С этими словами Джонни швырнул великолепные, отделанные тонкой вышивкой перчатки на стоящий рядом стол и потянулся к своим пистолетам. Вытащив их из-за пояса и взвесив на ладонях, словно они могли подсказать ему, когда лучше всего устроить похищение высокородной дамы, он аккуратно положил пистолеты рядом с перчатками.
– К тому времени я как раз успею подготовить комнату в восточной башне к приему дорогой Элизабет…
Теперь уже улыбались и его соплеменники, даже Кинмонт – человек, которого Джон называл своим «голосом разума».
– Возможно, на высокомерии лорда Годфри тебе удастся заработать неплохие деньги, – заметил Кинмонт Кэрр. Как и многие жители Приграничья, в душе он был немного делягой. При том, что набеги несли в себе опасность и веселили душу, они также рассматривались здесь в качестве весьма выгодного бизнеса.
– Ты, надеюсь, не откажешься взять на себя эту сторону нашего предприятия? – мягко осведомился Джонни, прекрасно зная, как любит его кузен все, что связано с получением денег. – Можешь начать с долгового письма, которое затем должен будет подписать этот негодяй Годфри.
– С превеликим удовольствием!
– В таком случае все остальные свободны и могут заняться дегустацией новых рейнских вин, доставленных вчера из Бервика.
Впрочем, несмотря на будничный тон, которым говорил эрл Грейден о похищении своего брата, душу его грызли самые мрачные сомнения. Ему было прекрасно известно, что Гарольд Годфри – мерзавец и плут, а подземелья замка Харботтл уже сгубили многих шотландцев. Теперь время решает все. Он не позволит, чтобы Робби томился в этой дьявольской норе больше недели. Поэтому хотя Джонни в тот вечер и выпил не меньше, чем его приятели, когда он оказался в спальне, то чувствовал себя совершенно трезвым. И протрезвел еще больше, найдя в своей постели Джанет Линдсей.
Будучи эрлом, Джонни Кэрр привлекал к себе женщин одним лишь своим титулом, но даже если бы он в одночасье лишился его, женщины все равно тянулись бы к нему – хотя бы из-за его мужественной внешности.
– Разве Джэми снова отправился на юг? – осведомился он, пытаясь не выказать своего удивления и плотно закрывая дверь в спальню. Находясь у себя дома, в Голдихаусе, Джонки обычно развлекался с несколькими женщинами, живущими в близлежащих окрестностях, и жена его соседа являлась одной из них. Однако сейчас, зная, что Робби спит в каком-нибудь грязном подземелье замка Харботтл, он не чувствовал желания резвиться в постели.
– Муж уехал на целых две недели, дорогой, – ответила Джанет Линдсей – графиня по рождению и браку, привыкшая всегда делать только то, что ей вздумается.
– Ты, наверное, слышала, что англичане похитили Робби. Причем с нашей стороны не было ни малейшего повода. – Джонни все еще не сдвинулся с места.
Джанет кивнула, и ее черные, как ночь, волосы блеснули в пламени свечей.
– Что ж, это война. Вот я и подумала: может быть, ты нуждаешься в… утешении?
Джонни отказался – вежливо и мягко, по-прежнему оставаясь достаточно далеко от кровати.
Однако не для того Джанет проделала верхом четыре мили в грозу и дождь, чтобы теперь ее отвергли. Выросшая в богатой привилегированной семье, не знавшая ни в чем отказа и не привыкшая к этому, она проигнорировала слова Джонни, как если бы они были адресованы кому-то другому. Отбросив в сторону покрывало, женщина поднялась с постели во всей своей зрелой, цветущей красоте и медленно пошла по направлению к нему через большую, освещенную камином спальню. Обнаженная, соблазнительная и розовая, как яблоневый цвет, она явно хотела воодушевить своего любовника с более близкого расстояния.
Когда Джанет оказалась рядом, Джонни почувствовал, что его естество берет верх, а принципы медленно, но верно отступают под могучим натиском желания. Испытывая угрызения совести, он глубоко вздохнул.
– Робби никогда бы не оттолкнул меня, – промурлыкала Джанет, поднимаясь на цыпочки и целуя его в щеку, покрытую темной, словно вечерняя тень, щетиной. Одновременно она прижималась своей пышной грудью к его кожаной куртке так сильно, что Джонни пришлось прислониться спиной к двери.
Он понимал правоту Джанет, и это отнюдь не способствовало победе принципов над плотью. В свои восемнадцать лет Робби еще не был ни с кем помолвлен и щедро расточал ласки красоткам, живущим по обе стороны границы.
– Я очень устал, – честно признался лэйрд Равенсби. Действительно, двое суток без сна и пять часов, проведенных в седле, подорвали даже его сверхчеловеческую выносливость. Коли уж даже чувство вины перед Робби не смогло осилить его мужское начало, то, может быть, достаточным извинением станет его неподдельная усталость?
– А тебе и не надо ничего делать, дорогой, – проворковала графиня, легко водя кончиком пальца по небритому лицу своего любовника. – Тебе нужно всего лишь лечь, а уж я сама тебя оседлаю.
Джонни ничего не ответил, но его тело непроизвольно откликнулось на столь откровенное предложение женщины. Она была теплой и призывной, ее маленькая ручка скользнула по грубой коже его куртки, на секунду задержалась на пряжке ремня, а затем опустилась ниже, остановившись наконец на том месте, под которым уже ощущалось недвусмысленное шевеление.
– Ну вот, видишь! – прошептала она, снова подымаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его. – Не так уж ты и устал.
В ноздри Джонни проник жасминовый запах ее духов – интригующий, зовущий, напоминающий о других ночах, проведенных с нею.
– Обожаю смотреть на тебя в воинском облачении! – Жаркий шепот Джанет опалял его лицо. Она стояла, приподнявшись на цыпочках и прижавшись к его затянутому в кожу телу, а металлические пластины, пришитые к его куртке, оставляли отметины на ее нежной коже. – Джонни Кэрр, военачальник…
Он слабо покачал головой, словно отвергая тот мелодраматичный образ, который создавала ему женщина. Практичный, в сущности, мужчина, он просто делал то, что должен был делать, – то же самое, что делали его отец, и дед, и все другие предки, чтобы защищать свои владения.
– Убил ли ты сегодня хоть одного англичанина? – горячо выдохнула Джанет Линдсей. Ее розовый язычок оставлял влажную дорожку на его мошной загорелой шее, и она чувствовала, как промокшая одежда Джонни холодит ее разгоряченное тело. Подвиги, которыми отличался каждый набег эрла Грейдена на земли Приграничья, возбуждали ее не хуже, чем его мускулистое тело и мрачная чарующая красота, не меньше, чем выносливость и неуемная фантазия, отличавшие его в постели.
– Боже мой, Джанет…
Джонни постарался отстраниться от женщины.
– Ты не можешь сказать мне «нет». – Ее руки еще крепче обвились вокруг широких плеч Джонни Кэрра. – Я не отпущу тебя. – Язык Джанет уже достиг его подбородка. – А Робби от этого, поверь, хуже не будет. Он не стал бы возражать. Поэтому… поцелуй меня, и я обещаю: ты не пожалеешь об этом…
И тут же, откинув голову назад, она сама одарила его горячим долгим поцелуем. Джонни понял, что не имеет ничего против, а если и имеет, то недостаточно для того, чтобы быть невежливым. И под конец он действительно не пожалел об этом, ибо в науке любви графиня была женщиной выдающихся способностей.
Однако позже, когда жена его соседа уже крепко спала, Джонни, презрев соображения вежливости, покинул се. В короткие минуты страсти можно было позабыть обо всем и ненадолго снова стать свободным от всех земных печалей. В конце концов, то, где и с кем он спал в данный момент, не имело никакого значения. Даже если бы сейчас рядом с ним не было Джанет, это не смогло бы освободить Робби и помочь ему оказаться под кровом отчего дома. Однако наступил момент, когда рассудок вновь вернулся к Джонни, и тогда он поднялся с постели.
Набросив стеганый халат японского шелка, который был теплее любого меха – когда-то он купил его в Макао, – Джонни осторожно вышел из спальни и по тускло освещенному коридору направился в комнату с картами. Он разложил их перед собой и еще несколько часов сидел за столом, выбирая наиболее удобные дороги, связывающие Равенсби и Харботтл. В первую очередь его интересовали тропы наименее гористые, пустынные с английской стороны границы и с самыми широкими проходами через Шевиотские горы.
