– Сильно сказано.

– Ага. Это из фильма…

– Hey, captain, – к нам, приветливо растопырив руки, подошел тренер. Он был все в той же спортивной форме, в которой стоял на бровке во время матча. Я уверен, он и спал в этих трениках. Лишь однажды он появился в рубашке. В первый день учебы на праздничном ужине, когда профессор Тоунер представляла преподавательский состав.

– Come here, son, I want to introduce you to someone[3].

Тренер увел Дениса в сторону. Я вернулся к игрокам. Увидев меня, они тут же заорали: «Steadfast!» – и я понял, что с новым прозвищем придется жить вечно… Команда уже прилично напилась и теперь распевала школьный гимн. Колин Барнз рассказал, что на матче присутствовал скаут из манчестерской футбольной академии, который ищет игроков для предсезонки.

– Dan might serve them well[4], – подмигнул он.

Колин принялся разглядывать чирлидерш, сидевших за столом на другом конце бара. К одной из них, Эмме Старк, он неровно дышал и совсем не скрывал этого. По вторникам футболисты и девчонки тренировались вместе, и Колин приходил с букетом ромашек, сорванных на заднем дворе кампуса. На пробежке от него за сто метров разило одеколоном. Все находили это весьма трогательным, и за то время, что Колин ухаживал за Эммой, мы не придумали ни одной уничижительной шутки. И я до сих пор уверен, что, когда я или кто-то другой из команды окажется на Страшном суде, нам это зачтется.

Сама Эмма, как и прочие чирлидерши, вздыхала по Денису. Когда он проходил мимо, натянув на нос капюшон своего худи, они старались привлечь его внимание, выкрикивая: «Hello, Daniel!» Что касается меня, то я органично смотрелся в роли друга крутого парня. Еще в школе я мечтал снять роуд-муви со мной и Денисом в главных ролях.

Тогда я только посмотрел «Беспечного ездока» и представлял, как мы, словно Питер Фонда и Деннис Хоппер, колесим по Америке, населенной байкерами и хиппи, и попадаем в передряги. Быть может, «Беспечный ездок» – самый стильный фильм Нового Голливуда. Каждый кадр передает, какое удовольствие Джек Николсон, Питер Фонда и Деннис Хоппер получают от съемок. Фонда на байке, разукрашенном в цвета американского флага, – олицетворение шестидесятых. И эта музыка… Не фильм, а настоящий рок-н-ролл!

– Офигеть чё щас было! – Денис хлопнул меня по плечу и сел между мной и Колином. – Мне только что предложили место в футбольной академии!

Едва я успел его поздравить, как Денис перевел новость Колину.

– Congrats, mate! I knew it![5] – сказал Колин.

Остальные сидевшие за столом, услышав, что Денису предложили место в академии, встали со своих мест, подняли кружки и трижды хором прокричали:

– Dan! Dan! Dan!

Прошло столько лет, а я все никак не вспомню, видел ли хоть раз Дениса таким счастливым. Он сидел, гордо выпятив грудь и положив руку на спинку стула Колина. Время от времени подмигивал чирлидершам, а те в ответ краснели и звонко хихикали.

– Смотри, чё щас будет, – шепнул он мне и направился к их столу.

Он подошел к Эмме и пригласил ее танцевать. Музыкальный аппарат играл плейлист, составленный Квентином Тарантино. Сначала Денис схватил Эмму за талию, но с каждым па его руки опускались всё ниже и ниже, и Колин Барнз, который минуту назад восхищенно смотрел на своего товарища по команде, спрятал покрасневшее лицо в ладонях. Потом он встал, бросил на стол десять фунтов и был таков. Я представил, как он идет по набережной, поднимается на мост, разглядывает свой силуэт в воде, дробящейся лунным светом, а затем ныряет – в последний раз в жизни. Но нет, в понедельник Колин вновь пришел на урок английского, который, как обычно, начался с вопроса о том, когда мы наконец пройдем его любимого Оруэлла.

С Дэном мы встретились после занятий и вместе отправились на обед. В столовой давали какую-то примитивную дрянь – остывшую рыбу во фритюре и жареную картошку.

– Ты кетчунеза побольше клади: так вкуснее, – говорил Денис каждый раз, когда я ворчал на еду.

– Ну что, ты отцу звонил? – спросил я.

– Нет, сегодня позвоню, – ответил Денис. – Ссыкотно как-то, если честно.

– А что так?

– Да блин… я же в детстве на секцию ходил… ну помнишь, я говорил. Так вот, папа тогда сказал: «Молодец, но ставку делай на учебу». Я спрашиваю: «А вдруг футболистом стать захочу?»

– Погоди, ты же говорил, что он сам тоже на футболе повернут.

– Да в том-то и дело… Ему когда лет семнадцать было, он решил выебнуться и в воздухе ножницами пробить. Ну и приземлился на копчик. Операцию сделали, тьфу-тьфу-тьфу, все хорошо. – Денис трижды постучал по столу. – Но играть запретили.

– И что? С тех пор он ни разу мяч не пинал?

– Не, почему? Пробовал как-то, знаешь, на любительском уровне. Но ничего серьезного. А потом уже девяностые. Братки там, все дела. Я вылупился, уже не до футбола было.

– Странно. Если ему когда-то не повезло, почему он считает, что с тобой будет то же самое?

– И я о том же. Но он такой человек. – Денис тяжело вздохнул. – Сам меня на матчи таскал. У него еще привычка была – да она и сейчас есть: он, когда видит, что наши за мяч ухватиться не могут, начинает ногой трясти. Я потом узнал, почему он так нервничал всегда. Ставки делал. Не, мужик он классный. Просто параноик, и ничего с этим не поделаешь.

Я вспомнил своих предков и их причуды: отца, который каждый год устраивал ремонт, из-за чего половину детства я провел у бабушки с дедушкой, и маму, которая до моего тринадцатилетия боялась отпустить одного даже за хлебом. Мое детство прошло перед теликом. Я сидел на полу на расстоянии одного метра от экрана и познавал мир. До четвертого класса я думал, что почти все взрослые русские работают ментами, а американцы в большинстве своем извращенцы или агенты ФБР. В прайм-тайм бабушка с дедушкой вели ожесточенную борьбу за пульт, из-за чего я пришел к выводу, что вечерние новости – это многосерийная мыльная опера с бессменным главным героем.

– В позапрошлом году мы ездили на финал Лиги чемпионов, – продолжал Денис. – До матча зашли в музей «Реала», и там был такой типа стенд со списком прославленных игроков. Так он вкратце пересказал биографии почти всех легенд клуба! Я посмотрел на стенд: нигде не ошибся. Сам понимаешь, ни английского, ни испанского он не знает. Вот такой фанат. Прикинь.

– Прикинул, – ответил я. – Слушай, все равно поговори с ним. Раз он так любит футбол, чем бог не шутит. Вдруг оплатит академию. В конце концов, ты сам сказал: «Успех – это мечта, прошедшая испытания».

– Да, ты прав. Вечером наберу его.

Через два стола сидела Эмма, на лице ее было написано такое негодование, что казалось, будто поедание рыбы причиняет ей жутчайшую боль.

– Как с Эммой вчера?

– Ой, лучше не спрашивай. – Денис засмеялся. – Такая жесть! Проводил до общаги. Она говорит, что охрана меня не пропустит. А я такой типа: «Ну ок» – и пролез через окно. Она запаниковала, но я успокоил. Короче, лежим, сосемся, и я давай уже там мацать… Ну ты понял, в общем. А она ломаться начинает. «Give me some time, I need to think»[6]. А чё тут думать? Говорю: «Давай, чё ты!»

– Фига ты Данила Багров!

– Ага, хер там плавал, – вновь засмеялся Денис. – Слушай, чё дальше было. Вдруг слышу: кто-то в дверь ломится. Думаю: ну ежкин крот, кого угораздило. Оказывается – хаус пэрэнт[7]. В общем, выписали Эмме ворнинг[8], а меня за «спортивные заслуги» простили. Вот и вся история.

– Ну и хорошо, на самом деле. А то Колин вчера приуныл, когда ты Эмму танцевал. Ты бы его видел. Мне даже показалось, что он руки на себя наложит.

– Пусть не расстраивается. В конце концов, нельзя исключать, что это он нас сглазил. Колин – парень хороший, но любовь всех превращает в подонков… Ладно, давай доедай. Домахи на завтра дохерища! Hey, Emma!