­– Сидите, сидите!

– Помогите сыну моему, прошу вас! – с надрывом взмолилась женщина. Видно было, что она гордая, сильная, но сердце разорвано в клочья. – У вас ведь тоже дети! Виноват он, да! Виноват, что влез не в свое дело, заговорил с вашей девочкой, подружился… Но ведь не обидел он ее! Не опозорил! За что ему такое? – она не сдержалась, тихо заплакала, принялась утирать глаза кончиками черного платка.

– И всё-таки опозорил, – негромко возразил граф, разглядывая цветочные узоры на сверкающей столешнице. – В нашем сообществе Элли теперь персона нон грата. Понимаете, о чем я говорю?

Та торопливо кивнула:

– Ну, не хотел он для нее беды! Он даже там, в тюрьме, все о вашей девочке переживает. Не о себе, не о жизни молодой загубленной – всё о ней! Мол, принес горе принцессе...

Все надолго замолчали. Женщина мучительно пыталась подавить всхлипывания. Генриор налил из изящного графина, поблескивавшего на камине, воду, подал ей хрустальный бокал. На дорогой бокал женщина посмотрела с недоверием, но осторожно взяла дрожащей рукой, сделала пару глотков, немного успокоилась.

Наконец граф проговорил:

– Я обещал Элли, что попробую разобраться в этом вопросе. Есть ли у тебя какие-то соображения, Генриор?

– Я пытался выяснить, – сумрачно сказал управляющий и нахмурился, вспомнив стены, увешанные летучие мышами, и недовольного Иголтона. Он покосился на женщину и, помедлив, решил говорить прямо: – Положение плохое. Освободить парня могут в том случае, если он женится на Элли. Да и то не факт.

– Ну уж нет! Какая еще женитьба? – вскинулся граф. – Хватило нам и прежнего жениха! Об этом речи быть не может. А еще какие варианты?

– Только совсем уж фантастические, – признался Генриор. – Например, личное распоряжение короля.

– Короля?! – женщина вскочила, едва не расплескав воду, передала бокал Генриору, прижала к груди руки. Генриор заметил, какие они красные, мозолистые, потрескавшиеся, будто у старухи. – Да, да! Я напишу… нет, я лично пойду к королю! Он не сможет отказать матери!

– Подождите! – осадил ее Генриор. – Вы разве не понимаете, что вас не только к королю – к ограде его дворца не подпустят? Это сюда вы явились без приглашения, и граф вас принял, потому что… – Генриор покосился на графа и продолжил: – Потому что сердце у него доброе. А к королю запросто не явишься. Да и где он? То ли в столице, то ли в приморской резиденции, то ли где-то еще. Слышали, наверное, что после смерти короля-отца молодой монарх всегда в разъездах.

– Но что делать? Я постараюсь, я его найду! А может… – в глазах несчастной женщины вспыхнула надежда. – Может, вы мне поможете, а? Вы же богатые, в замке живете! Король вам не откажет.

– Зря вы думаете, что дворяне запросто входят к Его Величеству. Вовсе нет. Король есть король, – развел руками Генриор и больше ничего не сказал. Подумал, что и так говорит слишком много. Глянул на графа. Тот молчал, о чем-то крепко задумавшись, потом, наконец, произнес:

– Я не хочу, чтобы моя дочь жила с тяжким грузом вины. Попробую обратиться к королю. Но я с Его Величеством не знаком. Примет ли он меня? Не знаю. Что из этого выйдет – тоже не знаю. Вот и всё, что я могу вам сказать, госпожа… Как вас зовут?

– Дамара. Да никакая я не госпожа, что вы!

– Госпожа Дамара, – четко проговорил граф. И встал, показывая, что разговор окончен. – Генриор, проводи гостью.

– Так, стало быть, поможете? – обернулась та, направляясь к двери.

– Если граф сказал, что попытается, значит так и будет, – уверил ее Генриор.

За Дамарой закрылась дверь, и граф схватился за голову:

– Знаешь, Генриор, когда, наконец, закончится вся эта история, я попрошу тебя купить самый дорогой коньяк, и мы с тобой разопьем его прямо в моих покоях!

– Буду рад составить вам компанию, граф. Только я ведь не употребляю алкоголь. Выпью с вами бокал яблочного сока.

– Ох, какой же ты все-таки сухарь, Генриор! Я тоже почти не пью. Но причем тут яблочный сок, если такое дело? Ладно, как знаешь. Подскажи мне, ты же умный, как пробиться к Его Величеству? Есть ли у тебя мысли? Я, в отличие от Готцов, родственником королю не прихожусь. Старого монарха видел несколько раз, а какой он, молодой король, одному небу известно. Вдруг такой же, как наш Андреас? – граф печально вздохнул. – Тогда все бессмысленно.

– Я думаю, для начала надо всё толково изложить на бумаге, – предложил Генриор. – Если письмо напишет крестьянка, оно до короля даже не дойдет. А дворянское послание он обязательно прочитает. Если пожелаете, я его составлю.

– Вот правильно! – обрадовался граф. – Давай так и сделаем. Я подпишу. Передадим сегодня же с посыльным во дворец, а там будет видно. А вот насчет твоей поездки в Морегрин и того парня... Бена Ривза...

– Что? – насторожился Генриор.

– Поехать, конечно, надо. Но давай не будем пока сообщать Эмилии. Незачем раньше времени ее беспокоить.

***

Генриор чувствовал необыкновенный подъем. Много лет назад он крепко привязался к кудрявому Берри и страстно желал, чтобы тот был жив и здоров.

Весь оставшийся день он провел в хлопотах: нужно было обучить делам кухарку Марту, оставить список распоряжений прислуге, подогнать счета, снова дать рекомендации Марте. Та, хоть и прельстилась повышенным окладом, за дела взялась неохотно: «Что вы, я без вас, Генриор, не смогу, не соображу, не сумею...» Так что пришлось еще тратить время на убеждения: справишься, мол, это все-таки хозяйство, а не диссертация о ледяных драконах.

Письмо королю тоже потребовало немало времени, но составил его Генриор хоть и лаконично, но живо, граф одобрил.

Ближе к ночи Генриор присел, посмотрел на раскрытый кожаный саквояж – и вдруг его накрыла тревога. Он вспомнил, как давно не уезжал из замка в далекое путешествие.

Что от себя-то скрывать? Страшно! Страшно поехать и разочароваться – вдруг это не Берри? Страшно бросать Розетту – тут столько дел и забот. Страшно оставлять графа – а если ему понадобится помощь? Да и просто выбираться куда-то дальше Тисса было страшно.

Но Генриор уже чувствовал, что его сердце стучит, будто башенные часы, и гудит, как двигатель грузовика. Впереди что-то новое, новое! Неужели даже в шестьдесят четыре года можно радоваться ветру перемен? Может быть, в глубине души он давно его ждал?

Он улыбнулся, аккуратно укладывая в чемодан очередную белоснежную, выглаженную до хрусткости рубашку.

Ранним утром Генриор в длинном синем плаще и черной шляпе стоял в графском саду, дыша свежим воздухом, в котором уже витал холодный и горьковатый привкус осени. Он ждал водителя, чтобы отправиться на вокзал. Спешить было некуда, и Генриор присел на скамью с красивой резной спинкой, чтобы собраться с мыслями и насладиться предвкушением будущей доброй встречи.

За забором – нарядным, с витыми украшениями в виде бутонов роз – раздался гул мотора. «Это водитель», – подумал, поднимаясь, Генриор. Он шагнул к воротам, взялся за тяжелую бронзовую ручку. И отшатнулся, не веря своим глазам.

Это был не водитель.

Это был кудрявый парень из журнала «Альбатрос».

Глава 33. Соперник для любимчика

Генриор узнал его сразу, будто и не было мучительно долгих лет и перед ним стоял не молодой красивый мужчина, а упрямый вихрастый подросток, которого он любил, словно родного сына.

Генриор прислонился к приоткрытой калитке. Неловко дернулся, когда дверь с вычурными узорами – бутонами и лепестками подалась назад. Поправил сдвинувшуюся на глаза шляпу, потер заледеневшие пальцы – по утрам уже было по-осеннему ветрено и сыро. Схватился за ворот плаща, будто не хватало воздуха. Очень тихо проговорил:

– Берри.

– Да, это я, дядя Генри. Вот, приехал… – сказал парень и, смущенно улыбнувшись, поправил ворот коричневой кожаной куртки. Будто не десять лет его не видели в родном доме, а всего-то месяц, и прибыл он, чтобы провести в отцовском замке студенческие каникулы, – так, ничего особенного.