Проверяю время на телефоне, десять минут до конца шестого урока, двадцать пять до начала третьего шага. Я готова на все сто, но от Елисея можно ожидать чего угодно. Он запросто может выйти из автобуса на ближайшей остановке и дождаться другого, только чтобы оказаться подальше от сумасшедших вроде меня.

Принимаюсь прокручивать план, чтобы не сойти с пути, как в прошлый раз, но поток мыслей прерывает телефонный звонок, и в этот момент даже солнце прячется за облаками. Больше нельзя ее игнорировать, придется ответить. Провожу пальцем по экрану и прижимаю телефон к уху:

– Привет, мам.

– Привет, – напряженно говорит она. – Ты не отвечаешь на звонки и не перезваниваешь уже четыре дня. Лана, так нельзя, я же волнуюсь.

Чувство вины сдавливает грудь, а в животе бурлит возмущение. Стискиваю мобильник и опускаю подбородок:

– Прости.

– Ничего, – вздыхает она, – я помню, что такое молодость. Учеба, друзья, о родителях думаешь в последнюю очередь, но я должна знать, что у тебя все хорошо.

– У меня все хорошо, – повторяю я механически.

– Лана…

– Честно! Все в порядке.

– Ты все еще злишься на меня?

Колючая дрожь пронзает правую руку, так и подначивая швырнуть телефон. Все, что мы пережили… до сих пор переживаем вместе с папой… все это…

– Лана, давай поговорим. Пожалуйста. Мы с твоим отцом…

– Я знаю! – выпаливаю резко. – Все знаю! И я пытаюсь понять тебя, правда, пытаюсь, но это трудно. И – да, я злюсь. Очень злюсь. Все разрушилось из-за тебя. Ты решила изменить свою жизнь, забыв, что она связана с нашими.

– Милая, все не так. Это решение было сложным и болезненным…

– Не для тебя.

– Неправда. Мне тоже было больно, но нам всем нужно это отпустить. Обещаю, все…

– …наладится, – с горечью заканчиваю я, и глаза застилает пелена слез. – У тебя ведь уже наладилось, верно?

– Почему ты на его стороне? – печально спрашивает мама. – Неужели я не заслуживаю поддержки?

– А я?! Я ее не заслуживаю?! Вы оба зациклились лишь на своих желаниях и проблемах, а как же я?!

Мама молчит. Поднимаю свободную руку к лицу и стираю со щек слезы.

– Мам, – я с трудом пересиливаю дрожь в голосе, – мне жаль. Жаль, что ты разлюбила папу, что пришлось разрушить нашу семью. Жаль, что… приходится говорить тебе все это. Ты хочешь быть счастливой, я не могу тебя судить, но я тоже хочу, и была, пока все это не случилось. Я злюсь на тебя, но это не значит, что не люблю. Надеюсь, вы с папой оба правы и скоро все наладится, но, пожалуйста, дай мне время все осознать и смириться, потому что сейчас тяжело не только вам.

– Малышка моя, – всхлипывает мама, разрывая сердце на части. – Я тоже тебя очень люблю. Ты самое дорогое, что у меня есть, но жизнь… она у нас одна, и иногда приходится переворачивать все с ног на голову, чтобы почувствовать ее в полной мере. Лана, я прошу тебя еще раз подумать о переезде. Мы могли бы вместе выбрать новую квартиру, документы на продажу старой почти готовы. Здесь есть чудесная частная школа с уклоном на иностранные языки и…

– Я не хочу менять школу, – отрезаю решительно.

– Хорошо. Я не настаиваю, но знай, что ты можешь сделать это в любой момент. Ты приедешь ко мне на осенних каникулах?

– Можно я не буду отвечать сейчас?

– Конечно, – тихо отзывается она. – Я хотела еще кое-что спросить…

Мне не нравится ее заминка, но я смиренно жду продолжения.

– Мне звонила тетя Вера и сказала, что Антон не вышел на работу после отпуска…

Антон? Антон… Она никогда не звала папу по имени. Муж, любимый, родной, как угодно, но не Антон. Вроде бы мелочь, но сейчас она раздувается до размера ядерной боеголовки, которая летит прямо мне в голову.

– Он приболел.

– Что-то серьезное? – Волнение в ее голосе вызывает новый приступ слез.

Глубоко вдыхаю через нос и отвечаю без лишних эмоций:

– Обычная простуда, скоро поправится. Тебе не нужно за него переживать.

– Лана, ты у меня уже такая взрослая, такая умница…

– Мне пора бежать, мам.

– Да, конечно. Если что-то понадобится, сразу звони мне, ладно?

– Хорошо. Пока.

Кладу трубку, часы на дисплее телефона отсчитывают минуты до приезда автобуса, а сердце отсчитывает удары до подрыва плотины. Может, стоит отменить операцию? Нет, ни за что! Я согласилась только потому, что эта авантюра должна помочь отвлечься, да и мое настроение отлично подходит для образа, который придумала Катя.

Напротив остановки тормозит большой синий автобус, поднимаюсь и медленно шагаю к распахнутой двери. Прости, Елисей, но сегодня пепси и «тетрадка» покажутся цветочками, потому что я приготовила для тебя целую корзинку ягодок.

Прохожу в заднюю часть салона, одиночное сиденье рядом с окном свободно. Сажусь лицом к широкому стеклу, кладу джинсовку на колени, а поверх бутылку воды. Елисей обычно заходит в автобус именно с этой стороны, надеюсь, и сегодня он не изменит привычке. Мотор рычит, дорожное полотно шелестит под колесами. Людей немного, это плюс: стайка младшеклашек из второй школы, взрослая женщина с бумажным веером в руках и дремлющий дедуля, но это только начало. Автобус подъезжает к следующей остановке, и я опускаю голову. Телефон оповещает о новом сообщении.

Командир Карпова: «Птичка в клетке»

Агент Гришковец: «Приступаю к шагу номер три»

Командир Карпова: «Удачи! *клевер*»

Медленно убираю телефон в рюкзак и поворачиваюсь к боковому стеклу, за которым проносятся здания и редкие тонкие деревья.

«Не забывай о естественности, удивление – твой главный козырь. Объект должен поверить, что ваши столкновения не иначе, как судьба, а ты должна убедить его, что находишься в не меньшем шоке. Он не сделает первый шаг, придется тебе подойти самостоятельно, и, чтобы не дать возможности тебя раскусить, прижми его к стенке быстрее, чем это сделает он. Лучшая защита, как говорится, – нападение», – слышу в голове последний наказ Кати.

Прижать Елисея к стенке? Заманчиво. Представляю его реакцию, если на полном серьезе подойти и навалиться на него всем телом. Наверняка он пробил бы стекло затылком и выпрыгнул из автобуса на полном ходу. Не будем травмировать парня, сделаем все аккуратно, но с эмоциональным напором.

Поднимаю голову, бросая небрежный взгляд вперед. Елисей стоит у поручня, прислонившись к нему спиной, и смотрит в пол. Поверх рубашки на плечах висит тонкий свитер, рукава которого завязаны на груди, широкие черные брюки едва достают до щиколоток, и вместе с серо-бежевыми кроссовками получается образ настоящего модного хулигана. Прямо сейчас можно фотографировать и загружать в «Пинтерест». В голове рождаются все новые и новые вопросы. Почему он такой колючий и отстраненный? Он действительно грустит или это только ширма? Может ли он быть веселым? Что его радует? Нравится ли ему кто-нибудь? Были ли у него девушки?

Время все тянется, еще одна остановка позади. Пассажиров становится вдвое больше, но Елисей так ни разу и не поднимает голову, даже не шевелится. Это плохо, совсем не по плану. Рядом со мной в проходе стоят две девочки лет девяти, а за ними тройка шумных мальчишек, без устали пинающих друг друга по ногам. Очень надеюсь, что не буду гореть в аду за это, и потихоньку протягиваю руку к косе одной из школьниц. Легкий рывок, и салон заполняет тонкий писк:

– Эй! Вы что?! Костя, это ты сделал? Ну я тебе…

– Я ничего не делал! Отстань!

Детская разборка привлекает внимание пассажиров, но я не могу проверить, заметил ли меня объект, чтобы не спалиться.

– Тише, ребята, не шумите, – в полный голос произношу я. – Девочки, садитесь на мое место.

Подхватываю бутылку, забрасываю джинсовку на плечо и поднимаюсь, пропуская девочек. Они обе с легкостью помещаются на сиденье и одаривают меня широкими улыбками. Будем считать, что я уже извинилась. Обхожу грузного мужчину, готовящегося к выходу, и хватаюсь за поручень рядом с Елисеем. Он поворачивает голову, приподнимая подбородок, гримаса непонимания расползается по его лицу.