Милена поглядывала на сестренку с тревогой, но сердце билось от восхитительного предвкушения. Ей казалось, что даже белые настенные часы не тикают, а стучат теперь так: «Бер-ри! Бер-ри!»
Милена любила Берри – видела, что младший брат похож на нее, только в нем всего чересчур: ещё более дерзкий, ещё более свободолюбивый, ещё более решительный и даже ещё более кудрявый. В детстве она выгораживала Берри перед взрослыми, если он что-то творил, и иногда вставала на его сторону, когда тот ссорился с Андреасом (но обычно старшая сестра, не особо разбираясь, с шумом расцепляла и разгоняла мальчишек).
Когда Берри исчез, она была замужем за бароном: тогда ей казалось, что она так страшно увязла в своем несчастливом, тяжелом браке, что никогда из него не выпутается. Милена горевала еще и оттого, что никак не может помочь в поисках брата: муж не позволял ей сделать лишнего шага из своего замка. Когда же она, наконец, развелась, начала искать Берри: писала письма, подключала связи. Вот только узнать ничего не удалось.
И сейчас, напевая и пританцовывая, она накрывала на стол и спрашивала себя, чего же ей хочется больше: крепко обнять и расцеловать братишку или все-таки отвернуть ему глупую кудрявую голову?
Когда скрипнула входная дверь, Милена решила, что это вернулась мама, отыскавшая, наконец, самое потрясающее в мире мороженое, и звонко крикнула из кухни: «Ну что, нашла?!» «Да нет, я сам нашелся!» – прозвучал молодой мужской баритон, и у Милены зашлось сердце.
Она выскочила в прихожую, как была, – с полотенцем в руках и сразу забыла все обиды. Берри! Точно, Берри! Вот это да, каким красивым мужчиной стал ее лопоухий братик!
Берри крепко держала за руку заплаканная, но сияющая мама («Мы встретились возле дома!» – объяснила она).
Издав боевой вопль, будто ей не тридцать, а тринадцать лет, Милена повисла на шее у брата. «Берри! – восклицала Милена. – Как я рада! Приехал! Да ты же теперь красивый, как артист!» «А вот ты совсем не изменилась…» – удивленно проговорил Берри, обнимая сестру, и та рассмеялась – поняла, что не успела ни причесаться, ни подкрасить ресницы, ни даже переодеться из пижамы с розовым слоником в приличное платье.
– А это Элли! – воскликнула Милена. – Узнаёшь?
– Вот это да! Как же ты выросла, малышка! – покачал головой Берри, крепко обнимая Элли. И прошептал ей в светлые волосы: – Я всё знаю, не волнуйся, все будет хорошо.
И Элли отчего-то ему поверила, почувствовав, как начинает подтаивать ледяная корка на сердце.
За обедом Берри рассказал маме и сестрам всё то же, что и отцу с Генриором: и про побег, и про «Попугай», и про секретную службу. Только про драки и пиратов не упоминал, да причину увольнения объяснил служебными делами. Правду объявить не решился, ведь тогда пришлось бы сообщить и про протезы, а он не хотел видеть женских слез. Но о том, что он пойдет к королю с просьбой вновь направить его на корабль, Берри поведал. Да к тому же упомянул, что обязательно попросит короля отпустить Дена: "Я уверен, что отпустит. Ведь Ден не бандит и не грабитель".
Не только Элли – все были рады. Эмилия и Милена надеялись, что освобождение Дена поставит точку в этой истории. А Элли… Она мечтала о встрече, о любви и счастье. Но мысль о том, что у Дена есть невеста, вдребезги разбивала сердце.
***
Утром Милена встала на рассвете – она всегда была ранней пташкой. И очень удивилась, когда увидела, что Берри, в широких хлопковых штанах, в белой футболке, обтягивающей накачанный загорелый торс, уже хлопочет на кухне.
– Я решил похозяйничать, – улыбнулся он, увидев сестру. – Будешь кофе?
Они пили кофе на балкончике, украшенном глиняными вазонами с фиолетовыми, белыми и розовыми цветами. Вдыхали прохладный утренний воздух, смотрели на зеленый сквер, слушали птиц и болтали, будто и не было никакого десятилетия. Милена расспрашивала брата про моря и океаны, ахала, слушая про опасные приключения, и интересовалась подробностями его жизни. Заинтересовала ее и невеста, которая живет в приморском городке.
– Ну, хоть расскажи, кто она! – любопытствовала сестра.
– Ее зовут Таис, и она прекрасная девушка. Но если я буду всё рассказывать, мы не только не сделаем завтрак, но и пропустим ужин, – смеялся Берри. И вдруг стал серьезным: – Зацепила меня эта история с Элли. Ребята не сделали ничего плохого – а разыгралась такая драма. Какие глупые законы! Ты знаешь… – он задумался. – А ведь я знаком с этим Деном. Да, точно знаком.
Глава 40. Без потрясений
– Ты знаешь Дена? Да откуда? Вряд ли… – с сомнением проговорила Милена, откинув русый завиток со лба.
– Я ведь общался с деревенскими ребятами, многих помню. Был там Ден – помладше меня, рыжеватый, крепкий. Я запомнил его спокойным парнем, рассудительным. На гитаре хорошо играл, занимался с сельским учителем музыки. Никогда не ныл, на жизнь не жаловался, хотя она у него несладкая была.
– Почему несладкая? – заинтересовалась Милена.
– Да работал много, а еще отец буйный, Ден был совсем на него характером не похож. Помню, однажды его папаша на что-то разозлился и гитару об дерево расколотил. Ден тогда очень переживал, хотя думал, что мы не замечаем. Мы с ребятами деньги копили, чтобы ему новую гитару купить. И через какое-то время купили.
– Ты, конечно, больше всех денег вложил.
– Ну, наверное. Откуда у деревенских ребят деньги? А у меня были: и дарили иногда, и на карманные расходы давали.
– Мог бы и мне рассказать эту историю, – с некоторой обидой проговорила Милена. – Купила бы я эту гитару, и копить бы не пришлось.
– Знаю, ты бы обязательно помогла. Но ты тогда уже замуж вышла, у тебя своих забот хватало.
– Это точно... Хватало...
Они помолчали, наслаждаясь утренней тишиной, веселым щебетаньем воробьев и соек в пышной зелени растущих во дворе тополей.
– Ох, Милена, ты не представляешь, как Ден играл на гитаре! – вдруг вспомнил Берри и покачал головой. – Я, конечно, не музыкант и судить не могу, но нам всем казалось, что это играет не пацан, а какой-то заморский артист. Правда, петь он не умел, а может, просто стеснялся, но играл потрясающе. Мы все, конечно, пытались понемногу бренчать, но толку было мало, а у Дена точно был талант. Его в шутку называли иногда Колокольчиком из-за имени-фамилии и увлечения музыкой. И еще у него сестренка была маленькая, она звала его просто Динь-Динь.
– Да, значит, это тот самый Ден. Элли говорила и про сестру, и про гитару. Как же тесен мир!
– Ден стал бы знаменитым музыкантом, если бы ему позволили заниматься с хорошими педагогами. И какие же глупые эти условности, Милена! – Берри в сердцах пристукнул кулаком по балконным перилам. – То, что сельские ребята не могут учиться, не имеют право выбирать работу по душе и даже жену, – это совершенно несправедливо.
– Ого! Хочешь устроить революцию? – приподняла бровь Милена.
– Да нет. Думаю, можно все решить и без потрясений.
– Берри, да у тебя и в своей жизни наверняка потрясений хватало! – вдруг сказала Милена и пристально посмотрела на брата. – Я думаю, ты и половины вчера нам не рассказал.
– Ну и ладно! – рассмеялся Берри. – Зато будет, о чем поговорить в следующий раз.
– Ты прихрамываешь, мы заметили. Что-то с ногами? Со спиной?
– Ничего страшного, потом расскажу. Ну, пойдем накрывать на стол? Знаешь, в море я научился фантастически готовить завтраки. Могу состряпать тридцать блюд из одних только яиц. Видишь, а еще я научился хвастаться!
***
– Можно, сестренка? – ближе к полудню брат заглянул в комнату Элли. Он устроился на разноцветной тахте, а Элли села напротив, забралась с ногами на кровать. Ее длинные светлые волосы рассыпались по плечам и искристо блестели на солнце.
– Элли, когда я вижу тебя, у меня в мыслях не складывается головоломка, – улыбнувшись, признался Берри. – Понимаешь, я всё пытаюсь сопоставить ту крошечную девочку, какой ты была, – с тобой нынешней, почти взрослой. Такое странное чувство!