– Мне тоже удивительно тебя видеть. Я так часто слышала о тебе от мамы – и вот ты здесь.

– Поговорим о Дене? Не против?

«Не против, если не будешь внушать, что он мне не пара», – хотела ответить Элли, но только кивнула.

Берри рассказал, что в детстве был знаком с Деном, и Элли улыбнулась:

– Да, он говорил, что его иногда назвали Динь-Динь. И он помнит о друге, который собирался стать моряком, – значит о тебе. Ден в детстве мечтал стать музыкантом, а теперь хочет выучиться на инженера. Только с нашими законами ни то, ни другое невозможно.

– Всё может измениться. Нельзя выбрасывать в мусорную корзину свою мечту, – Берри подумал и добавил: – Только все-таки не стоит идти к цели напролом, как я. В пятнадцать лет я был страшным эгоистом.

– Андреас считает, что я тоже эгоистка, раз познакомилась с Деном... – Элли подняла глаза на брата. – Разрушила дворянский уклад…

– Так думает Андреас, это его право, а я полагаю иначе. Дворяне, сельчане, уклад… Бред. Все мы – просто люди.

Берри помолчал, потом сказал осторожно:

– Элли, я ведь тоже считаю, что ты напрасно бегала ночами на озеро… – он увидел, как поникла сестренка, и поспешно добавил. – Ведь это большой риск. Не все парни такие, как Ден, – он вздохнул и продолжил. – Но раз уж тебе повезло встретить хорошего человека, то почему бы и не подружиться? Я против предрассудков.

– Теперь меня презирает все Лесное, – грустно проговорила Элли. – Считают меня… этой…

– Лесное – не весь мир. Да и там посплетничают да забудут, – Берри поднялся с тахты, сел рядом с Элли и положил ей руку на плечо. – Значит, ты правда любишь Дена? Я не ради любопытства интересуюсь. Король может завтра меня об этом спросить.

– Правда. Очень. Но у Дена есть невеста… – с горечью проговорила Элли, чувствуя, как в сердце вновь проникают невидимые колкие снежинки.

Берри вздохнул:

– Да, Элли, жизнь бывает сложной. Знаешь, я очень смутно помню, что Ден, когда был мальчишкой, говорил что-то о невесте. Их, кажется, обручили в детстве, так там принято. Но ведь это был выбор родителей, а не Дена. Ладно, пока не будем об этом, ведь я сам ничего толком не знаю. Главное – чтобы его поскорее выпустили из тюрьмы, а там всё как-нибудь сложится.

После обеда Берри объявил, что хочет сделать подарки и, не слушая отговорок матери и Милены («Перестань, ты сам подарок!»), уговорил всех сесть в его большой блестящий темно-синий автомобиль. Эмилия устроилась на переднем сиденье, сестры расположились позади. Берри повез их в новый торговый центр и купил бы там, пожалуй, всё, что было на витринах, да еще здание-стекляшку в придачу, если бы Эмилия его не остановила.

«Да ведь мне приятно вас радовать! – смеялся Берри, оплачивая серьги, новый телевизор и стильные часы. – Я, может быть, десять лет об этом мечтал!» «Но откуда у тебя столько денег?» – вскидывала красиво очерченные брови Эмилия. «Мама, поверь, моряки хорошо зарабатывают. А мне много лет не на кого было тратить».

– Подожди, а в чем ты завтра пойдешь на аудиенцию к королю? – спохватилась Эмилия. – Не в этой же простой рубашке? Наверное, нужно купить что-то новое, статусное…

– Об этом не переживай, мама. Для этого случая у меня есть новый китель.

Они вернулись домой, нагруженные пакетами и разноцветными коробками. Даже Элли немного повеселела, согласилась поужинать вместе со всеми и улыбалась, когда брат шутил.

Берри сообщил, что поедет к королю ранним утром и встанет до рассвета. Эмилия поднялась прежде Милены, пригладила волосы и, запахивая шелковый халат, направилась на кухню готовить завтрак.

И едва удержалась на ногах от изумления.

Это был уже не тот кудряш с беззаботной улыбкой, похожий на богатенького папиного сыночка на новенькой машине. Перед ней стоял морской офицер, подтянутый, очень красивый. Берри пригладил вьющиеся волосы, и они легли послушными русыми волнами. Брюки разве что не ломались по безупречно отглаженным стрелкам, а рубашка сияла снежной белизной. Но поразил Эмилию китель – он искрился от наград: серебряная звезда, две медали «За бесстрашие», неизвестные, но внушительные тяжелые ордена, голубая блестящая перевязь через плечо.

– Берри, сынок… – Эмилия, прижав ладони к лицу, опустилась на табурет. Сон исчез, будто его и не было. – Герой! Почему ты не сказал нам?

– Да зачем? – молодой моряк улыбнулся и снова стал простым парнем Берри. – Если бы я заявил: «Мам, смотри, что у меня есть!», это было бы смешно и глупо.

– И нисколько не глупо, что ты… – прошептала Эмилия. – Но ведь эти медали так просто не дают! Значит, ты постоянно рисковал жизнью? И идешь к королю, чтобы он позволил рисковать снова? А стоит ли? Сынок, я опять начала волноваться…

– Ну и напрасно, – Берри крепко обнял мать. – Я стал взрослым, опытным и осторожным.

– Давай разбужу девочек. Пусть посмотрят на тебя.

– Не надо, пусть отдыхают, – возразил Берри. Он обнял Эмилию и поцеловал в щеку. – Мама, мне пора. Не переживай, теперь все будет хорошо.

Глава 41. Подпиши-ка бумагу!

– Брысь, мохнатая! – Ден сердито махнул рукой, и пыльно-серая летучая мышь, что висела, едва не касаясь его головы, с противным писком сорвалась со влажной стены. Далеко не улетела – замерла над кривой занозистой бочкой.

Дену показалось, что мышь поглядела на него со злорадством: «Тебе скоро отрубят голову, а я, наколдованное кем-то создание, так и буду болтаться тут и дразнить новых несчастных!»

Ден вздохнул, посмотрел равнодушно на железную миску, что стояла на каменном выступе. Желто-коричневая еда выглядела неприглядно: то ли подгоревшая пшенная каша, то ли недоваренный толченый горох. Съел с отвращением пару ложек. Подумал, что сейчас даже пирожное показалось бы ему невкусным, тревога отбивала всякий аппетит.

Накануне приходил юркий, низенький, быстроглазый человечек, назвавшийся адвокатом, сказал, что назначен суд. Ден тогда спросил его:

– Мне нужно будет что-то говорить на суде? – он уже начал придумывать фразы – такие, чтобы не навредили Элли. Но человечек противно захихикал (неужели Ден и правда задал такой смешной вопрос?), затряс длинными серыми сальными волосами:

– Что ты, арестант Денис Дин! Такие суды всегда бывают закрытыми! Кто тебя туда пустит? Сельчанина-то?

– Что же за суд такой, где нельзя даже объясниться? – сердито спросил Ден.

– Да ведь ты и так всё уже объяснил! – искренне удивился адвокат. – Всё как на ладони. Ночами с девицей гулял? Было дело. О возрасте её, о происхождении, о замке Розетта в курсе был? Конечно. Всё признал, надо же, какой честный! Ничего не скрыл. Будто сразу решил голову под топор подставить.

Ден вздрогнул, но тут же взял себя в руки, сумрачно поинтересовался:

– А вы тогда зачем явились-то?

– Чтобы ты бумагу подписал, – лохматый человечек вынул из кармана сложенный вчетверо документ, торопливо его развернул, шмякнул на каменный выступ. – Почитай. Это о том, что ты доверяешь мне тебя защищать.

– А если не доверяю? ­– Ден пристально посмотрел на юркого, как ужик, маленького человечка.

– Тогда и вовсе без защитника останешься! Так хоть какой-то у тебя шанс, а без меня и вовсе никакого.

Бумагу Ден, подумав, подписал, но в шанс не поверил. Ему казалось, что и тролли, которые приносили невкусную пищу, и следователь Иголтон, и вот этот неприятный человечек в потертом выцветшем мундире смотрят на него, Дена, уже не как на живого человека, а как на покойника. Поэтому и разговаривают отстраненно, будто и вовсе его нет в живых.

«А как хочется еще пожить-то!» – с тоской подумал Ден и посмотрел наверх, на ржавую решетку, за которой виднелось ослепительно красивое небо. Он манило веселой синевой, пронизанной солнечными лучами, и Ден вдруг подумал, что море, которое он видел только на картинках, наверное, такое же яркое и прекрасное. «Вот бы на море посмотреть хотя бы одним глазком! На волны, на белую пену… Неужели не получится никогда?»