— Себе отрежь, — муркнула женщина-кошка.
— А… вы… почему тут? — только и сказала я. — Это хозяин вас всех смог..?
— Хозяин нас подлатал, это верно, — охотно отозвалась женщина. — Чтоб, значит, глаз радовали. Мёртвые — они завсегда сговорчивей живых, хоть и по живым он скучает, да… Но ещё это дом помог.
— Молчи, Лу, — усатый со звоном опустил свою пивную кружку, насколько я могла судить — нетронутую. Встал, принялся сгребать на блюдо имбирное фигурное печенье со старого противня. — И правда, попрошу-ка я хозяина зашить твой болтливый рот!
Все замолчали и принялись разбирать печенье.
— Но вы же… ну… говорите, ходите, едите! — почему-то последнее никак не укладывалось в голове.
— Не едим, — с сожалением сказала Лусия. — Но запахи чувствуем, это да. И в руках подержать приятно. Так что готовлю я и на хозяина, и на всех, продуктов больше, чем надо привозят, нравится нам за одним столом собираться. А так мы совсем, как ты. Даже песни поём.
— Глаза вон чешутся с утра, как у живого, — поддакнул старикан. — А к вечеру будто газы мучают, аж хоть взлетай!
— Но это пока мы тут, — мяукнула кошка и ткнулась носом в кружку. — Дом нас бережёт. Тут и время бежит иначе.
— А… я?
— А это как хозяин пожелает, — мирно ответила Лусия. — Хозяин наш — важный королевский маг. Магичить сложно, да принц этот, чтоб ему пусто было, никак не угомонится, то одно ему надо, то другое. Хозяину помощь иногда требуется. Нас ему из мертвецкой доставили, ну а он пожалел. Пока мы здесь, пока мы с ним, мы как бы и живые. Да я уже обратно в жизнь не хочу. Дети были, муж... если при пожаре выбрался, сластолюбец тот ещё, ох и гулял по бабам! А дети что? Шумные, всё им не так! Мёртвым быть проще даже, спокойнее как-то, знаешь ли. Душа не болит.
— А хозяин? Он… тоже мёртвый?
— Хозяин не умирал, — коротко отозвался Мармэкс. — Значит, живой.
— Нет, — замотала головой Килька. — Разве целиком живому всё это под стать?!
— Да!
— Нет!
Мне надоели их препирательства.
— Он убьёт меня? Как ту девушку?
— Тебя вроде дом признал, — покачал головой Мэрмакс. — Хозяин за стол с нами пустил… Нет, не убьёт. Но и живым без магической силы долго тут не протянуть. Но ты не жалей!
— Проклятый дом-то, — вздохнул старик. — Давно ещё, до хозяина, слухи доходили… Такой вот пердимонокль-с.
Что-то мягкое ткнулось мне в голень, я снова дёрнулась и непременно свалилась бы со стула, если бы не ухватившая меня крепкая рука Лусии.
Мёртвой Лусии. Кожа была мягкой, тёплой.
— Да он безобидный, ты не бойся, — сказала она невозмутимо. Я приподняла край скатерти и увидела чьи-то жёлтые глаза на уровне середины собственной голени.
— Мёртвый? — обречённо спросила я, не обращаясь ни к кому конкретно.
— А то ж. Дети нашли в лесу рысят, одного в речке шутки ради утопили, а этого вот к дверям хозяина кинжалом прибили. Нет-нет, да раз в год ревнителей чистоты сюда да заносит. Мёртвых зверей на порог кидают, надписи эти вот все, камни в окна, аж заколотить их пришлось. А она чего, ничего, зашили, да и бегает себе по дому. Не гадит, жрать не просит, это люди без привычек своих как пустая шкура, — Лусия наклонилась ко мне, и я уже не понимала, то ли чувствую её тёплое дыхание на щеке, то ли мне только это кажется. — Можно и не готовить, и за столом не сидеть. Но так ведь куда веселее, верно?
* * *
В первую ночь в доме вампира я никак не могла уснуть, сон сморил меня только к рассвету — от усталости стало безразлично, что там может со мной случится. В комнате, пыльной, заросшей по углам паутиной, не было никакой щеколды изнутри, а сил подвинуть к двери исполинскую дубовую кровать у меня не нашлось.
Однако никто не пришёл. Ни мёртвые слуги, ни их жалостливый хозяин. Только уже на рассвете едва слышно скрипнула дверь, раздалось шлёпанье маленьких лапок, а потом увесистое тельце свернулось клубком у меня в ногах. Кричать и возмущаться я не стала, натянула пыльное, но тёплое одеяло на плечи и продолжила спать.
Пару дней было тихо, хозяин, судя по таскающейся туда-сюда с подносом Лусии, отлёживался на чердаке, а я ходила по первому и второму этажу, разглядывала, от нечего делать, многочисленные старые книги в кожаных переплётах, написанные вроде бы на льерском, но такими причудливыми буквами с завихрениями и завитушками, что разобрать написанное было практически невозможно. Гоняла сонную моль и жирных обнаглевших пауков, не без помощи Рыси. Рыся оказалась самым душевным существом в доме — если не обращать внимания на грубые швы, из которых торчали кое-где холщовые нитки, поверить в то, что передо мной мёртвое животное было практически невозможно. От неё пахло лесом, не тленом.
Почти целый вечер на третьи сутки Лусия и Мармэкс пытались наладить для меня ванну, сдавленно ругаясь и причитая на все лады. Сами они не мылись, у хозяина личная купальня была, разумеется, и вода поступала безукоризненно, но не в хозяйской же мне было мыться, немыслимое надругательство над основами мироздания! Что касается кухонных и прочих нужд, то во дворе имелся колодец, и раз в несколько дней приходил специально нанятый, вероятно, Его Высочеством человек и таскал вёдрами воду, оставляя её на пороге с таким умыслом, чтобы можно было набрать их, не покидая дома. Покидать дом было нельзя. Ни при каких обстоятельствах, никому, кроме самого мсье Латероля, но исключительно по нуждам Короны. Продукты и прочее необходимое также доставляли в дом регулярно, оставляя на пороге так, чтобы можно было, не пересекая пороговой линии, затянуть тюки в дом.
Немного воды оставалось в доме, но её требовалось приберечь для нужника. Однако во дворце я привыкла к чистоте. Что касается одежды, то Лусия притащила мне целый ворох женских нарядов, старомодных, тоже пыльных, но целых. Главное было постараться не думать о женщинах, когда-то их носивших.
Наконец, было решено обратиться к хозяину, и тот пришёл, поминая то ли каких чёрных демонов, то ли светлых ангелов, но последних — в самом непристойном контексте. Выглядел он уже лучше, бледное лицо перестало быть таким серым и заострившимся, ввалившиеся глаза прояснились и заблестели. Выслушав просителей, он гнусно ухмыльнулся и перевёл взгляд на меня.
— Ну, пойдём, Кукушонок.
— Хватит мне всякие прозвища придумывать, — проворчала я себе под нос, но он услышал.
— А что, ты мне запрещаешь? Да я только начал!
Кажется, после двухдневного отдыха мсье Латероль пребывал в неплохом расположении духа.
Его личная ванная располагалась тоже на втором этаже, в самой глубине коридора, и я уже сто раз пожалела, что не умею облизываться, как кошка. Во дворце у нас была большая общая купальня, дома, где мы жили с матерью, — старая отдельно стоящая баня, но никогда ещё я не видела такой удобной конструкции — большой фаянсовой миски с нависшей сверху трубой, забитой каким-то мешочком, то ли с песком, то ли с дроблёным камнем… И из этой трубы в огромную миску лилась вода.
Чистая! Но, кажется, совсем холодная. Что там — ледяная!
И в этой миске я должна плавать, как фрикаделька в супе?! В окружении пылающих свечей? Ужас какой!
— Чего глаза таращишь, ванны никогда не видела? Дикое существо, одно слово — Кнопка!
Вампир по-деловому что-то бормотал себе под нос. Не сразу, но я обратила внимание на множество разноцветных скляночек и баночек, толпящихся на деревянных полочках. Хозяин выбрал ярко-фиолетовую, зелёную и прозрачную, словно бы светящуюся изнутри.
— Любишь погорячее?
Я не сразу поняла, что это он о воде. А когда поняла — только плечами пожала. Под миской-то огонь не разожжешь! Однако у мсье были свои методы. Он бодро откупорил фиолетовый бутылёк и вылил в воду примерно треть. От миски-ванной пошёл густой пар. Я осторожно вытянула руку, коснулась воды и сдержала восхищённого выдоха:
— Горячая!
Вампир вылил остальные бутыльки в воду, и в воздухе разлился пряный запах смолы и хвои, а по поверхности воды поползла зелёная густая пена.