И вот, вернувшись из этой поездки с невыносимой головной болью, он

узнал, что завтра ему придется сопровождать итальянского гостя. Соблазн

процесс

151

отказаться хотя бы на этот раз был необычайно велик, тем более что приду-манное для него поручение не было непосредственно связано с его служеб-ными обязанностями. Безусловно, для дела было весьма важно проявить гостеприимство по отношению к приезжему, но для К. это никакого значения

не имело, он отлично знал, что удержаться на службе он может только благодаря своим деловым успехам, а если это не удастся, то все остальное бесполезно, даже если он неожиданно очарует этого итальянца; ему не хотелось ни

на день отрываться от рабочей обстановки — слишком велик был страх, что

его больше не допустят к работе, и, хотя он отлично сознавал, насколько этот

страх преувеличен, душа у него была не на месте. Однако в данном случае было

почти невозможно найти благовидный предлог для отказа. К. хоть и не очень

хорошо, но вполне достаточно владел итальянским языком, а главное, с юных

лет разбирался в вопросах искусства, а в банке этим его познаниям придали

слишком большое значение, узнав, что К. некоторое время, правда из чисто

деловых соображений, был членом местного общества охраны памятников

старины. А так как итальянец слыл любителем искусства, то роль гида, само

собой понятно, выпала на долю К.

Утро было дождливое, очень ветреное, когда К., заранее раздражаясь при

мысли о предстоящем дне, уже в семь утра явился в банк, чтобы выполнить

хотя бы часть работы, пока не помешает приход гостя. Он очень устал, проси-дев до поздней ночи над итальянской грамматикой, чтобы немного подгото-виться; сейчас его тянуло к окну, где он часто проводил больше времени, чем

у письменного стола, но он одолел искушение и сел за работу. К сожалению, вскоре вошел курьер и доложил, что господин директор послал его взглянуть, пришел ли господин К., и если он уже тут, то не будет ли он любезен зайти

в приемную — итальянский гость уже прибыл.

— Сейчас иду, — сказал К., сунул в карман маленький словарик, взял под

мышку альбом городских достопримечательностей, приготовленный в подарок гостю, и пошел через кабинет заместителя директора в директорскую

приемную. Он был счастлив, что так рано явился на службу и сразу оказался

в распоряжении директора, чего, вероятно, никто не ожидал. Разумеется, кабинет заместителя еще пустовал, словно стояла глубокая ночь; должно быть, директор и за ним посылал курьера, чтобы просить его в приемную, а его на

месте не оказалось. Когда К. вошел в приемную, ему навстречу из глубины кресел поднялись два господина. Директор приветливо улыбался, видимо очень

обрадованный его приходом, и сразу представил его итальянцу; тот крепко

пожал К. руку и с улыбкой сказал что-то про ранних пташек. К. не сразу понял, что хочет сказать гость, да и слово было какое-то незнакомое, и К. только потом угадал его смысл. К. ответил какой-то гладкой фразой, итальянец

опять рассмеялся и несколько раз погладил свои пышные, иссиня-черные

с проседью усы. Усы были явно надушены, даже хотелось подойти поближе

и понюхать. Когда все снова сели и завели короткую вступительную беседу, К. вдруг с испугом заметил, что понимает итальянца только по временам.

152

ф. кафка

Когда тот говорил совсем спокойно, К. понимал почти все, но это было редко; по большей части речь гостя лилась сплошным потоком, и он при этом радостно потряхивал головой. А главное, в увлечении он все время переходил на

какой-то диалект, в котором К. даже не улавливал итальянских слов. Зато директор не только все понимал, но и отвечал на этом же диалекте, — впрочем, К. должен был это предвидеть, потому что итальянец был родом из Южной

Италии, а директор прожил там несколько лет. Во всяком случае, К. понял, что у него почти не будет возможности объясниться с итальянцем: по-французски тот говорил так же невнятно, а к тому же усы закрывали ему рот, иначе

по движению губ можно было бы легче понять его. К. предвидел много неприятностей и пока что оставил всякие попытки понять итальянца, да в присутствии директора, который понимал его с легкостью, это было бы ненуж-ным напряжением, и К. ограничился тем, что с некоторой досадой наблюдал, как гость непринужденно и вместе с тем легко откинулся в глубоком кресле, как он то и дело одергивает свой коротенький, ловко скроенный пиджачок

и вдруг, высоко подняв локти и свободно шевеля кистями рук, пытается

изобразить что-то, чего К. никак не мог понять, хотя весь подался вперед, не

спуская глаз с рук итальянца. Но в конце концов от этого безучастного, совершенно машинального созерцания чужой беседы К. почувствовал прежнюю

усталость и, к счастью вовремя, с испугом поймал себя на том, что в рассеянности хотел было встать, повернуться и выйти вон. Наконец итальянец взглянул на часы и вскочил с места. Попрощавшись с директором, он так близко подошел к К., что тому пришлось отодвинуться, чтобы встать. Директор, заметив, как растерялся К. от этого итальянского диалекта, вмешался в разговор, да так умно и деликатно, что казалось, будто он только подает незначительные

советы, хотя на самом деле он вкратце переводил для К. все то, что говорил

неугомонный итальянец, перебивавший его на каждом слове. Таким образом

К. узнал, что итальянцу непременно надо сделать какие-то дела и, хотя у него, к сожалению, очень мало времени, он ни в коем случае не намерен в спешке осматривать все достопримечательности и собирается, если только К. даст

согласие — а решать должен именно он, — осмотреть только один собор, но

зато как можно подробнее. Он будет чрезвычайно счастлив обозревать этот

собор в сопровождении столь ученого и столь любезного спутника — так он

выразился про К., который изо всех сил старался не слушать итальянца и на

лету схватывать объяснения директора, — и он просит К., если только ему это

удобно, встретиться в соборе примерно часа через два, то есть около десяти.

Сам он надеется к этому времени уже освободиться и прибыть туда. К. ответил как полагалось, итальянец пожал руку директору, потом К., потом снова

директору и пошел к двери, уже почти не оборачиваясь к провожавшим его

директору и К., но все еще не переставая говорить. К. еще немного пробыл

у директора — тот сегодня выглядел очень плохо. Директору казалось, что он

в чем-то должен извиниться перед К., и он сказал дружески, стоя с ним рядом, что сначала собирался сам сопровождать итальянца, но потом — причины он

…К. ограничился тем, что с некоторой досадой наблюдал, как гость непринужденно

и вместе с тем легко откинулся в глубоком кресле, как он то и дело одергивает свой

коротенький, ловко скроенный пиджачок и вдруг, высоко подняв локти и свободно шевеля

кистями рук, пытается изобразить что-то, чего К. никак не мог понять, хотя весь

подался вперед, не спуская глаз с рук итальянца.

154

ф. кафка

объяснять не стал — решил лучше послать К. И пусть К. не смущается, если

не сразу будет понимать итальянца, это скоро придет, а если он даже многого

не поймет, то это тоже не беда; этому итальянцу вовсе не так важно, поймут

его или нет. Да и кроме того, директор не ожидал, что К. так хорошо знает

итальянский: без сомнения, со своей задачей он справится отлично.

На этом он отпустил К. Все оставшееся время К. потратил на выписыва-ние из словаря трудных слов, которые могли ему понадобиться при осмотре

собора. Работа была на редкость нудная, а тут еще курьеры проносили почту, чиновники заходили за справками и, видя, что К. занят, останавливались

в дверях, но не уходили, пока К. не выслушивал их. Заместитель директора