Утром мисс Коулман бесила меня. Вечером привлекла. А теперь я хочу ее до зубовного скрежета. Это какая-то ненормальная реакция организма. Но она сама виновата во всем этом. Потому что бросала на меня эти многозначительные взгляды. Улыбалась другим мужчинам, танцевала, демонстрируя чулки. Чертова Эрика!

Обвожу взглядом зал в поисках других женщин. Хочу отвлечься и забыть об этой блондинке, но, как назло, никто даже не цепляет меня. И ведь есть женщины красивее ее, будем откровенны. Есть те, кто бросает на меня откровенные взгляды. Что на ней, черт возьми, свет клином сошелся?!

– Пойдем потанцуем, принцесса? – спрашиваю Милли и встаю со стула.

Она тут же засовывает подмышку своего Гризли, пальчик в рот и царственным движением подает мне вторую ладошку, чтобы я вел ее в танце. Я ее несу, но кому какое дело, как мы двигаемся?

– Любишь танцевать, красавица моя? – улыбаюсь, глядя на дочь.

– Мхм, – отвечает, не вынимая пальца.

– Значит, пора отдать тебя на танцы. Пойдешь учиться этому с другими детьми?

– Мхм.

– Тогда…

– Тебе стоит запретить Милли сосать палец, – раздается справа, и я поворачиваю голову, чтобы столкнуться взглядом с Эрикой. Хмурюсь. – Будет неправильный прикус.

Милли вынимает палец и широко улыбается.

– Папочка, пускай Эйка с нами потанцует! – восклицает она, а я тяжело вздыхаю. – Как мы с бабушкой танцевали!

Она ерзает у меня на руках, а я снова смотрю на дочку Фреда. Та испуганно пятится назад. Отпускаю ручку Милли и подхватываю Эрику за талию, прижимая к себе.

– Желание ребенка – закон.

– Не всегда, – шипит она. – Иногда и ребенок должен считаться с желаниями взрослых. И вообще все это… неуместно.

– Клади руку мне на плечо и двигайся, Эрика. Ты мне должна.

– Правда? За что это?

– За то, что утром пыталась украсть моего ребенка, – забавляюсь, глядя на то, как расширяются ее глаза.

– Я не…

– Ш-ш-ш, не так громко, напугаешь Милли.

– А я не боюсь! – радостно выкрикивает моя дочь.

– Видишь? – шипит Эрика. – Она не боится. А я не хочу с тобой танцевать.

– Я тоже не горю желанием, но ты ведь не можешь пренебречь желанием ребенка в канун Рождества.

– Сочельник завтра.

– Отлично, будем считать, что завтра уже наступило.

Она тихонько рычит, сцепив зубы, и мечет в меня молнии, которые, вместо того, чтобы убить, только согревают. Я бы даже сказал подогревают, но рискую признать мое влечение к этой ненормальной.

В кармане жужжит телефон, и мне приходится пересадить дочку на руки Эрики. Та на автомате подхватывает ребенка и продолжает покачиваться под музыку. Я криво ухмыляюсь, глядя на это. А чего вы ожидали? Что я буду умиляться? Глядя на случайную девушку, которая танцует с моим ребенком? Это вряд ли. Как только передам Милли родителям, буду искать способ трахнуть Эрику, иначе свихнусь, думая о ней. Зачем отрицать очевидное? Я чертовски хочу ее.

– Пап? – отвечаю на звонок.

– Мы на месте, Кил, выводи Панду.

– Сейчас будем. – Отключаю звонок и поворачиваюсь к дочке, которая, вцепившись в шею Эрики, что-то шепчет ей на ухо, а та хмурится и закусывает губу, чтобы, видимо, не смеяться. Вот это я мог бы назвать милым, но нет. – Эй, Панда, там дедушка приехал.

– Ура! – выкрикивает она ровно в тот момент, как стихает музыка.

Люди сначала замирают с недоумением на лицах, а потом начинают улыбаться. Я не смущаюсь, уже привык к выходкам своей дочки.

Забираю Милли у Эрики и бросаю на последнюю говорящий взгляд. Мысленно я приказываю ей не двигаться с места и обещаю столько сладкого, сколько она может выдержать. Но было бы странно, если бы дочка Коулмана послушалась. Она прищуривается, словно на самом деле читает мои мысли, и, резко развернувшись, исчезает в толпе танцующих под новую песню.

Ну, держись, несостоявшийся киднеппер, я сейчас вернусь, и руки у меня будут свободны, чтобы поймать тебя!

Эрика

Так, ладно. Надо просто дышать.

Спрятавшись ото всех, я прижимаюсь к колонне в оранжерее в глубине ресторана и зажмуриваюсь. Дышу глубоко и медленно, на четыре такта.

Он ведь не мог так посмотреть на меня. Он же ничего не обещал тем своим взглядом, правда? Скорее всего, моя больная фантазия все сама дорисовала.

Но как же горячо стало внизу живота и в позвоночнике. Щеки вспыхнули за секунду, как будто я уже была с ним в постели в самый разгар…

Нет-нет-нет, я не должна даже думать об этом. Киллиан – это заносчивый агрессивный придурок, который, не разобравшись, обвинил меня в краже ребенка. А потом, вместо благодарности снова назвал киднеппером. Пусть катится к черту!

Но тело само уже реагирует на него. Между ног так сладко ноет и становится так влажно… А сердце колотится, словно я марафон пробежала.

Шумно выдыхаю и широко улыбаюсь. Здесь, в темноте оранжереи, я могу себе это позволить, пока никто не видит. Так меня еще ни один мужчина не будоражил. Буквально до мурашек и совершенно неприличных мыслей, которые перебивают одна другую, не складываясь в четкую картинку. Позволяю себе пару минут постоять и просто хотеть то, чего не хотела… да, по большому счету, никогда.

Спустя некоторое время, отдышавшись и немного приведя мысли в порядок, я провожу ладонями по подолу платья, выпрямляю спину и поворачиваюсь влево, а затем вскрикиваю, когда меня сносит вихрь и снова прижимает спиной к колонне.

В темноте я могу рассмотреть только силуэт, но по аромату его туалетной воды и тому, как снова сходит с ума мое сердце, я знаю, кто вжимает меня в колонну своим телом. Он секунду колеблется, а потом набрасывается на мои губы с жестким поцелуем. Жадным и нетерпеливым, как будто я сейчас убегу от него. Я бы, наверное, так и поступила, не будь он таким напористым и вкусным.

Вцепляюсь в его волосы пальцами и выгибаюсь навстречу, позволяя обвить мою талию крепкими руками. Одна ладонь сползает ниже, зарывается мне под юбку и ложится на голое бедро, заставив вскрикнуть от неожиданности и засмеяться прямо ему в губы. Киллиан поднимает мою ногу, забрасывая себе на бедро, и вжимается в мою сердцевину своим твердым членом. По телу снова дрожь, а перед глазами фейерверки. Я довольно мычу, позволяя его пальцам блуждать от кромки чулок до края трусиков. Под них он не ныряет, как будто дразнит, чтобы удерживать меня на грани, и ему это удается. Я уже дрожу от предвкушения.

А потом я внезапно вспоминаю…

Это же тот хам, что обвинил меня в воровстве.

Я не люблю секс.

Я не люблю мужчин.

И детей.

И я не создана для одноразового траха, потому что вообще не люблю это. И, к тому же, это все чертовски неловко. Будет после. В момент страсти, конечно, все так красиво и привлекательно. А вот после будет совсем все не так хорошо.

Пытаюсь оттолкнуть Киллиана, кручу головой, прерывая поцелуй. Но ему плевать, настойчивые губы уже съезжают на шею и ласкают ее.

– Киллиан, остановись, – то ли шепотом, то ли со стоном прошу я. Звучит жалко и совершенно неискренне, но иначе сейчас не получается.

– Не могу, – стонет он в мою шею, впиваясь в нее поцелуем. Мои глаза закрываются, и я сильнее впиваюсь пальцами в его волосы. Тяну за них, а Киллиан кусает меня за шею. – Поехали ко мне.

– Не могу, у тебя дочь.

– Ее нет дома.

– Киллиан…

– Ш-ш-ш. Просто скажи да.

И в этот момент он сжимает мою попку и легонько вдавливается своим стояком между моих ног. Мысли плывут, вся кровь отливает от мозга и несется по телу вниз. Туда, где уже все наливается жаром.

– Да, – шепчу, зажмурившись.

И будь что будет!

Киллиан

Мы с Эрикой выдерживаем на празднике еще час. Чтобы она не передумала, я постоянно танцую с ней, подогревая интерес. Шепчу пошлости о том, что собираюсь с ней сделать, как только мы окажемся наедине, незаметно касаюсь губами кромки ушка. Она вздрагивает, шея покрывается мурашками, явно демонстрируя мне то, что она распалена не меньше меня.