Пушистые облака иногда как будто черпали чуть воды и снова медленно поднимались вверх.
Залитую солнцем акваторию порта рассекали многочисленные торговые суда, а между ними шныряли мелкие шхуны и лодки. Блестело, как надраенное, солнце, блестели пенные складки Радужного моря, но ярче всего блестел янтарный перстень на левом безымянном пальце одного господина, что встал опершись о мраморные перила террасы богатого, нависающего над прибрежьем поместья.
Человек этот одет был в алые шоссы, кожаные туфли и тёмно-бордовый, как переспелая вишня, дублет. На голове – короткие кудрявые волосы, русые с рыжим отливом, пропитанные маслами, выбритые виски, уже начавшие седеть – в сорок-то лет. А может, они специально подкрашены, для важности. Под носом у него распустились ухоженные усы и маленькая козлиная бородка. Судя по всему, этот господин совсем недавно привёл в порядок растительность на лице, так как всё ещё по привычке тянулся к лицу, чтобы залихватски закрутить длиннющий ус. На пальце левой руки сиял на солнце красивый перстень с янтарём, внутри которого застыл москит. Правая его рука была в перчатке.
Имя этого господина – Вилле Ярви, он – один из графов-наместников одиннадцати вулгарских полуостровов вокруг Радужного моря, что в союзе восстали против власти столицы и развязали кровавую отделенческую войну. Ярви – наследный хозяин на юго-западном полуострове Ярва, названном так по имени его далёкого предка, первого управленца на этом клочке плодородной земли на юге так-то северного государства.
Земля Ярвы богата на флору и фауну, это самый тёплый кусок Халенгарда, здесь налажена прибыльная торговля со всей Вулгарией, а ещё, ранее, – со столицей. При всех достоинствах этой местности чужаку, наверное, трудно будет понять, для чего теплолюбивым знатным и не бедствующим купцам развязывать крупномасштабную войну со своими соплеменниками. Разве только верхушке знати совсем голову напекло. На деле же всему виной стали непосильные налоги со стороны Бретона, а также культурные различия жителей Вулгарии и остального севера.
Экономика на северо-востоке страны плачевна. Прорастали травой заброшенные торговые пути, катился к низу уровень жизни, население убывало, вымирали целыми сёлами. А на фоне всего этого – рост преступности, болезни и чёрная магия, как бич.
В попытке выжить ослабший север обложил припеваючи живущий юг зверскими налогами, чтобы по максимуму выдоить из купцов морей золото в казну. И южанам, сотню лет не участвовавшим ни в каких междоусобицах, это надоело. Обосновав кровным наследием своё право на земли Вулгарии и нежелание платить дань почти что чужеродным жителям гор, одиннадцать графов-наместников объявили об отделении, и не дожидаясь нападения, повели первыми войска в атаку, чтобы бои проходили не на их территории.
Право крови в данном вопросе спорный аргумент – с учётом, как куролесили в своё время давнишние правители полуостровов, в их наследники можно записать половину обитающего здесь народа. Но агрессивные действия графов-отделенцев сразу с корнем вырвали любую возможность мирно договориться, и теперь значительная часть Халенгарда стала территорией войны.
Глядя на плещущуюся воду, Вилле Ярви раздумывал, как же должен будет выглядеть герб Независимой Вулгарии, когда вся эта кровавая кутерьма закончится. На нём обязательно должны быть обозначены все одиннадцать полуостровов, а в центре – переливающаяся множеством цветов капля Радужного моря. Как же это изобразить? Может, как бутон с одиннадцатью лепестками? Нет, слишком банально. А может, одиннадцать капель, соединяющихся хвостами в одной точке? Хотя, если "хвостами", то, может, стоит изобразить полуострова в виде рыб…?
– Мастер Вилле? Мастер Вилле?!
– Тьфу ты…!
Ярви оторвался от прохладных перилл смотровой площадки, грациозно развернулся на каблуках и присел обратно за шахматный столик в тени виноградника. По щелчку пальцев его бокал вмиг наполнился вином. Сделав своё дело, полный и сладкоголосый паж в сандалиях и тоге вернулся на место напротив господина и их шахматный поединок продолжился.
Вилле зачерпнул крохотной ложечкой мёд из блюдца и закинул себе в рот вместе с ядрышком ореха, запил красным вином и блаженно откинулся в плетёном кресле.
– Мастер Вилле… вам – мат.
Мастера Вилле уже всего разморило от солнца и вина, он вяло поглядел на доску – на доске стояли пятнадцать чёрных фигур и один белый король.
– Вот незадача… – сквозь зевок пробормотал Вилле и коснулся пальцами вспотевшего лба. – А я вдруг понял: это дурацкая игра! – заявил. – Я-то думал, раз белые ходят первыми, значит, они и выигрывают… А весь последующий процесс – просто метафора, медитативное ожидание свой участи проигравшим, что выбрал неверную сторону…
К Ярви вновь вернулась бодрость, он встал из-за стола и, жестикулируя, снова пошёл к бортику.
– Что ж, славный птенчик мой Масли́н, ты не видишь всей образности произошедшего: эти твои шахматы – игра изначально варварская, а я не варвар. И потому я не обязан играть по правилам, ведь только из-за наличия каких-то дурацких правил я и проиграл. Правила – это рамки, а рамки – это несвобода. Вот окажись передо мной тот, кто эту игру придумал, я бы его обдурил и просто проткнул своим клинком, – он изобразил выпад, – и кто тогда победитель? Получается, я. А значит, игры все эти – разминка для ума тех, у кого ума и нет. Для меня это оскорбительное занятие.
– А ещё шайтанцы придумали астрономию, – отвечал Маслин. – Они объяснили ход звёзд, нашли причину приливов и отливов…
– И при этом они считают, что наши четыре луны – это глаза Шайтана, что вечно следит за тем, что мы творим по ночам…! Понять, что из себя представляют небесные тела и начать им поклоняться, словно юродивые калеки – толике снеди…! Нет, Маслин, так суждено: пока одни стоят на коленях перед неизвестностью, белый человек однажды достигнет, как по морю, каждой из лун…! – Вилле задохнулся от восторга, глядя, как плещутся сияющие волны. – Вот тогда зацветём! Покинем дряхлую спину немощного Дракона и – в космос…! Сея мир, процветание и рассудок…
Граф вновь развернулся на каблуках, словно в танце, и застыл. Его верный паж Маслин, служивший ему уже почти два месяца, после того, как, проверяя напиток хозяина, отравился предыдущий, уткнулся лицом в доску, разбросав фигуры. Со стола на землю капала кровь.
– Незадача, – констатировал Вилле и невольно присвистнул, почесав затылок.
Тело Маслина грохнулось наземь вместе с шахматным столиком.
Вилле не успел ничего предпринять, как над ним, в позе парящей птицы, возникла фигура в плаще с капюшоном и с двумя кинжалами в руках. Граф едва тут же не отправился к предкам, чтобы в кои-то веки уточнить различные вопросы касательно наместничества, но был спасён кем-то, заслонившим его шею секирой.
Удар убийцы пришёлся на сталь. Раздался режущий слух звон. Возле лица зажмурившегося от страха Вилле пролетела одинокая раскалённая искра. Убийца сделал сальто назад и мягко приземлился пальцами ног на бок упавшего столика из виноградной лозы. Он огляделся. Лицо нападавшего скрывали капюшон и повязка. Его окружили пятнадцать рыцарей в чёрных доспехах.
Среди них был высокий доблестный седовласый воин в толстых, непробиваемых латах, вылитый брат-близнец короля Халенгарда Вельмира. Рядом с ним стояла женщина-воин, ещё выше на полголовы, ещё более воинственная и даже свирепая на вид. Ещё в этом странном отряде были два воина с топорами в столь многослойной броне, что в ней они напоминали две крепостные башни, отбивающиеся во время осады; два воина в доспехах на южный манер, в шлемах в виде слоновьих голов; два чёрных всадника на таких же чёрных, как могильный мрамор, конях, со щитами и копьями; а также – семь пехотинцев-голодранцев, выставивших вперёд себя чуть ли не тренировочные деревянные мечи, и одетые в дырявое тряпьё. Все они – ожившие и увеличившиеся выше человеческой роста шахматные фигуры с упавшей наземь доски.
Оценив ситуацию, убийца вскочил вверх, почти что взлетел. Что-то сверкнуло в воздухе. Двое пешек рухнули мёртвыми – у каждого из шеи торчал метательный нож, а из горла фонтаном била кровь. Убийца мягко, как кошка, приземлился на перила балкончика и тут же успел увернуться от брошенного в него тяжёлого копья конного всадника. Чёрный король ударил тяжеловесным мечом по перилам балкона, но юркий убийца успел ускользнуть, во все стороны разлетелся разбитый ударом мрамор. Неизвестный в накидке запрыгнул на одного из всадников, и тут же прыгнул дальше, в то время как голова всадника взлетела высоко в воздух, плюхнулась за ограду и, грохоча шлемом, покатилась к морю.
