимающие высокие посты лица, с которыми я беседовал, выражали заинтересованность в развитии отношений с Советским Союзом. Одни говорили о необходимости расширения торговых и экономических связей, другие высказывали пожелание чаще обмениваться молодежными делегациями. В Республике Чад уже были советские артисты, и концерты их прошли с большим успехом. В СССР на учебу уехали студенты. В Форт-Лами с нетерпением ждали их возвращения, чтобы расспросить о Москве. Книги о Советском Союзе (большинство их написано французскими авторами) популярны в республике.

…Наступил последний день моего пребывания в стране. Как обычно, после обеда я пошел в кафе. За кофеваркой— пожилая француженка. Клиенты дремлют, собаки шатаются от духоты. Поговорив о погоде, о жизни в африканских условиях, мы вспомнили сыновей. Мой — в Москве, ее — в Париже. Она достает пачку конвертов, перебирает их, вынимает из середины один. Расправив фартук, отодвинув стаканы, читает громко, с расстановкой: «Дорогая мама, ты не представляешь, как меня тянет в Чад… Ты знаешь, мама, я тоскую по Чаду. Я долго думал, откуда эта тоска. Потом сообразил. Ты помнишь на нашей улице кафе мосье Жака? Он уже совсем стар, но по-прежнему торгует алжирским вином. Торговал до твоего рождения, до моего. И сейчас. Вчера я взял стаканчик рафаэля. Что-то скверно было на душе. И подумал: не изменилась улица, не изменились люди. За целый год на нашей улице никто не женился, не умер, не уехал, не родился. Тоска. В Чаде хоть и трудно, зато интересно, потому что там новое, что-то меняется каждый день». Сначала вроде бы трудно понять молодого француза. Край необжитый, дорог нет. Болезни, бедность, страдания, экономическая отсталость. И все же… Женщина свернула письмо, уложила в конверт. Подперев голову рукой, пригорюнилась. Наверное, думала о сыне.

За стеклянной дверью жара. Через час-два с дверей магазинов и магазинчиков снимут замки. Я пойду на станцию обслуживания автомобилей. К Пьеру. Отец его — мусульманин, но женился на христианке, которая воспитывалась во французской миссионерской школе. Это отразилось на судьбе Пьера. Африканцы немного сторонились его, а европейцы не признавали метиса. Ему было трудно найти работу. Он до сих пор не знает, почему его выгнали с французской военно-воздушной базы. Может быть, по той же причине. Теперь он автомеханик. Пьер парень развитой, близко к сердцу принимает и-беды и радости страны. Поэтому-то и вступил в клуб им. Сент-Экзюпери. Члены клуба ездят по стране с миссией по ликвидации неграмотности. Они добрались даже до озера Чад. Это было трудно, невероятно трудно! И все же сейчас три человека, которые живут в стойбищах у озера, пишут письма- они узнали грамоту.

Второй раз в течение дня мне читают письмо. На этот раз от пастухов: «Вчера к нам пришел белый. Еле-еле переступает. Геолог. Как попал и как добрался сюда— не знаю… Говорит, что из Камеруна. Первая его просьба — сообщить в Киншасу, что жив».

Пьер аккуратно сложил письмо. Интересно, что думает о своей стране простой человек. И меня поразили его рассудительность и зрелость:

— Что делается в Чаде? Мы начали преобразования. Проходят они с трудностями, с болью. Мы — страна отсталая в экономическом отношении, неграмотная. Нелегко разрубить узлы страданий.

Так рассуждают большинство чадцев.

Я рассказал Пьеру о письме сына барменши. Пьер улыбнулся: «Я понимаю его. Настроение то же. Ведь как бы нам плохо ни было, мы все-таки растем… У нас есть завтра, в котором мы многое задумали сделать. А жить без завтра трудно».

Катангский крест

— Каждый несет свой крест, — сказал мужчина и подлил в стакан красного бужоле. Ему было лет пятьдесят. Волосы ежиком, впалые щеки, которые трудно брить из-за глубоких морщин. Гонкая цепочка на шее уходила под рубашку. Каждый вечер в гестхаузе (пансионе) «Отрако» он заказывал цыпленка либо блюдо из ящериц. Иногда просил хозяйку, дородную женщину-португалку в тонком, облегающем костюме, «поставить» музыку. Всегда одну и ту же — «Огненный! поцелуй».