– Как там рукопись? Когда ты уже дашь мне взглянуть?

Катя прячется за книгой, прислоняя ее ко лбу, и трясет головой:

– Никогда!

– Брось! Уверена, она замечательная.

Подруга медленно убирает «щит» и склоняет голову, глядя в одну точку:

– В ней нет ничего особенного. Я прочитала столько романов и фанфиков, что с уверенностью могу сказать – все классные истории уже написаны. Я пытаюсь придумать что-то свое, но… Это так трудно! Все уже есть. Такое чувство, что я подглядываю за великими людьми и краду их идеи.

– Ты слишком загоняешься. Просто напиши то, что в первую очередь будет нравиться тебе.

Катя яростно трясет книгой с обнимающейся парочкой на обложке перед моим лицом:

– Мне нравится это! Чтобы он бедовый бэд бой, а она милая добрая красотка, но не знает об этом. Чтобы сначала ненависть, а потом любовь до гроба.

– Гроб обязателен?

– Да!

– Хорошо. В чем тогда проблема?

– В том, что все это уже было. Тысячу миллионов раз!

– Да какая разница?! В любом случае, если это напишешь ты, то получится уникально. Знаешь, в чем главная проблема всех твоих книжных крашей и краших?

– Ну-ка, ну-ка? И в чем же?

– В том, что они книжные. Они живут в мире, где нет случайностей, где сюжет крутится только вокруг них и все происходящее ведет по заданному пути с известным финалом, в котором никакого выбора не будет. Только хеппи-энд, только хардкор.

Катя задумчиво стучит пальцами по губам и смотрит на книжные полки. Между ее бровями появляется тонкая, едва заметная складка, а дыхание замедляется. Она еще несколько мгновений витает в дымке размышлений и возвращается ко мне, сделав глубокий вдох.

– Вообще-то, у меня есть одна идея, – тихо говорит она, словно боится, что нас может услышать кто-то еще.

– Вдохновение вошло в чат. Называйте меня «ее величество Муза». Если что, я люблю банановый пломбир и соленую минералку. Это так, для подношений.

– Да-да, ты моя великая спасительница, целую твои пятки, – со смехом отмахивается Катя. – Я уже давно кое-что обдумываю, но пока не понимаю, как все это провернуть.

– И в чем суть?

– Я хочу проверить, насколько реальными могут быть книжные истории и работают ли их законы в жизни? Можно ли влюбить в себя плохого парня, если ты точная копия книжной героини?

– Нельзя, – усмехаюсь я.

– Но почему-у-у? Вдруг и правда сработает. Вдруг романы не врут.

– Шансы – один на количество звезд в Млечном Пути.

– Но они есть? – кривится Катя, выказывая пренебрежение к царице наук.

Шумно выдыхаю сквозь расслабленные губы и округляю глаза. Кажется, подруга поймала шизу.

– Разве тебе самой не интересно? – подначивает Катя. – Лана, я же тебя знаю. Вспомни, кто подбил одноклассников в прошлом году искать клад на заброшке? А кто в седьмом классе убедил всю школу, что в нашей реке живут карликовые акулы? Даже директор засомневался в своей адекватности.

– Я сама во все это верила!

– А в любовь что, не веришь?

– Погоди… ты на меня намекаешь? Я стану одной из подопытных?

– Ну не я же!

– Почему нет?

Катя прикладывает палец к подбородку, принимая позу великих мыслителей:

– Давай подумаем вместе. Ты стройная…

– Я вешу пятьдесят три килограмма.

– С ростом метр семьдесят! А еще ты милая…

– В каком месте?

– У тебя длинные волосы.

– Тоже мне достижение.

– Хорошее чувство юмора.

– Колобок повесился от моих шуток.

– Родители не следят за тобой двадцать четыре на семь.

Открываю рот, чтобы парировать, но горло обдает холодом. Крыть нечем.

– Лана, у тебя получится куда лучше, чем у меня. Парни не обращают на меня вни…

– Неправда! – тычу в нее пальцем. – Максим, Игорь…

– Они отличники! Им и палка понравилась бы, умей она держать книги. Это не наша категория. Сама подумай, десятый класс жутко скучный. До начала серьезной подготовки к экзаменам еще год, а так у нас будет свой личный веселый проект.

– Веселый? – с нескрываемым сомнением спрашиваю я.

Катя подбирается ближе и нависает надо мной. Теперь ее голова похожа на рыжий одуванчик, а давящий взгляд не дает сдвинуться с места. Она наклоняется все ниже, глаза становятся все шире. Пихаю ее в плечи и произношу громко:

– Ладно! Уговорила, маньячка!

– Ура! Зуб даю, это будет лучшее время в твоей жизни. Только представь, мы на пороге великого открытия!

– Или великого разочарования, но это определенно будет что-то интересное.

– Ланочка, если я когда-нибудь напишу бестселлер, обещаю, посвящу его тебе.

Восторг и радость в голосе подруги наполняют грудь мурчащим ощущением тепла, а предвкушение очередного приключения ударяет жаром в щеки. Искренняя улыбка касается губ, но ее беспощадно стирает хлопок входной двери.

– Катя! – гремит голос тети Ларисы.

Переглядываемся с подругой и одновременно вскакиваем с кровати. Катя прячет крекеры в шкаф, а я отточенным движением встряхиваю одеяло. Крошки сыплются на розово-серый ковер и тонут в пушистом ворсе. Садимся с Катей на край постели, выпрямив спины, и с замершими сердцами ждем появления родительницы. Тетя Лариса входит в комнату и останавливается в самом центре, сканируя пространство. Ее ноздри раздуваются при глубоком вдохе, взгляд скользит по лицу дочери, а после по моему.

– Света, ты еще здесь? Уже поздно.

– Мам… – жалобно протестует Катя.

– Папа немного задержался, и я ждала, пока он освободится, чтобы меня забрать, – оправдываюсь я бессовестной ложью. – Он звонил три минуты назад, скоро будет здесь.

– Хорошо, – кивает тетя Лариса и недовольно морщится. – Пахнет сыром. Вы принесли еду в комнату?

Чувствую, как подругу прошибает дрожь, и украдкой смотрю на покачивающиеся от легкого ветра занавески.

– Это с улицы, – быстро отвечаю я. – Кажется, кто-то из соседей сжег сырный попкорн.

– Катя, закрой окно и принеси увлажнитель. Не хватало, чтобы вся квартира провоняла.

– Да, мам, сейчас.

– Сейчас же!

Тетя Лариса круто разворачивается и выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Катя опускает подбородок к груди, и я беру ее за руку, нежно сжимая ладонь.

– Пронесло, – произношу шепотом.

– Почему она не может быть нормальной?

– Потому что нормальные родители – тоже выдумки писателей. Тут никакие эксперименты не нужны.

– Твои нормальные. Даже после развода…

Отнимаю ладонь и встаю, охваченная новой вспышкой тревоги:

– Лучше я пойду. Встретимся завтра в библиотеке.

– Я тебя провожу.

– Выход я и сама найду, а ты лучше займись увлажнителем и перепрячь крекеры. Не хочу, чтобы тебя наказали в начале четверти. У нас же теперь есть важное дело.

Тихо закрываю дверь, обтянутую бордовой кожей с ржавыми заклепками, уродливый желтый ключ тонет в тонкой замочной скважине и поворачивается со скрипом. Прислушиваюсь. Гортанный храп, доносящийся из глубины квартиры, заставляет скривиться. До сих пор не могу поверить, что все это действительно происходит. Вздохнув, запихиваю ключ в боковой карман пустого портфеля и шагаю к лестнице. Из открытого окна подъезда сочится утренняя свежесть. Последние летние деньки почему-то навевают печаль больше, чем обычно.

Спускаюсь по ступеням, отсчитывая от сорока двух до одного, и врываюсь в новый день. Солнечный свет бьет по воспаленным глазам, которые с трудом удалось раскрыть под настойчивое пение будильника. Надеваю темные очки и быстрым шагом выхожу на проспект. Путь к школе через центр длиннее на пятнадцать минут, но веселее. Замечаю белую пыльную иномарку и решаю, что сегодня цвет будет таким. Игра начинается. Одиннадцать белых автомобилей, три человека в белой одежде, пять букетов белых цветов в ларьке, мороженое в руках симпатичной молодой девушки. Итого двадцать белых предметов, а вот и школа.

За воротами у главного входа стайками кучкуются ребята. Никакой формы в «пробный день», только яркие футболки, потертые джинсы и короткие юбки. На лицах старшеклассников сонные улыбки, а оголенные участки кожи подкрашены загаром.