Со стороны драка напоминала сцену из мультиков про Багза Банни: из столпа пыли время от времени показывалась чья-то рука или нога. Я наблюдал потасовку из окна, всеми силами стараясь игнорировать комментарии Колина. Том и Тайлер выбежали помогать. Я тоже решил вмешаться, несмотря на два стакана абсента и патологическую неспособность сжимать руки в кулак.

Улица окрасилась в красно-синие цвета, завыли сирены, заорала рация – приехала полиция. Из белого хэтчбека выбрались мускулистые офицеры Скотленд-Ярда. Одна из полицейских – темнокожая женщина – быстро и уверенно зашагала в нашу сторону. Что-то в ней заставляло повиноваться, и когда она приказала «не двигаться», мы тут же отпрыгнули от рэднеков.

Гопники разбежались. Копы потребовали встать лицом к стене и не делать резких движений. Они принялись нас обыскивать. Внимательно осмотрели пачку сигарет, которую нашли в моем заднем кармане. У Маркуса обнаружили табак, бумагу и фильтры – ничего запрещенного. У Тома и Тайлера в карманах нашлись билеты на поезд до Лондона. Когда копы принялись обыскивать Дениса, он стал качать права. Он говорил, что ловить в первую очередь надо рэднеков, а не «иностранных студентов», и что «не вывернет карманы, пока ему не предоставят адвоката». Тогда копы повалили его на асфальт, сложили руки за спину и нацепили на Дениса наручники. Женщина посадила его на заднее сиденье.

Копы записали наши адреса. Маркус назвался туристом и дал испанский адрес. Колин, едва заслышав сирены, схватил Эмму за руки и сбежал. Джинни копы попросту не заметили: она стояла возле дверей паба, на ее лице читалась трогательная взволнованность, и в эту минуту она мне очень нравилась.

Денис дергал локтями и продолжал требовать адвоката, но полицейские не обращали на него никакого внимания. Он прижал лоб к окну, фонари светили ему прямо в лицо, и я заметил свежий синяк под его правым глазом.

Маркус был уверен, что все закончится депортацией Дениса. Всю жизнь Денис попадал в бессмысленные авантюры вроде этой. Но вместо того чтобы как-то из них выкарабкиваться, он предпочитал от них убегать и делать вид, что «начинает новую жизнь». Он даже не подозревал, что жизнь одна и что она уже идет.

Когда в запотевшее от перегара окно постучалась белка, я проснулся. Сосед по комнате сидел на кровати и натягивал носки.

– You smell like shit, – сказал он.

– Just like your soсks[33].

Мы заселились в один день. Сосед был родом из китайской провинции с непроизносимым названием. Об этом и о том, как его зовут, он рассказал в день знакомства. Я не запомнил ни первого, ни второго. Мы почти не разговаривали.

В комнате стоял неаппетитный запах лапши быстрого приготовления. Из коридора доносились шаги студентов, торопившихся на занятия. Я схватил с тумбочки телефон – батарейка села. Спросил у соседа, который час.

– 09:40.

– Блядь! – я вскочил с кровати и бросился одеваться. Только в коридоре обнаружил, что надел футболку наизнанку. Натолкнулся на хаус пэрэнта, которая стучалась в двери проспавших студентов. Она спросила, почему я до сих пор не на экзамене. Я с ходу выдумал какое-то дурацкое оправдание и побежал в кампус.

У главного входа валялась разлитая чашка кофе, образовавшееся месиво было закидано сигаретными окурками. Наступив на это маленькое болотце, я вбежал в здание школы и помчался в аудиторию. Чернокожий охранник что-то прокричал вслед, но я не стал слушать. Постучавшись, я вошел в экзаменационный зал. Моя тяжелая отдышка нарушила мертвую тишину, царившую в аудитории. Экзаменатором в тот день был профессор Вудли. Он проводил меня до парты и вручил билет. «США начала XX века в творчестве Теодора Драйзера» – худшее, что может случиться с похмелья.

– Good luck[34], – сказал профессор и вернулся на свое место в конце аудитории.

Я облокотился на парту и уставился в окно. Охранник стучал шваброй по луже с окурками и ею же прогонял подходивших слишком близко к месиву школьников. Изредка с улицы доносился рокот проезжавших автомобилей. На ближайшей к кампусу улице меняли асфальт. Писать не хотелось.

– You have one hour left![35]

Денис объявился ближе к вечеру. Он провел бессонную ночь в участке и выглядел так, словно его обвесили кирпичами и заставили бегать марафон. Войдя в мою комнату, он рухнул на кровать и закрыл лицо ладонью.

– Это пиздец!.. – сказал он, когда я спросил, что случилось. – Надо ехать!

– Объясни, что произошло.

– Дай комп.

Он принялся стучать по клавиатуре, словно обезумевший. Он достал из-за пазухи загранпаспорт и стал вводить данные. Я взглянул на монитор: Денис покупал билеты в Краснодар.

– Почему ты уезжаешь? Что случилось?

– С-сука!

– Что?

– Батя бонусы истратил… похер, мамкиной кредиткой заплачу.

Денис взял билет на утренний рейс.

– Есть попить? – спросил он и, не дожидаясь ответа, схватил со стола открытую бутылку колы, из которой уже давно улетучился газ.

– Ты собираешься рассказать, что произошло?

Денис прикончил бутылку и смачно рыгнул. В этот момент я обрадовался, что в комнате не оказалось соседа, который всегда смотрел на Дениса с легким прищуром. Однажды он и вовсе прямо сказал, что визиты Дениса ему неприятны: «Какого хрена? Он лапает все подряд и не дает учиться!»

– Это пиздец, – повторил Денис.

– Да понял я! Ты можешь объяснить?

Я с трудом мог представить, что именно в системе ценностей Дениса является «пиздецом». Если полиция сообщит о случившемся школе, то Дениса могут отчислить. Но ему было бы на это глубоко наплевать: занятия он давно не посещал, да и учиться нам оставалось всего неделю. На худой конец ему могли впаять какой-то баснословный штраф, но зачем покупать билет?

– У меня был стаф, – признался Денис. – Они взвесили: больше шести грамм.

– На фига тебе столько? И что теперь будет?

– Ну, они отпустили пока… но будет суд. Повестка придет в кампус… Ты куришь в комнате?

– Нет, не курю, – я протянул Денису электронку. – Тебя могут посадить?

– Да, – Денис выдул два колечка. – Боже храни королеву и презумпцию невиновности! Идиоты даже не додумались вручить подписку о невыезде.

Вошел сосед. Он окинул Дениса неприветливым взглядом и тяжелым шагом поплелся к письменному столу.

– How was the exam? – спросил Денис нарочито дружелюбным тоном.

– Passed, I guess[36], – сосед надел гигантские наушники. На мониторе загорелась надпись: «Dota 2».

– Ты так и не объяснил, откуда у тебя шесть грамм.

– Ах, да… – Денис нервно захихикал. – В общем, мы с Маркусом это… продать хотели. У него же урожай добротный. Не все нам скуривать, верно? Я нашел людей и забил встречу. Сначала мы этих гопарей за них приняли, а потом… ну ты помнишь.

С каждым днем я узнавал его все лучше и лучше. И такие истории были в его духе. Он смотрел на жизнь, как уличный художник смотрит на голую стену: ему всегда хотелось рискнуть, чтобы «получилось красиво». В Краснодаре он жил жизнью провинциального мажора, в Веллингтоне хотел вкусить английской хулиганской эстетики «прям как в фильмах Гая Ричи». Стремление к красоте проявлялось и в его манере играть в футбол: он постоянно финтил и выпендривался перед другими игроками…

Последнюю ночь в Веллингтоне Денис захотел провести «отвязно».

– Кто знает, когда еще сюда вернусь? – сказал он. Они с Маркусом собрались в клуб. – Надеюсь, в этот раз нормальные телки будут!

Денис предложил присоединиться, но я отказался. Сказал, что после дня рождения чувствую себя паршиво и хочу остаться дома вздремнуть.

– Ну как знаешь. Надумаешь – звони. Я спать не собираюсь, – сказал Денис. – Утром зайду попрощаться.

Я лежал на кровати и разглядывал комнату. Уличный фонарь светил сквозь занавески, которые рисовали на стенах причудливые тенистые узоры. Они напоминали каракули, которые я делал на полях во время уроков. Я не особо парился о так называемом будущем. Был уверен, что поступлю в университет. В конце концов, чем я хуже остальных? Неуверенность была только в правильности пути, который я выбрал. В тринадцать я мечтал стать автором комиксов. Каждую неделю, возвращаясь со школы, покупал новые выпуски «Человека-паука» и «Людей Х». Потом Алан Мур со своими «Хранителями», Шпигельман, Кирби… Дома я перерисовывал сцены героических сражений в альбом. Мечта стать новым Стэном Ли или Стивом Дитко разбилась о первое же занятие в школе рисования. Так я впервые ощутил себя бездарным. Где-то вычитал, что осознание собственной бездарности – первый признак художественной зрелости.