Я любила это время года. Город каждый день заполнялся вернувшимися с каникул парижанами. Они с неохотой переодевались в деловые костюмы, женщины предпочитали, пока позволяло тепло, демонстрировать загорелые тела под все еще летними нарядами. Потоки машин становились гуще, улицы опять пестрели торопливыми пешеходами. Замедлившийся летом ритм города снова набирал скорость. До зимних дождей и пронизывающих ветров было еще далеко, но неотвратимое должно случиться, и в воздухе витала легкая грусть.

Мы с Сиси неторопливо шли вдоль набережной по правому берегу Сены мимо букинистов, останавливаясь время от времени, чтобы поглазеть на старые фото полузабытых знаменитостей в журналах сорокалетней давности. На противоположном берегу, на острове Ситэ незыблемо стоял известный всему миру кафедральный собор Нотр Дам де Пари, дальше – Дворец правосудия, Консьержери. Я позвала Сиси спуститься ближе к реке и, обнаружив пустую каменную скамейку под высоким платаном, предложила своей спутнице присесть передохнуть. К мощеным берегам подплывали утки, легонько покачиваясь на волнах. Молодые люди и девушки сидели на самом краю набережной, спустив ноги к воде. Многие, запасясь едой и вином, устроили пикнички, подложив под себя куртки, или пластиковые пакеты.

Пока мы неторопливо шли, говорили о Париже, его вечно притягательной красоте, я рассказывала Сиси об истории города, о зданиях, мимо которых проходили, но, присев на скамейку, моя спутница сразу спросила:

– Ну, как ты, Сашенька, как ты тут живешь? Расскажи. Столько уж лет прошло… Ты стала такой красавицей, по виду настоящая парижанка. Расскажи о своей жизни. Я вижу, у тебя дела идут неплохо, галерея, помощница хорошая. Ты одна, или кто-то есть? Давай, рассказывай.

Я обняла хрупкую женщину за плечи, прижала к себе. И так вдруг повеяло моей московской юностью, беспечностью. Перед глазами, как будто это было только вчера, возникло лицо Агнии Аркадьевны, ее квартира. Так давно это было и так… недавно. В тот момент я почувствовала себя одинокой, неприкаянной. Простой вопрос Сиси: "Ну, как ты, Сашенька?", вдруг поднял из глубины души терпкую горечь и осознание, что я и там чужая, и здесь не своя. Но я задавила жалость к себе, не позволила пролиться ни одной слезинке, а так хотелось прильнуть к Сиси и почувствовать, что я хоть кому-то еще нужна.

– Ну, как начать? С чего? Столько лет в двух словах не перескажешь! О том, что произошло в Москве, вы знаете. Я улетела во Францию с Клодом, Клодом Бодэ, это был папин коллега, ученый. Он был моим любовником. Нет, возлюбленным. Когда я оказалась в Париже, это он все здесь устроил, помог с документами, с учебой. Галерея – это его идея и заслуга. Только он умер. Я похоронила его три года назад, – тяжело вздохнула и продолжила листать страницы моей жизни. – Училась в Высшей школе искусств, работала в частных галереях. Вот, теперь у меня своя, работаю, публикую статьи о современном искусстве. Вот, как-то так и живу. Сначала тяжело было после смерти Клода, потом стало отпускать.

– А теперь-то как с личной жизнью? Я так понимаю, что у тебя с этим Клодом сильная любовь была. А сейчас есть кто-нибудь?

Я невесело усмехнулась,

– Нет, во всяком случае, никого постоянного, да и непостоянных тоже не было. Один раз встретила мужчину, но сразу же и рассталась. Да не хочу я об этом, нет никого, и не надо.

Сима грустно на меня посмотрела и произнесла:

– Подожди, все еще будет. Так закрутит, что мало не покажется.

Сиси вздохнула, но тут же спохватилась:

– Я вот что приехала-то, Саш, – как-то очень по-простому продолжила Серафима Андреевна, словно приехала из Вологды в Кинешму, грибков привезла. – Ты ведь знаешь, как тебя любит Агния Аркадьевна, как о тебе тревожится. Все время, пока о тебе не было слышно, она знала, что ничего плохого в твоей жизни не происходит. Только однажды, это, я так думаю, когда твой Клод умер, она мне сказала, что тебе сейчас очень тяжело, но это нужно самой пережить, перетерпеть. Так что ты не думай, что она тебя оставляла вниманием-то. Как запрется у себя в кабинете, так часами все смотрит и смотрит то в карты, то в свой шар, вздыхает. Что уж там за закрытыми дверями она делает – не знаю, но, думаю, помогает тебе, как может, колдует, наверное, защищает. Любит она тебя, Саша. А тут, где-то недели две назад, позвонила мне, сказала приехать к ней и велела лететь в Париж. У меня письмецо для тебя есть. Агния не доверяет никаким телефонам, интернетам, мейлам и гуглам с фейсбуками2. Считает, что все, что идет через интернет, ненадежно. Я ей верю.

Серафима Андреевна открыла сумку, вынула из нее конверт и протянула мне.

Я хорошо понимала почему Агния не пользовалась современными способами передачи информации. Хоть я и не была специалистом в технологиях, понимала, что о любом человеке можно узнать буквально все, если тот пользуется компьютером и смартфоном, или общается через социальные сети.

– Спасибо, Сиси, я вечером прочту. А как можно связаться с ней, с Агнией Аркадьевной? Если она считает, что мне что-то угрожает, я бы хотела с ней поговорить.

– Я тоже ее спрашивала, а она сказала, что у тебя есть одна вещь, о которой ты знаешь, попробуй использовать ее, сказала ты поймешь, о чем речь.

Вещь? Какая такая вещь? Может в письме об этом написано? Подожду до вечера, когда прочту письмо.

Я расспрашивала Сиси о Москве, о том, что интересного происходит в России. Телевизор я не смотрела, убрала из дома несколько лет назад, после смерти Клода предпочитала слушать радио в машине, иногда листала газеты. Сегодня я уже практически не чувствовала себя москвичкой. Ведь больше десяти лет прошло с тех пор, как я, схватив Клода за руку, неслась по зоне вылета в Шереметьево, спасаясь от Палыча и его бандитов, навсегда покидая Москву.

У меня давно было французское гражданство и жизнь во Франции интересовала меня гораздо больше, чем то, что происходило в России, но мне было интересно слушать рассказы Сиси.

Мы нашли уютный ресторан на левом берегу. Серафима рассказывала том, что Москва сильно изменилась, центр застроили по-новому и некоторые улицы просто не узнать. Поделилась, что недавно сделала ремонт у себя в магазине и бизнес ее процветает, что открыла новые бутики по Москве и даже в других городах. Когда мы уже заканчивали обед, и я попросила официанта принести счет, кто-то позвонил Сиси, она заторопилась, сказала, что ей нужно бежать на рандеву, а следующий день она будет занята с утра до вечера. Мой номер телефона у нее был, и мы договорились держать связь.

Перед тем, как попрощаться, я все-таки спросила.

– А как вы узнали про галерею? Как адрес нашли?

– Так ведь это только Агния обходится без интернета, а я не могу, у меня бизнес, – она хитренько сощурилась. – А, кстати, знаешь, у нас с тобой есть общие знакомые в Париже. Это Агния Аркадьевна что-то там не то в картах, не то в шаре своем хрустальном углядела, намекнула. Потом расскажу.

Мы стояли возле станции такси и водитель уже открыл для Сиси дверцу машины. Помахав мне ручкой, она сказала:

– На днях увидимся. Нужно тебе еще гостинчик от Аркадьевны передать. Сегодня не захватила, не знала увидимся ли. Я еще несколько дней здесь пробуду. Хочу тебя кое с кем познакомить, – Сиси лукаво подмигнула.

… За окнами быстро темнело, в доме напротив то тут, то там зажигались окна, с бульвара слышался лай собак, это пришедшие с работы французы выводили на прогулку своих заждавшихся питомцев, доносились голоса детей, которых родители тащили домой из детских садов, нервно клаксонили машины, парижане торопились побыстрей добраться до дома.

Передо мной лежало письмо Агнии Аркадьевны, переданное мне Серафимой Андреевной. Последние лучи солнца пробивались сквозь уже поредевшую листву растущей напротив окна акации, в углах комнаты сгустились тени, но я не зажигала свет. Я вспоминала.

Появление Сиси и это, пока не прочитанное письмо Агнии, вернули меня в прошлое.