— Господин землемер? Господин землемер! — закричал кто-то в переулке. Это был Варнава. Он подбежал задыхаясь, однако не забыл отдать К. поклон. — Мне все удалось!

— Что удалось? — спросил К. — Ты передал мою просьбу Кламму?

— Это-то не вышло, — сказал Варнава. — Я очень старался, но никакой

возможности не было, хоть я и пробился вперед, весь день стоял так близко

к столу, что один писарь, которому я загораживал свет, даже оттолкнул меня, потом, хоть это и запрещено, я заявил о себе, и, когда Кламм взглянул, я поднял руку, потом задержался в канцелярии дольше всех, остался там один, со

слугами, имел счастье видеть, как вернулся Кламм, но оказалось, что вернулся

он не из-за меня, он только хотел быстро справиться о чем-то в книге и тут же

ушел; в конце концов, так как я не трогался с места, один слуга чуть ли не вы-мел меня из комнаты метлой. Все это я тебе рассказываю, чтобы ты видел, как

я стараюсь, и не выражал недовольства.

— Да что мне в твоих стараниях, Варнава, — сказал К., — если ты никакого успеха не добился.

— Но я же добился успеха! — сказал Варнава. — Выхожу я из своей канцелярии — я называю ее своей канцелярией — и вдруг вижу, что из глубины коридора медленно выходит один господин, вокруг никого не было, время было

позднее. Я решил подождать его, мне вообще хотелось там остаться, чтобы

не сообщать тебе дурные вести. Да и так стоило подождать этого господина, ведь это был Эрлангер. Как, ты его не знаешь? Это один из первых секретарей

Кламма. Тщедушный такой, маленький человек, немного хромает. Он меня

сразу узнал, он славится своей памятью и знанием людей, ему стоит только

наморщить лоб — и он сразу узнает любого, часто даже тех, кого он никогда

не видел, только слышал или читал про них, меня, например, он вряд ли видел. Но хотя он и узнает сразу любого человека, он всегда спрашивает, будто не

совсем уверен. «Ты, кажется, Варнава? — сказал он мне. И тут же спросил: —

Ты ведь знаешь землемера? — И потом сказал: — Это удачно, сейчас я еду в гостиницу. Пусть землемер зайдет туда ко мне. Я живу в номере пятнадцатом.

Но пусть он явится сейчас же. У меня там кое-какие переговоры, а в пять часов

утра я уже уеду обратно. Скажи ему, что мне очень нужно поговорить с ним».

Тут Иеремия внезапно пустился бежать. Варнава был настолько взволнован, что не обратил на него никакого внимания, но теперь спросил:

— Что ему надо?

— Хочет опередить меня у Эрлангера, — сказал К. и побежал за Иеремией, догнал его, схватил под руку и сказал: — Что, соскучился вдруг без Фриды?

И я тоже, не меньше тебя, значит, пойдем вместе!

У темной гостиницы стояла небольшая кучка людей, двое или трое держали фонари, так что можно было различить лица. К. узнал одного знакомого —

возчика Герстекера. Герстекер встретил его вопросом:

— А ты все еще в Деревне?

— Да, — сказал К., — я приехал надолго.

374

ф. кафка

— А мне какое дело, — сказал Герстекер и, сильно закашлявшись, повернулся к остальным.

Выяснилось, что все ждут Эрлангера. Эрлангер уже приехал, но, прежде

чем начать прием, совещался с Момом. Разговоры вертелись вокруг того, что

в доме ждать воспрещалось и приходится стоять тут, в снегу. Правда, было не

очень холодно, но все же заставлять людей стоять ночью часами перед домом

было безжалостно. Впрочем, Эрлангер был в этом не виноват, он был скорее

человек предупредительный, ничего не подозревал и наверняка рассердился

бы, если бы ему об этом доложили. Виновата была хозяйка гостиницы: в своем болезненном стремлении соблюдать порядок она не желала, чтобы столько

просителей сразу наводнили ее дом. «Уж если непременно надо их принимать, — говаривала она, — так пусть они, бога ради, заходят по очереди».

И она добилась того, что просителей, ждавших сначала просто в коридоре, потом на лестнице и, наконец, в буфете, в конце концов выдворили на улицу.

Она и этим была недовольна. Ей было невыносимо, что в собственном доме ее

непрестанно, как она выражалась, «осаждали». Она не понимала, зачем вообще принимают посетителей. «Чтобы пачкать лестницу», — как-то, очевидно с досады, ответил ей на этот вопрос один из чиновников, но этот ответ показался ей весьма вразумительным, и она охотно его повторяла. Она добивалась, чтобы напротив гостиницы построили здание, где могли бы ждать посетители, что вполне соответствовало и их желаниям. Больше всего она хотела, чтобы и прием и допросы проводились бы вне гостиницы, но на это возражали чиновники, а когда чиновники всерьез возражали, то хозяйке, разумеется, ничего добиться не удавалось, хотя в незначительных делах благодаря неустан-ной и все же по-женски мягкой настойчивости она для всех стала чем-то вроде домашнего тирана. Однако пока что хозяйке приходилось терпеть, чтобы

и прием и допросы проходили у нее в гостинице, потому что господа из Замка

отказывались покидать гостиницу и ходить в Деревню по служебным делам.

Они всегда торопились, в Деревню ездили очень неохотно, и продлевать свое

пребывание тут сверх необходимости у них ни малейшего желания не было, поэтому нельзя было с них требовать, чтобы они ради спокойствия в гостинице могли терять столько времени и со всеми своими бумагами переходить

через улицу в какой-то другой дом. Охотнее всего чиновники занимались

делами либо в буфете, либо у себя в номерах, по возможности за едой, а то

и даже в постели, перед сном или проснувшись поутру, когда они от усталости

не могли встать и хотели еще понежиться в кровати. Вместе с тем вопрос о постройке помещения для просителей близился к благоприятному разрешению, хотя — и над этим немного посмеивались — для хозяйки это превратилось

в сплошное наказание, потому что именно дело о постройке такого помещения вызвало огромный приток посетителей и коридоры в гостинице никогда

не пустовали.

Обо всем этом вполголоса беседовали ожидающие. К. обратил внимание

на то, что, несмотря на значительное недовольство, никто не возражал против

У темной гостиницы стояла небольшая кучка людей, двое или трое держали фонари…

376

ф. кафка

того, что Эрлангер вызвал к себе людей среди ночи. Он спросил почему, и ему

объяснили, что, скорее, нужно поблагодарить Эрлангера за это. Исключительно его добрая воля и высокое понимание своего служебного долга подви-гли его на приезд в Деревню; ведь он мог бы, если бы захотел — и возможно, что это даже больше соответствовало бы предписаниям, — он мог бы послать

кого-нибудь из второстепенных секретарей, чтобы тот составил протоколы.

Но Эрлангер по большей части отказывался от этого, он желал сам все слышать и видеть, для чего и жертвовал своим ночным временем, потому что в его

служебном расписании время для поездок в Деревню предусмотрено не было.

К. возразил, что ведь даже Кламм приезжает в Деревню днем и проводит тут

по нескольку дней; неужто Эрлангер, будучи только секретарем, более незаменим там, наверху, чем Кламм? Кто-то добродушно засмеялся на это, другие

растерянно молчали, таких было большинство, и потому К. едва дождался ответа. Только один нерешительно сказал, что, конечно, Кламм незаменим, как

в Замке, так и в Деревне.

Тут отворилась дверь, и между двумя слугами, несущими фонари, появился Мом.

— Первыми к господину секретарю Эрлангеру будут пропущены Герстекер и К. Оба здесь?

Оба откликнулись, но перед ними в дом проскользнул Иеремия, бросив

на ходу: «Я тут коридорный», на что Мом улыбнулся и хлопнул его по плечу.

«Надо будет поостеречься Иеремии», — подумал К., сознавая при этом, что

Иеремия, по всей вероятности, куда безвреднее, чем Артур, работающий против него в Замке. Возможно, что было бы даже разумнее терпеть от них мучения как от помощников, чем дать им расхаживать беспрепятственно и плести